Закованные в металл - Страница 7

Меня никто не отпустит. Я – свидетель, и не только свидетель убийства. Мне предстояло узнать что-то ещё, и с этим знанием Хан точно не позволит мне уйти. Слишком велик риск того, что я приеду сюда с полицией, которая положит планам Хана конец. Меня пробрала мелкая дрожь, и я стиснул зубы, смотря на Хана гневным взглядом.

– Ты же убьёшь меня, да?

– Я? – Хан поджал губы, и вскинул брови, ткнув себя пальцем в грудь. – Нет, что ты. И не бойся, – улыбнулся он, – даже мои верные телохранители пальцем тебя не тронут. Зачем бессмысленно убивать такого важного человека? У меня на тебя далеко идущие планы, потому ты нужен мне живой.

Это напугало меня ещё больше. Вообразив себя в грязной комнате с ободранными обоями, прикованного наручниками к батарее, измученного голодом и жаждой, я дрогнул. Страшно было подумать, каким образом планирует поступить со мной Хан, особенно с учётом непредсказуемости его расшатанной психики.

– Ты у меня будешь настоящим бета-тестером, как я и обещал. Кто же знал, что ты начнёшь сопротивляться в машине? У меня, извини, другого выбора не было. Ну а что касается тебя, Уильям, то у меня с тобой особые счёты.

– Какие счёты? – спросил Уильям, явно скрывая дрожь в голосе. – Я даже не знаю, кто ты.

– А я генеральный директор… Точнее был генеральным директором в компании, 49% акций которых скуплены тобой. Чего так? Всего 5-ти процентов до контрольного пакета не хватило.

– Ага, и чтобы сидеть в офисе, как ты? Нет уж, увольте.

– Шутить со мной вздумал? – скривился Хан. Уильям явно задел его за живое. – Увольте? Знаешь, сколько я сил вложил в развитие компании и чем ради этого пожертвовал?! – Хан побагровел от злости, и на его висках вспухли вены. – Ублюдок! Ты не знаешь меня и не имеешь право надо мной шутить! Короче, – Хан в пару шагов сократил дистанцию, разделявшую его с Уильямом, и грубо схватил Уильяма за лицо. – Ты, мразь, во всю цену передашь мне свой пакет ценных бумаг. Я тебе даже денег дам, слышишь? Или семейке твоей, если она есть. И тогда я оставлю тебе жизнь. Что дороже? Бабки, или собственная шкура?

– Тебя найдут и накажут, Хан. Думаешь, моё исчезновение не заметят? Ты меня выводил под камерами, и вырубил тоже под камерами, – вмешался я.

Отпустив лицо Уильяма, Хан захохотал, затем сказав:

– Да мне насрать. У меня давно есть связи в преступном мире, и оказаться в списке подозреваемых для меня вообще не страшное дело. Даже если я сяду в тюрьму, то жить буду комфортнее, чем ты на воле. Пойми меня, Рик. Мне надоело работать на дядю, и иметь лишь объедки с царского стола. Знаешь, сколько компания Спринг заработала в этом году, и сколько заработает на моей идее? Триллионы, Рик! А что мы с этого получим? Пинок под зад, и жалкие миллионы! Надо вставать на свои лыжи! Но, впрочем, это уже и неважно для тебя. Кстати, по поводу камер, я машину поставил там, где их нет, так что не волнуйся. На мой новый проект нужно финансирование, но его не будет, если я потеряю должность Генерального. Я предлагаю тебе вот что: если ты отказываешься от своей должности, сам, и официально, подписав документы, сейчас, то я оставлю тебя в живых. Если нет, то ты их всё равно подпишешь, пока я буду ломать тебе пальцы на ногах. Какой вариант нравится больше?

– Первый. Но ты за это ответишь, Хан. Всем сразу станет всё ясно. Грёбаный фанатик.

– Нет. Ты добровольно подпишешь документы, и уедешь из страны. Как только я увижу твою подпись, то дам тебе немного денег, другие документы, и ты уедешь восвояси. Что скажешь?

В животе похолодело. Это был выбор без выбора. От мысли о том, что придётся расстаться с Рейчел и Бэкки, сердце в груди заныло. Мне было больно от того, что я могу больше не увидеть улыбки любимой, не смогу почувствовать её фруктовый аромат, и коснуться её нежной кожи. А малышка Рейчел. Кем она будет, когда вырастет? Как у неё сложится жизнь? Какой у неё будет муж и какая семья? Какой нормальный отец переживёт отсутствие информации по этому поводу? Не знаю, но я не переживу точно. Но что оставалось делать?

Лучше папа в оффшоре, чем папа по кусочкам и в мусорных пакетиках.

Можно же найти способ связаться с семьёй из-за границы? Конечно можно. А отсюда что вытекает? А то, что я вполне могу рассказать всё своим, а те, в свою очередь, вполне способны доложить в соответствующие органы о произошедшем со мной событии. Уж слишком хорошо совпадёт сохранение Ханом должности с моим исчезновением. Полиции будет за что зацепиться. Но даже если она зацепится, то тогда что? А тогда ничего. У Хана достаточно денег, чтобы вытянуть любой судебный процесс, да и прямых доказательств похищения меня им ни у кого нет.

Неожиданно пришла мысль, что я обречён. Хан не сдержит слово, определённо, просто потому, что меня нельзя оставлять в живых. Конечно, если вдуматься, то можно было найти логику в его предложении, но при рациональном её разборе она рассыпается в пыль. При моём бегстве за границу есть тысячи способов связаться с Правительством США, и тысячи способов заявить о том, чем занимался Хан. Палки в колёса мне вставляло то, что я не последнее лицо в компании, и мне, вероятнее всего, поверят. Из-за этого Хану ещё наименее выгодно оставлять меня в живых.

Мне конец.

– Что скажешь, дружище? Подпишешь бумажки?

– Н-нет, – выдавил из себя я, и Хан тут же изменился в лице, нахмурившись. – Ты меня всё равно убьёшь. Куда ты меня отпустишь? За идиота держишь?

– Тебя под пытками заставить это сделать? Ты, похоже, про второй вариант забыл. Я тебе обещаю, что ты останешься в живых, если подпишешь документ по доброй воле.

Мозг скрипел из-за того, что я не мог принять верное решение. Оба были проигрышные, и оба приведут, скорее всего, в могилу. Выбирай, чем себя убить, Рик. Пистолетом, или канатом? Канатом? Каким? Тоньше? Толще? Жопа, полная и безвылазная жопа.

– Давай сюда документ, – хмуро сказал я.

Хан растянул губы в довольной улыбке:

– Вот умничка. Вот молодец. Можешь думать, когда хочешь. Да? Я сдержу своё слово, не волнуйся, – Хан покрутил пальцем в воздухе, взглянув на охранников, и те тут же вышли прочь. Скоро в соседнем помещении что-то загремело. Один из охранников вернулся, и протянул мне лист бумаги с ручкой. Я взял их.

– Значит, пиши, – начал Хан. – Помнишь, как по собственному пишется?

Я кивнул, и, сделав всё согласно форме написания документа об увольнении по собственному желанию, поставил точку. Протянув Хану лист, я взглянул на него вопросительно. Хан взял лист, осмотрел его, и одобрительно закивал.

– Вот, отлично.

Сложив листок, Хан убрал его в нагрудный карман, и хлопнул по нему.

В помещение завезли вирткапсулу, которую я видел в рекламе на здании офиса Спринг. Она была точно такой же, как и обычная, на вид, только белого цвета, и немного поменьше. Мне стало очень тревожно, и я стал глядеть на неё неотрывно.

– Зачем она вам?

– Я же сказал, что отпущу тебя за границу, Рик. Но это не граница США, а граница реальности. Чем плохо? Тебе разве не нравится? Ты же будешь жив.

– Ты обещал!

– Я сдерживаю слово, – кивнул Хан, опустив веки.

Второй телохранитель, помогавший транспортировать капсулу паре грузчиков, подошёл ко мне вместе с первым. Они взяли меня под руки. В голове рисовались разнообразные схемы побега, складывавшиеся в тысячи комбинаций возможных вариантов решения проблемы, но я был парализован страхом. Скованные ужасом мышцы отказывались подчиняться мне, и я совершенно ничего не мог противопоставить своим обидчикам.

Я с ужасом воображал, куда меня засунут через вирткапсулу. Что это будет? Пыточная камера, где меня будут вечно истязать? Чёрный квадрат, в котором нет ни окон, ни дверей, и слышен лишь стук собственного сердца? Что то, что другое – со временем лишит меня рассудка, сделав из свидетеля, способного дать показания, овощем, который не может связать пару слов.

– П-пустите, уроды! – природа взяла своё. Я, против воли сознания, стал дёргаться, пытаясь вырваться, и ощутил, как пудовые ладони сжали мне руки, будто клешни. – Вам всем хана! Ясно?! Я вас всех урою! И тебя, Хан, урою! Мразь! И подсосов твоих урою!