Заморский тайник - Страница 1

© Тамоников А.А., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

У профессора-историка Леонтия Кузьмича Матвеева было увлечение – он коллекционировал предметы старины. Впрочем, увлечение – это было словом приблизительным и неточным. Страсть – вот самое точное слово! Да-да, именно так – страсть! Леонтий Кузьмич был страстным коллекционером. Он коллекционировал предметы старины.

Вообще-то, предметы старины – это весьма растяжимое, образное и многогранное понятие. Предметом старины можно назвать любую вещицу или даже фрагмент вещицы – какой-нибудь черепок от древнего сосуда, или, скажем, обломок такого же древнего меча, или что-то иное в этом роде. И это будет правильно: если найденному черепку или обломку меча много сотен лет, то они и есть предметы старины.

Но ни черепки, ни мечи, ни какие-нибудь ветхие манускрипты Леонтия Кузьмича не интересовали. То есть, конечно, они его интересовали – как свидетельства исторических эпох. Они его интересовали в профессиональном плане – как-никак Леонтий Кузьмич был профессором-историком. Но трепетной страсти они в нем не вызывали.

Такую страсть в нем вызывали совсем другие предметы старины – а именно все, что так или иначе было связано с религией. Причем неважно, какая это была религия – старообрядчество, православие, да хоть даже всевозможные языческие игрища и ритуалы! Профессор Матвеев не был верующим человеком, и потому древние раритеты не вызывали в нем трепетных душевных чувств. Хотя все же вызывали. Да-да, конечно же, вызывали! Но к религии и вере эти чувства не имели никакого отношения. Он был коллекционером и испытывал к предметам, которые собирал, чувства собственника, прекрасно осознающего, что ни у кого больше таких предметов нет и быть не может. Возможно, кому-то такие чувства будут непонятны, но в этом случае тот, кому они непонятны, – никакой не коллекционер. А вот истинный коллекционер-собиратель прекрасно поймет чувства профессора Матвеева и разделит его душевный трепет.

При всем при том Леонтий Кузьмич не имел, можно сказать, прямого отношения к древним векам и эпохам. Он хоть и был профессором-историком, но изучал эпохи, гораздо более приближенные к современности. В этих эпохах не было уже раритетов, коими так интересовался профессор Матвеев. Там были совсем другие ценности, и они не вызывали у профессора душевного трепета, и коллекционировать их ему не хотелось. Он их изучал, не испытывая к ним никаких волнительных чувств. Да, это, наверно, шло вразрез с элементарной логикой, но при чем тут логика, когда речь идет о страсти? Страсть – она не имеет с логикой ничего общего, она живет по своим правилам и законам.

За всю свою сознательную жизнь – начиная от студенческих лет и заканчивая нынешним возрастом – Леонтий Кузьмич добыл множество самых разнообразных артефактов. Тут были и небольшие фрагменты, и целые вещи. Некоторые из предметов профессор реставрировал, причем делал это самолично, не доверяя этой тонкой работы никому, даже известнейшим реставраторам. И не потому, что он опасался за сохранность своих сокровищ. Наоборот, он рассказывал о них многим людям и довольно часто устраивал своего рода выставки, где выступал в роли экскурсовода. Разумеется, кого попало на эти выставки он не приглашал, а все больше людей, понимающих толк в старине и красоте. Ему нравилось видеть удивленные лица посетителей и слышать их восхищенные голоса. О профессоре и его коллекции даже писали в газетах. Все это наполняло душу профессора радостью и гордостью.

Ну, а что касается реставрирования, то Леонтию Кузьмичу просто нравилось заниматься этим делом. И он это умел. А если тебе нравится и ты это умеешь, то зачем приглашать кого-то другого?

Жил профессор вместе с семьей в Москве, у него в столице была квартира – просторная и с множеством комнат. Но все равно – хранить в квартире раритеты было делом непростым, если не сказать невозможным. Во-первых, раритетов было много, и некоторые из них были довольно-таки громоздкими. И потому в городской квартире, даже просторной, все их вместить было просто невозможно. А во-вторых, некоторым раритетам необходимы были специальные условия для их сохранности: определенная температура, освещенность – чтобы было не очень темно, не слишком ярко, ну и тому подобные важные условия. Понятно, что в городской квартире соблюсти все эти условия не было никакой возможности. Поэтому все свои богатства профессор хранил на даче. Дача у него была за городом, но при этом от самого города недалеко, так что добраться до нее можно было за каких-то полчаса. Это, конечно, если ехать на машине, а машина у Леонтия Кузьмича имелась – «Волга». Дача была двухэтажной, и это было замечательно. Почти весь второй этаж профессор отвел под своеобразный выставочный зал для своих раритетов. Конечно, даже там они вмещались едва-едва, но пока что вмещались.

Леонтий Кузьмич не опасался, что с его сокровищами может случиться какая-нибудь беда – допустим, кто-то может их украсть. Об этом он даже не думал. Во-первых, коллекция хранилась на даче уже много лет, и ни разу еще не случалось какой-нибудь пропажи. Никто из посторонних даже не приближался к даче, а не то чтобы пытался проникнуть внутрь. Во-вторых, профессор оборудовал дачу сигнализацией. Ну и в-третьих – он нанял специального человека, иначе говоря, прислугу.

Профессорский оклад и гонорары от публикуемых книг позволяли Леонтию Кузьмичу такую несоциалистическую вольность, как прислуга. Человек этот был проверенным, с рекомендательными письмами, что и понятно – первого попавшегося профессор у себя на даче не поселил бы. А этот человек жил именно на даче, в небольшом флигеле. Причем круглогодично. Семьи у него по какой-то причине не было, а почему – Леонтий Кузьмич не интересовался, так как считал такое любопытство неэтичным. Для профессора гораздо важнее было то, что этот человек – не пьющий, спокойный, к тому же мастер на все руки. Он был и садовником, и дворником, и электриком, и слесарем-водопроводчиком, и штукатурить умел, и плотничать, и, наверно, обладал какими-то другими познаниями и умениями. Но главной его обязанностью было сторожить дачу, а пуще всего – выставочную галерею на втором этаже.

Человека этого звали Федором Кузнецовым. Жил он на профессорской даче вот уже почти четыре года, и за все это время не случалось ни единого казуса или какого-либо недоразумения. Все на даче было в порядке, сокровища на втором этаже – в целости и сохранности, а что еще надо?

Как Леонтий Кузьмич добывал свои богатства, в каких местах и какими способами? Можно сказать, по-разному. Или, иными словами, все это было делом случая. И при этом – никакой противоправной деятельности, никакого криминала! Ничего подобного профессор себе позволить не мог. Он был известной в городе и даже во всей стране личностью, уважаемым человеком, у него было имя, был авторитет – какие уж тут вольности с законом? Да он и склонен-то не был ни к какому криминалу!

Словом, все было чинно и гладко. Какую-то часть раритетов Леонтий Кузьмич добывал на раскопках древних курганов и городищ. Он очень любил вместе со студентами ездить на такие раскопки – в первую очередь именно потому, что там можно было разжиться какой-нибудь необычной древней вещицей или хотя бы ее частицей. О, разумеется, он прекрасно знал: все, что хранится в земных недрах, есть собственность государства, и потому самовольное присвоение какого-нибудь раритета – это преступление. Но все дело было в том, что зачастую государству найденные при раскопках черепки, железки, камешки, а то и какие-то вещи в относительной сохранности были просто не нужны. А Леонтию Кузьмичу нужны. Государство не видело в них никакой особой ценности, а Леонтий Кузьмич видел. И он забирал себе то, что не нужно было государству. Какое тут преступление, в чем здесь криминал?