Закон против тебя - Страница 68

– Я выхожу из игры, – сказала она трупу и покинула особняк, уверенно цокая высокими каблуками купленных два дня назад в дорогом бутике туфель.

Борис Иванович спустился на третий этаж и позвонил в дверь. За дверью заливисто залаял Кузя и послышался ворчливый тенорок Захарыча, который урезонивал не в меру ретивого сторожа. Лай смолк, и Комбат услышал шарканье домашних тапочек. Потом щелкнул замок, загремела цепочка, и Захарыч открыл дверь.

– Спасибо, Захарыч, – сказал Борис Иванович, возвращая старику ключ. – Тележка твоя на месте и в полном порядке. Выручил ты меня, век не забуду.

– Заходи, – обрадовался Захарыч. – Чайку попьем, а то и чего покрепче сообразим… Ну давай, заходи.

– Прости, Захарыч, – сказал Комбат. – В другой раз. Меня дома человек ждет.

Захарыч вдруг хитро прищурился, – Это не тот, которого ты в простыне привез? – поинтересовался он. – Который голый.

Борис Иванович смущенно почесал затылок.

– Да, – сказал он, – от тебя не скроешься… Слушай, Захарыч, у меня к тебе еще одна просьба.

Не в службу, а в дружбу, а? Если тебя кто-нибудь спросит… Это вряд ли, конечно, но, если все-таки спросят, ты скажи, пожалуйста, что машину ты мне не давал.

– Вопрос жизни и смерти? – уточнил Захарыч.

– Он самый, будь он неладен.

– Ага, ага… Только что-то я не пойму, Иваныч, про какую машину ты мне толкуешь? Мы же с тобой в шахматишки резались у меня дома. Ты что, забыл?

Я тебе еще рассказывал, как мы с ребятами рейхстаг брали. Неужто не помнишь?

– Как же, – сказал Борис Иванович, – помню.

Буквально наизусть.

Историю о взятии рейхстага он действительно успел выучить наизусть со всеми подробностями.

– Хороший ты мужик, Захарыч, – сказал он. – Правильный. Спасибо тебе еще раз.

– Не за что, – ответил старик. – Слушай, Иваныч, а ты мне на ушко не шепнешь, в чем тут соль?

– Обязательно, – ответил Комбат. – Когда все закончится, ладно? Е-бэ-жэ.

– Если будем живы, – со значительным видом перевел старик и кивнул головой. – Договорились.

Если что, машина в твоем распоряжении! – крикнул он вслед уходящему соседу и, не дожидаясь ответа, закрыл дверь, чтобы любопытный фокстерьер Кузя не выскочил вслед за гостем на площадку.

Борис Иванович поднялся к себе и увидел, что за время его отсутствия ситуация существенно изменилась: Бакланов сидел, одной рукой опираясь о подлокотник дивана, а другой держась за спинку. Голова его то и дело бессильно падала, но он тут же упрямо вздергивал заросший колючей бородой подбородок.

– Так, – пьяно растягивая слова, сказал Бакланов, когда Борис Иванович попал в поле его зрения. – Новый персонаж… Ну, что вы мне еще приготовили?

Имей в виду, рожа, работать я на вас не буду, лучше сразу убейте…

– Е-мое, – растерянно проговорил Борис Иванович, – здорово они тебя обработали. Ты что, Баклан?

Ты не узнаешь меня, что ли?

– Все вы на одно лицо, – тяжело мотая головой, сообщил ему Михаил. – Погоди, вот сейчас я очухаюсь маленько, тогда и поговорим. Тогда тебя не только я, но и мать родная не узнает.

– Ото, – сказал Борис Иванович. – Уж больно ты грозен, как я погляжу… – Ему вдруг пришла в голову одна мысль, и он вкрадчиво спросил:

– А дозу не хочешь?

Бакланов резко вскинул голову и напрягся всем телом, пытаясь встать. Лицо его исказилось от нечеловеческих усилий, на плечах и исхудавших руках вздулись бугры мышц, но эта задача была ему явно не по плечу, и Бакланов обессилен™ упал обратно на диван, издав напоследок негромкий разочарованный стон.

– Только сунься, козел, – хрипло предупредил он. – Зубами загрызу, понял? Сразу надо было колоть, пока я не очухался, а теперь твой поезд ушел. Хрен ты меня возьмешь, бандитская морда.

– Так, – сказал Борис Иванович, – это уже лучше. Значит, кололи тебя все-таки не наркотой. Интересно, чем же? Ты что, и вправду своих не узнаешь?

– Да какой ты мне свой! Хотя…

– Ну, – подстегнул его Борис Иванович, – ну, давай!

– Подожди, – сказал Бакланов, пытливо вглядываясь в его лицо. – Подожди-подожди… Где-то я тебя… Ну да, точно! Это же ты с машины прыгал! Ты что, от самого Куяра за мной следил?

– Гм, – слегка растерявшись, сказал Борис Иванович.

На протяжении своей полной приключений карьеры он неоднократно прыгал с самых разнообразных машин и механизмов, и теперь ему было непонятно, какой именно прыжок имеет в виду Бакланов. А главное, при чем здесь Куяр? Тут в душу Бориса Ивановича закралось смутное подозрение, и он осторожно спросил:

– Куяр? Это ты, что ли, на «КамАЗе» ехал?

– Можно подумать, ты этого не знал, – проворчал Бакланов. – Закурить дай, фашист.

Качая головой и энергично почесывая затылок, Борис Иванович сходил на кухню и принес лежавшую на подоконнике пачку сигарет. Курить он бросил уже давно и, в общем-то, уже перестал нуждаться в таком" напоминании о своем решении, как лежащая на виду распечатанная пачка сигарет, но за это время пачка стала чем-то вроде талисмана, и он не выбрасывал ее из какого-то суеверного чувства. Он придвинул к дивану журнальный столик, поставил на него пепельницу, положил рядом пачку, спохватился, снова сходил на кухню и принес спички.

Бакланов торопливо закурил, сломав при этом четыре спички, но тут же закашлялся и с отвращением раздавил сигарету в пепельнице.

– Что это за дрянь? – сипло спросил он. – Какая-то трава пополам с навозом…

– Черт, – спохватился Борис Иванович, – и правда… Я, понимаешь, не курю, бросил, а это так, сувенир.

Уже который год на подоконнике валяется.

– Черт знает что, – проворчал Бакланов. – Слушай, объясни кто ты такой и чего тебе от меня надо.

Борис Иванович озадаченно уставился на него, задумчиво почесывая бровь и шевеля усами.

– Ты что же, солдат, – спросил он наконец, – действительно меня не помнишь?

– Ну что ты пристал? – разозлился Бакланов. – Помнишь, не помнишь… Я имени своего не помню, если хочешь знать. Кто я такой, откуда – ничего не помню.

– И армию не помнишь? Афган?

– Афган? Нет, не помню. Мы что, служили вместе?

– Да, – после длинной паузы сказал Борис Иванович, – да. Мы вместе служили… Вот ведь мерзавцы!

Кто это с тобой сделал?

– Да уж нашлись добрые люди. У нас в России, оказывается, добрых людей навалом. Одни вкатили какую-то дрянь, от которой у меня память отшибло, другие в паралитики меня записали и чуть было обе ноги не оттяпали по самое не балуйся… А теперь вот ты. Ну рассказывай, что задумал. Водку я уже упаковывал, милостыню просил… Теперь что? Героин расфасовывать?

– Водку? – переспросил Борис Иванович. – Водку?! Это в Куяре, что ли? Ну, суки! Ну, держитесь, твари!

Он вскочил и забегал по комнате, время от времени с треском ударяя кулаком в раскрытую ладонь.

Бакланов некоторое время наблюдал за ним с вялым интересом, пытаясь угадать, зачем этот усатый здоровяк вытащил его из переделки, которая могла стать для него последней.

Михаил не сомневался, что видел именно его в боковом зеркальце мчавшегося через марийский лес грузовика, но от этого непонятная ситуация только еще больше запутывалась. Что нужно от него этому усачу? Чего еще можно хотеть от той развалины, в которую он теперь превратился? Неужели этот человек – посланец из забытого прошлого, кто-то, кто знал Баклана до того, как он потерял память? Кто-то, продолжавший искать его все это время и наконец нашедший…

«Черта с два, – мысленно сказал Баклан. – Так я вам и поверил. Хватит, научили. Я теперь пуганый, битый-перебитый, меня за лежалую сигаретку и диванчик с чистой простыней не купишь. Нашелся благодетель…»

Он устал следить за мельтешением неустанно мотавшейся туда-сюда фигуры хозяина и стал разглядывать комнату. Комната выглядела чистой и аккуратной, была неплохо обставлена, но на всем здесь лежал неуловимый отпечаток холостяцкой неустроенности.

Деньги у хозяина квартиры, судя по всему, изредка водились, но вот женщины если и приходили сюда, то очень ненадолго.