Замок лорда Валентина - Страница 16
— Мы останемся ночевать здесь,— прошептала Карабелла.— В эту ночь нас никто не потревожит.
Она погладила его лоб, убрала с глаз прядь мягких желтых волос и легонько поцеловала в кончик носа. Она была ласкова и игрива, как котенок, владевшее ею темное возбуждение ушло, сгорело в пламени страсти. Валентин был потрясен, оглушен и растерян. Он пережил внезапный, острый экстаз, и в миг этого экстаза будто заглянул через ворота ярчайшего света в таинственную область без цвета, формы и субстанции, едва успел замереть на самом краю этого неведомого — и его резко отбросило назад, в реальный мир.
Он не мог говорить, не было подходящих слов. Карабелла, видимо, чувствовала его состояние и тоже молчала, только обнимала его, нежно покачивала, положив его голову к себе на грудь, и тихонько напевала. В тепле ночи он незаметно для себя заснул. И вновь к нему явились сны-образы, грубые и страшные.
Он опять очутился на знакомой унылой пурпурной равнине. Те же насмешливые лица смотрели на него с багрового неба, но на этот раз он был не один. Перед ним маячило темное лицо, и чье-то присутствие физически давило на него. В недобром сиянии янтарного солнца Валентин не мог разглядеть черты этого лица, но знал, что это его брат. Где-то звучала печальная, тихая музыка, в которой слышалось рыдание. Значит, сон был опасный, угрожающий, смертельный.
Двое мужчин сошлись в страшной дуэли, из которой только один должен выйти живым.
— Брат! — закричал Валентин в ужасе и смятении.— Нет! — Он дергался и извивался и как бы плыл по поверхности сна. На миг ему даже удалось воспарить над ней. Но то, чему обучали с рождения, засело в нем слишком глубоко: он знал, что никому не позволено спасаться бегством от снов или в испуге отбрасывать их от себя; он должен полностью входить в них и подчиняться их приказам. Во сне он встречается с немыслимым, и уклониться от этого означает противопоставить себя сну и погибнуть наяву.
Усилием воли Валентин вновь вернул себя на зыбкую границу между сном и бодрствованием и опять почувствовал злобное присутствие брата-врага. Оба были вооружены, но не одинаково: Валентин держал в руке плохонькую рапиру, его брат — массивную саблю. Со всей своей ловкостью и проворством Валентин отчаянно пытался найти рапирой брешь в защите брата, но это было невозможно. Тот все время парировал его уколы медленными, тяжелыми ударами. Слабое лезвие Валентина отскакивало в сторону и неумолимо тянуло его самого назад по грубой, изрытой земле. Над головой кружились стервятники. С неба лилась клекочущая песня смерти. Скоро должна пролиться кровь, и жизнь вернется к Источнику. Шаг за шагом Валентин отступал, зная, что позади овраг и скоро дальше отступать будет некуда. Рука его болела, глаза слезились от напряжения, во рту скрипел песок, силы были на исходе. Назад… назад…
— Брат! — в отчаянии крикнул он.— Во имя Божества…
Ответом на его мольбу были грубый смех и непристойная ругань. Сабля взвилась и опустилась. Валентин выставил свое оружие. Тело его онемело, он задрожал, когда раздался скрежет металла, и его легкая рапира переломилась. В ту же минуту он попал ногой в торчащую из песка корягу и тяжело упал на землю в переплетенные колючие ветки. Гигантский человек с саблей встал над ним, заслонив солнце и закрыв собой небо. Песня смерти зазвучала убийственно визгливо, стервятники устремились вниз.
Спящий Валентин стонал и вздрагивал. Он повернулся и прижался к Карабелле, набираясь от нее тепла, потому что его окутал страшный холод смертельного сна. Так легко было бы проснуться, уйти от ужаса этих образов, выплыть в безопасность на берега сознания. Но нет. Подчиняясь правилу, он снова и снова бросал себя в кошмар. Огромный человек захохотал. Сабля поднялась. Мир вокруг упавшего тела Валентина качался и рушился. Он направил свой дух к Повелительнице Снов и ждал смертельного удара. Но удар сабли оказался неловким и неудачным: оружие его брата с глухим стуком вонзилось глубоко в песок. Сон тут же изменился. Валентин не слышал больше пронзительной песни смерти, все перевернулось. В него неожиданно влились потоки энергии, и он вскочил на ноги. Брат рывками пытался выдернуть саблю, но Валентин каблуком загнал ее еще глубже и бросился на противника с голыми руками. Теперь уже Валентин одерживал победу, а испуганный брат, отступая под градом ударов, упал на колени и, качая окровавленной головой из стороны в сторону, рычал, как раненый медведь. Он принимал удары, не пытаясь защищаться, и только бормотал: «Брат… брат…», когда Валентин опрокинул его на песок. Он лежал неподвижно у ног вышедшего победителем в борьбе Валентина. «Пусть скорее настанет утро и освободит меня от сна»,— молился он. Было еще темно. Валентин опустил руки и вздрогнул. Безумные образы, разрозненные, но впечатляющие, проплывали в его смятенном мозгу.
Карабелла задумчиво смотрела на него.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Я видел сон.
— Ты три раза кричал. Я подумала, что тебе надо проснуться. Тяжелый сон?
— Да.
— А как ты сейчас?
— Растерян, ошеломлен.
— Расскажи мне свой сон.
Это была очень интимная просьба. Но разве они не любовники? Разве они не вместе ушли в мир сна, как партнеры в ночных поисках?
— Я видел, что дрался со своим братом,— хрипло ответил он.— Мы сражались на шпагах в жаркой голой пустыне, и он уже готов был убить меня, но в последнюю минуту я поднялся с земли и… и убил его голыми руками.
Ее глаза горели в темноте, как у зверя.
— Ты всегда видишь такие жестокие сны? — спустя мгновение спросила Карабелла.
— Не думаю. Но…
— Да?
— Дело не только в насилии. Карабелла, у меня нет брата!
Она засмеялась:
— А ты хочешь, чтобы во сне все было, как наяву? Валентин, Валентин, где ты учился? В снах истина всегда спрятана очень глубоко. Брат в твоем сне может быть кем угодно или никем: Залзаном Каволом, Слитом, твоим отцом, лордом Валентином, понтифексом Тиеверасом, Шанамиром или даже мной.
Ты же знаешь, что сны, кроме специально посланных, все преобразуют.
— Знаю. Но что означает этот сон, Карабелла? Дуэль с братом… почти убит им… и вдруг убил его…
— Ты хочешь, чтобы я истолковала твой сон за тебя? — удивилась она.
— Он для меня ничего не означает, кроме страха и тайны.
— Да, тебе было очень страшно. Ты обливался потом и несколько раз кричал. Но мучительные сны всегда являются наиболее вещими. Растолкуй его сам.
— У меня нет брата…
— Я же сказала тебе, это неважно.
— Что же, я воюю против самого себя? Не понимаю. И врагов у меня нет.
— Может, твой отец? — намекнула она.
Валентин задумался. Отец? Он попытался представить себе лицо, которое могло бы принадлежать человеку с саблей, но не смог.
— Я не помню его.
— Он умер, когда ты был маленьким?
— Наверное.
Валентин покачал головой и почувствовал, как в висках у него застучало.
— Не помню. Я вижу высокого человека с темной бородой, темноглазого…
— Как его звали? Когда он умер?
Валентин вновь покачал головой.
Карабелла наклонилась, взяла его за руки и тихо спросила:
— Где ты родился?
— На востоке.
— Да, ты говорил. Но где, в каком городе, в какой провинции?
— В Ни-мойе? — вопросительно произнес Валентин.
— Ты спрашиваешь или отвечаешь?
— В Ни-мойе,— повторил он,— Большой дом, сад, неподалеку река. Да, я вижу себя там, купаюсь в реке, охочусь в герцогском лесу. Может, я видел это во сне? Или читал что-то такое, или мне рассказывали?
— Как зовут твою мать?
Он открыл было рот, но промолчал.
— Она тоже умерла молодой?
— Галиара,— неуверенно сказал он.— Да, Галиара.
— Приятное имя. Расскажи, как она выглядела.
— Она… Она была…— Он запнулся.— Золотые волосы, как у меня, гладкая свежая кожа, глаза… ее голос… Это так трудно, Карабелла.
— Ты дрожишь.
— Да.
— Иди сюда.
Она притянула его к себе. Она была много меньше его, но казалась сейчас гораздо сильнее, и рядом с ней ему было так уютно.