Замок лорда Валентина - Страница 283

Не пойду, подумал Валентин. Я передал свою корону, и теперь кто-то другой имеет право на титул «лорд» перед именем, а Замок теперь будет Замком лорда Хиссуна, если он сможет туда вернуться. Но я не собираюсь хоронить себя в подземелье.

На палубу вышла Карабелла:

— Эйзенхарт просил передать, мой лорд, что мы подойдем к Пилиплоку через двенадцать часов, если ветер не переменится.

— Никакого «мой лорд»,— заявил Валентин.

Она усмехнулась.

— Никак не запомню, ваше величество.

— Я тоже. Но кое-что изменилось.

— А хоть бы и так. Мне что, нельзя называть тебя «моим лордом», даже когда мы вдвоем? Ты для меня так и остался моим лордом.

— Да ну? А что, если я прикажу тебе вместо слуги налить мне вина и принести башмаки?

— Ты же понимаешь, Валентин, что я имею в виду другое.

— Тогда называй меня Валентином, а не «моим лордом». Я был твоим королем, а теперь я твой император, но я никогда не был твоим хозяином. Я надеялся, что в этом мы достигли взаимопонимания.

— Пожалуй, достигли… ваше величество.

Она рассмеялась, и он рассмеялся вслед за ней, а потом обнял и прижал к себе.

— Я часто говорил тебе, что чувствую некоторое сожаление, даже вину, за то, что вырвал тебя из свободной жонглерской жизни и заменил ее тяжкими обязанностями Замковой горы. А ты мне часто отвечала: «Нет-нет, какая чепуха, жалеть не о чем, я сама, по своей воле, пришла к тебе».

— Я не кривила душой, мой лорд.

— Но теперь я — понтифекс… клянусь Повелительницей, я произношу эти слова, а они звучат так, будто я разговариваю на другом языке! Я понтифекс, я в самом деле понтифекс, и снова чувствую, будто опять должен лишить тебя радостей жизни.

— Почему, Валентин? Разве понтифекс должен отказаться от жены? Что-то я не слышала про такой обычай!

— Понтифекс должен жить в Лабиринте, Карабелла.

— Опять ты о том же!

— Да, я все время о том думаю. Если я буду жить в Лабиринте и тебе придется там жить, как я могу просить тебя об этом?

— А ты меня просишь?

— Ты же знаешь, что я не хочу расставаться с тобой.

— И я с тобой, мой лорд. Но мы пока не в Лабиринте, и мне кажется, что ты туда не собираешься.

— А что, если придется, Карабелла?

— Кто посмеет сказать «придется» понтифексу?

Он покачал головой.

— А что, если мне придется? Ты прекрасно знаешь, как я не люблю Лабиринт. Но если меня обяжут, в государственных интересах, если я столкнусь с абсолютной необходимостью такого поступка — а я молю Божество, чтобы подобного не произошло,— но если и впрямь наступит время, когда логика государственных интересов вынудит меня спуститься в эти пещеры…

— Тогда я отправлюсь с вами, мой лорд.

— И оставишь ласковый ветер, яркие солнечные дни, море, леса и горы?

— Но ты ведь наверняка найдешь предлог, чтобы время от времени выходить на поверхность, даже если сочтешь необходимым там поселиться.

— А если нет?

— Вас занимают заботы далекого будущего, мой лорд. Мир в опасности; тебе предстоит свершить великие дела, и никто не будет загонять тебя в Лабиринт, пока ты их не свершишь; потом у нас будет время думать, где нам жить и как. Разве не так, мой лорд?

Валентин кивнул.

— Да, действительно. Я сам преумножаю свои печали самым глупым образом.

— Но я тебе вот что скажу, и давай больше не будем к этому возвращаться: если ты найдешь какой-нибудь достойный способ навсегда избежать Лабиринта, я только порадуюсь, но если ты должен будешь туда спуститься, я отправлюсь с тобой и никогда не передумаю. Неужели ты считаешь, что, когда корональ брал меня в жены, я не понимала, что в один прекрасный день лорд Валентин станет понтифексом Валентином? Раз я приняла тебя, значит, приняла и Лабиринт, так же, как и вы, мой лорд, приняли Лабиринт, приняв корону, которую носил ваш брат. Так что давайте больше не будем, мой лорд.

— Ваше величество,— поправил Валентин. Он опять обнял ее за плечи и легонько поцеловал в губы,— Я обещаю тебе никогда больше не ворчать по поводу Лабиринта, а ты обещай называть меня настоящим титулом.

— Да, ваше величество. Да, ваше величество. Да, ваше величество!

И она, широко размахивая руками, изобразила чудной приветственный жест, карикатуру на эмблему Лабиринта.

Через некоторое время Карабелла спустилась вниз. Валентин остался на палубе и стал обозревать горизонт в подзорную трубу.

Он пытался представить, какой прием ожидает его в свободной республике Пилиплок.

Едва ли можно назвать кого-нибудь, кто не пытался отговорить его от этой поездки. Слит, Тунигорн, Карабелла, Хиссун — все они в один голос напоминали ему о риске, о неопределенности. Обезумевший Пилиплок способен на все — даже захватить его и держать заложником в качестве гарантии своей независимости. «Тот, кто вступает в Пилоплок,— сказала Карабелла, точно так же, как и шесть месяцев назад в Пиурифэйне,— должен войти туда во главе армии, а у вас нет армии, мой лорд!»

Хиссун приводил похожие доводы. «На Замковой горе было решено,— говорил он,— что, когда будут организованы новые армии, войска на Пилиплок поведет корональ, а понтифекс будет осуществлять общее стратегическое руководство на безопасном удалении».

— Войска против Пилиплока не требуется,— заявил Валентин.

— Простите, ваше величество?

— Во время войны за реставрацию я приобрел значительный опыт в умиротворении мятежников без кровопролития. Если в Пилиплок отправишься ты — новый корональ, неопытный и никому неизвестный, с солдатами,— это наверняка побудит их к сопротивлению. Ну а если появится сам понтифекс — кто сможет припомнить, чтобы понтифекс являлся в Пилиплок? — они будут потрясены, присмиреют и не посмеют поднять руку на него, даже если он прибудет туда в одиночку.

Хиссун и продолжал спорить, но Валентину в итоге удалось его переубедить. Другого способа не было. Валентин понимал: только что вступив в должность понтифекса и передав светскую власть короналя молодому человеку, он не должен был полностью устраняться от дел, как можно было бы ожидать. Валентин начинал осознавать, что от власти так просто не отказываются даже те, кто не слишком к ней стремился.

Но дело вовсе не в соперничестве за власть: суть проблемы состояла в том, чтобы предотвратить кровопролитие там, где в нем не было нужды. Хиссун откровенно не верил в возможность мирного возвращения Пилиплока; Валентин же рвался доказать, что такое вполне выполнимо. Назовем это частью обучения нового короналя искусству управления, подумал Валентин. А если не получится… что ж, тогда урок будет мне.

Утром, когда над темным устьем огромной реки Зимр показался Пилиплок, Валентин приказал построить флот двумя крыльями, расположив флагманский корабль «Леди Тиин» по центру. А сам, облаченный в пышные одежды понтифекса алых и красных цветов, приготовленные перед отплытием с Острова, расположился в носовой части судна, чтобы жители Пилиплока могли ясно видеть его при подходе королевского флота.

— Опять они высылают нам навстречу суда охотников на драконов,— заметил Слит.

Да. Так же как и в прошлый раз, когда Валентин посещал Пилиплок в качестве короналя в начале великой процессии по Зимроэлю, навстречу ему вышла флотилия из драконобойных судов. Но в тот раз на их флагштоках трепыхались яркие зелено-золотые флаги короналя и его приветствовали веселыми звуками фанфар и барабанов. Теперь же Валентин увидел совсем другой флаг — желтый с пересекающей его малиновой полосой, такой же мрачный и зловещий, как и сами суда с остроконечными хвостами. То наверняка был флаг свободной республики, которой считал себя Пилиплок; да и флотилия выслана навстречу не для дружеских приветствий.

Великий адмирал Эйзенхарт тревожно оглянулся на Валентина. Показав на рупор, который держал в руке, он спросил:

— Следует ли мне призвать их подчиниться и сопроводить нас в порт, ваше величество? — Но понтифекс лишь улыбнулся и жестом призвал его к спокойствию.

От флотилии отделился самый могучий корабль, громадина с устрашающей клыкастой фигурой на носу и причудливыми трехконечными мачтами. Он приблизился к «Леди Тиин». Валентин узнал корабль Гуидраг, старейшины капитанов: а вот и она сама на палубе, могучая женщина-скандар, кричащая в рупор: