Закон контролера - Страница 41

Но кузнецы успели раньше.

Я и не думал, что они так умеют – одним движением перебросить со спины в руки автоматы Калашникова и немедленно начать стрелять. Правильный навык, кстати. В Зоне может не хватить доли секунды на то, чтобы даже рвануть вниз переводчик огня – потому, хоть это и идет вразрез с техникой безопасности, многие ходят по зараженным землям, дослав патрон в патронник и сняв оружие с предохранителя.

Это меня и спасло.

Линия выстрела, идущая от среза ствола «Люгера», уже почти коснулась моей переносицы, как в Гебхарда ударили пули.

Много пуль калибра 5,45, которые с малого расстояния вышибают из живого человека фонтанчики крови, так как при вхождении в тело сразу же начинают вращаться, превращая раневой канал в глубокую рваную рану.

Когда в тебя практически в упор лупят два автомата лучшей конструкции на планете, никакие пси-способности не смогут отодвинуть неизбежное. Кузнецы хорошо понимали, кто их противник, и как следствие – стреляли в голову. Поэтому, когда мертвый Гебхард рухнул на землю, его лицо напоминало только что перемолотый мясной фарш.

А Шахх все еще был жив. И уже даже не стонал, лишь по его телу пробегали судороги, да в некоторых местах образовались обширные раны, затянутые тонкой пленкой кожи – помесь волосохвоста и пиявки Газира жрала мутанта изнутри, при этом не нарушая целостности кожных покровов. Не знаю, почему это чудовище так берегло кожу, даже предположений нет никаких. В жутких вселенных Розы Миров бывает много такого, чему нет объяснений.

Медведь скрипнул зубами. Шаман, отбросив пустой автомат, с хрустом сжал кулаки.

– Чего ждешь? Бросай. У тебя ж вроде было. Шахху уже ничем не помочь, а если эта тварь вырвется наружу, никому не поздоровится.

Медведь кивнул и вытащил из кармана небольшой шарик, внутри которого словно переливалось яркое пламя. Размахнулся, бросил в умирающего Шахха – и я невольно прикрыл глаза, так как на этом месте немедленно взметнулось вверх ревущее пламя. Будто очень большая, диаметром метра в два аномалия «жара» проявила себя, поймав в свои огненные объятия долгожданную добычу.

– «Нп», – сказал Медведь. – Артефакт «неистовое пламя». Концентрированная смерть. Не сказать, что безболезненная, но зато стопроцентно надежная.

Я закусил губу.

Сильно.

Но боли не почувствовал…

Так случилось, что с Шаххом мы вместе прошли через несколько миров, плечом к плечу дрались с врагами, вместе пили-ели, ругались и мирились… А пиявка Газира несколько раз спасала мне жизнь, и я уже привык, что она дрыхнет у меня под кожей в руке, иногда приходя на выручку, иногда нет – ну, проспала, бывает…

Но сейчас у меня было ощущение, что я одним махом потерял двух друзей. Дружба в Зонах Розы Миров вообще понятие довольно условное: сегодня вы вместе пробиваетесь через толпу врагов, а завтра твой напарник пытается выстрелить тебе в затылок, чтобы забрать из твоего кармана дешевый артефакт. Но в данном случае у меня никогда не было ощущения, что Шахх или пиявка Газира могут сделать мне какую-то пакость, а это на зараженных землях очень дорогого стоит.

Это выше, чем высокие слова о дружбе.

Это бесценно для сталкера.

И я готов был рискнуть жизнью что ради Шахха, что ради пиявки, живущей в моем теле.

Но сейчас им это было уже не нужно.

Мертвым вообще ничего не нужно от живых…

На мое плечо легла огромная лапа.

– Крепись, сталкер, – прогудел над моей головой голос Шамана. – Тяжело терять тех, кто тебе дорог. Но не все так плохо на самом деле.

– В смысле? – не понял я.

– Когда умирает человек ли, ктулху ли, он видит тоннель и движется по нему, думая, что уходит куда-то. На самом деле это просто продолжение цикла, и видит он не тоннель, а выход в мир, из которого только что ушел.

– То есть ты хочешь сказать… что, умирая, мы не умираем на самом деле, а лишь меняем тело, рождаясь вновь?

Шаман усмехнулся.

– А почему, ты думаешь, младенцы так отчаянно плачут первые месяцы новой жизни? Просто они слишком хорошо помнят старую. Кто-то оплакивает тех, кого больше никогда не увидит, а кто-то ревет от мысли, что ему придется снова идти опостылевшей дорогой под названием «жизнь».

– Интересная теория, – сказал я, вспоминая свой посмертный опыт. – А как же быть с теми, кто был при смерти, видел тоннель, но после вернулся обратно в свое тело?

– Иногда младенцы рождаются мертвыми, – пожал плечами контролер. – Ты, конечно, можешь считать это теорией, но лично мне проще думать, что те, кто был мне дорог, просто поменяли тело, нежели навечно покинули этот мир. В общем, как бы там ни было, пока мы живы, нужно идти дальше.

– Кому нужно? – глухо спросил я, чувствуя во рту привкус крови.

– Розе Миров, вселенные которой задыхаются от нечисти. Зоне твоего мира, с которой ты связан цепями судьбы. Но прежде всего это нужно тебе. Сталкер как акула, живет, пока движется вперед, и умирает, если остановится.

– Иногда мне очень хочется остановиться, – искренне сказал я.

– Не получится, – покачал головой Шаман. – Ты жив, а значит, еще не выполнил своего Предназначения. Люди рождаются или с ним, или без него. Тем, кто без него, – проще. Их грохнет кто-то или они сами себя выпилят – Мирозданию плевать. Но если тот, у кого есть Предназначение, остановится, не выполнив его, то там, за Серым порогом, его ждут очень серьезные последствия. Мироздание умеет страшно мстить тем, кто плюет на его волю. Уж поверь, я знаю.

Хотел я сказать, что мне реально наплевать уже и на Мироздание, и на свое Предназначение, но стало мерзко от самого себя: было похоже, что я просто стою и ною о том, как мне хреново. Это было правдой – у меня реально на душе скребли кошки размером с саблезубого тигра, разрывая ее на части, и она ныла, как зуб, изнутри пораженный гнилью…

Но Шаман был прав. Назвался сталкером – будь им, а не скулящей тварью. А не вывозишь, так сунь себе ствол под подбородок и одним движением пальца освободи землю от безвольного персонажа, омерзительного даже для самого себя.

Мне и правда стало противно от собственной слабости. Шахх и пиявка Газира ушли достойно, в бою, и приняли пусть страшную, но красивую смерть. И плевать им теперь, горюет кто-то по поводу их кончины или нет. От них даже пепла не осталось. «Неистовое пламя» бушевало меньше минуты, дочиста сожрав все в радиусе двух метров, и теперь в фиолетовой траве зияла черная проплешина. Ровная как стол и идеально черная, как глубокий космос.

Впрочем, я заметил, что в этой черноте уже пробиваются вверх фиолетовые кончики. Местная трава неестественного цвета, оказывается, была на редкость живучей и уже прямо на глазах прорастала через выжженное пятно. Удивительная сила. Некоторым людям стоило бы поучиться у этой травы упрямству и стойкости к ударам судьбы. Мне, например.

Я повернулся и подошел к Гебхарду, побелевшие пальцы которого все еще сжимали рукоять «Бритвы». Клинок ножа, отдавший большую часть энергии, тускло светился небесной синевой – так же, как моя старая «Бритва» после хорошего боя.

Я прислушался к себе. Нет, я больше не чувствовал отторжения, исходящего от ножа. Похоже, ему было все равно и абсолютно наплевать, в чьей руке он находится.

– «Бритву» можно продать. Или подарить. Или снять с мертвого тела, убитого не тобой. Бери ее, Снайпер. И поверь, ей не все равно, кто будет ее хозяином.

Я внимательно посмотрел на Медведя, который произнес эти слова. Похоже, контролеры знали и умели намного больше, чем хотели показать. А может, я просто задумался и произнес вслух то, что предпочел бы оставить при себе.

Впрочем, время размышлений прошло, пора было действовать. Я наклонился, с усилием разжал успевшие уже затвердеть пальцы мертвеца и вызволил из них рукоять ножа. Шаман протянул мне ножны, и я поспешил вложить в них клинок небесного цвета. Признаться, мне порядком надоело, что старая «Бритва» то и дело норовит влезть мне в руку – и больно это, и таскать в предплечье лишний вес то еще удовольствие. Потому мне совершенно не хотелось, чтобы новому ножу взбрело в клинок то же самое.