Заместитель (ЛП) - Страница 89
— Эх, если б можно было то же самое делать на деловых встречах, — вздохнул Конрад, заставив нас рассмеяться.
— Как я уже сказала Гунтраму, герцог, у меня есть для него чек за проданные рисунки, но он не знает, что с ним делать.
— Зовите меня Конрадом. Поверьте мне, я знаю, что делают с чеками, — сказал он с удовлетворенной улыбкой, беря у нее чашку с чаем.
— А меня — Лусианой. Мой покупатель хотел бы лично встретиться с Гунтрамом. Его дом здесь поблизости, и я могу организовать встречу, так как он сейчас в Лондоне.
— Боюсь, мне придется отказать, дорогая Лусиана. Гунтрам все еще не до конца оправился от одного неприятного эпизода, и ему противопоказаны стрессы.
Его вежливый тон контрастировал с суровым выражением лица. Эй, я все еще здесь, и это меня пригласили!
— Это займет всего несколько минут, Конрад. Он очень занятый человек, но он без ума от рисунков Гунтрама, — упрашивала Лусиана, хлопая ресницами.
Я бы без проблем с ним встретился, но, похоже, это не мне решать.
— Обломов не из нашего круга, и я не хочу, чтобы Гунтрам общался с такими людьми. Мне совершенно не нравятся эти богатые новые русские. Если он хочет посмотреть на Гунтрама, пусть приходит на ежегодную благотворительную выставку учеников Остермана в Цюрихе. Я скажу секретарю, чтобы она прислала информацию о ней вашему мужу.
Женские уловки на Конрада не действовали. Я почувствовал необходимость высказаться.
— Лусиана, я же не такой хороший продавец, как ты. Вдруг я разину рот от удивления и скажу что-нибудь вроде «Сколько-сколько вы заплатили? Да она вас ограбила!»
— Поняла твою мысль, Гунтрам. Если ты так упорно намерен пустить все мои усилия за последний год коту под хвост, я могу держать тебя подальше от клиентов и сконцентрируюсь на других лицах, которые захотят приобрести что-нибудь твое. Еще я продала по более низкой цене все, от чего он отказался.
— Ты прекрасный коммерсант, но, пожалуйста, Лусиана, не переусердствуй.
— Ерунда, Гунтрам. У тебя неверное представление о ценах. Сумка от хорошего дизайнера сейчас стоит дороже, чем твои рисунки. Но разница между ними в том, что стоимость сумки падает вдвое, как только она покидает пределы магазина, а твои работы не дешевеют, а если ты становишься известным, то дорожают. Если я скажу: «рисунок стоит 100 фунтов», это будет нелепо. Давай так: ты рисуешь, я — продаю.
— Я рад, что кто-то еще объяснил тебе, как на самом деле обстоят дела, — торжествующе прокомментировал Конрад.
«Да хоть лопни от самодовольства! Не собираюсь тебе потакать», — подумал я, сосредоточившись на своем сэндвиче с огурцом; сейчас я убедился, что эти самые сэндвичи действительно имеют сакральное значение, как в пьесах Оскара Уальда, которыми нас мучили в школе.
— Ты собираешься выставляться? — спросил Хуан, к счастью меняя тему разговора.
— Первый раз об этом слышу, — хмыкнул я.
— Это не совсем выставка. Последние десять лет мой фонд организует художественный показ для учеников Остермана, и их работы продаются на аукционе беднягам вроде меня, которым приходится на нем присутствовать. Я предпочитаю называть это генеральной уборкой Остерманна. Дело в том, что в основном его ученики — это жены высокопоставленных людей, и он решил, что продавать их работы на благотворительном аукционе — отличная идея. Таким образом он освобождает свою студию, дамы получают возможность увидеть свои творенья в красиво оформленном каталоге, а их мужья платят. Организует все это моя кузина Гертруда, поскольку Остерманн — основной консультант-искусствовед банка, — объяснял нам Конрад. — Он сказал мне, что хотел бы включить в экспозицию несколько работ Гунтрама, чтобы посмотреть, не удастся ли получить больше денег от аукциона. В прошлом году был полный провал — в среднем мы получили примерно по 9 000 швейцарских франков за каждую картину. Остерманн надеется, что если работы Гунтрама купят за хорошие деньги, то мужья заплатят за работы своих жен больше — для равновесия.
— Это не чересчур? — спросил я Конрада. — Все-таки они — жены твоих друзей.
— И твои соученицы, — заявил он.
— Стать известным в высших кругах — очень хороший старт для тебя. Я начинаю думать, что продешевила.
— Лусиана, даже 9 000 швейцарских франков — это огромные деньги! Отец Патрисио может целый месяц кормить на эти деньги три сотни людей, — шокировано возразил я.
— Так что, Гунтрам, попытайся заработать в этом году тридцать тысяч франков для благотворительности. Подумай, этого хватит обеспечить питание людям на три месяца. А твои друзья по студии будут более чем счастливы, если их работы оценят дороже дамских сумок. Спроси Гертруду, что она собирается делать с деньгами. Если это успокоит твою совесть, ты не увидишь ни цента из заработанного.
Да, он прав. Но всё-таки было бы неплохо предупреждать меня о таких вещах заранее.
Примечания переводчика
Мишленовский человечек — эмблема французской компании Мишлен, производящей шины.
** Густав II Адольф — король Швеции (XVII век), принимал участие в Тридцатилетней войне.
*** Международная корпорация Сотбис занимается в том числе и риэлторской деятельностью в сегменте элитной недвижимости.
========== "8" ==========
31 декабря 2002 года
Вчера Конрад срочно отбыл в свой офис в Цюрихе, пообещав, что вернется сегодня вечером. Взять меня с собой он категорически отказался:
— Нет, ты на каникулах, а мне придется напряженно работать, чтобы разгрести завалы.
Сейчас час ночи первого января. Я совершенно один. На улице только что отгремел салют, а я сижу, уткнувшись в лэптоп. Тоска… Я-то надеялся, что он вернется к полуночи.
С Новым Годом, Гунтрам!
Наверное, я неблагодарный: до девяти вечера меня развлекал Хайндрик. Но потом он исчез в неизвестном направлении, на прощание велев лечь пораньше и попытаться уснуть, если люди на улице не будут слишком шуметь. Ну да, в Кенсингтоне.
Я получил несколько сообщений на мобильник. Первое — от Алексея с традиционным пожеланием «С Новым Годом! Не пей слишком много». Следующее было от Горана: «Хорошего 2003». Похоже, его разговорчивость распространяется и на эсэмэски. Затем позвонили Михаэль с Моникой, и мы немного поболтали ни о чем. Следующим позвонил Фердинанд из Риги, но больше для того, чтобы проверить, не устроил ли я за последние два дня чего-нибудь неподобающего.
От Конрада ничего нет, и, возможно, это означает, что он скоро вернется.
Он не в Цюрихе, как сказал мне утром Фридрих. А где — неизвестно. Его Светлость свяжется со мной, когда у него будет время. Он очень занят и «ты еще не ходил в Британский Музей? Мраморы Элгина заслуживают того, чтобы их посмотреть». Не будь Фридрих пожилым человеком, я бы взорвался. А так пришлось проглотить свою досаду и слушать, как он расхваливает античное искусство.
На часах полвторого. Я иду спать. С новым годом меня.
5 января
От него ни слова. Мое терпение вот-вот кончится, и, клянусь, последствия никому не понравятся! Не удивительно, что Линторфф никогда не был женат. Какая женщина будет терпеть этого эгоистичного, высокомерного ублюдка, который считает, что может исчезать на неделю, не предупредив, куда и зачем он едет! Попробуй-ка так вести себя с женой — сразу познакомишься с ее адвокатами!
Но я — не женщина, и должен терпеть. Делать вид, что всё это в порядке вещей. Что бесит больше всего, так это неоднократно повторенная фраза: «Герцог поговорит с тобой, когда у него будет возможность. Не волнуйся. Всё под контролем».
Настроение прыгает, как на американских горках: от волнения к гневу и обратно.
Чтоб его!
7 января
Вчера утром Хайндрик сообщил мне, что в два часа дня мы отбываем обычным рейсом в Цюрих. Герцог улетел на Dassault, другой самолет тоже занят. О, это первый намек на его местонахождение, который я получил: он в любой точке мира в радиусе 4500 миль от места вылета.
В Цюрих мы вернулись во второй половине дня; было уже темно и очень холодно. Мы с Хайндриком ехали в машине вместе и всю дорогу молчали. Дома нас встретили Фридрих с Мопси. При виде нее настроение у меня немного улучшилось.