Закон Фукусимы - Страница 9
Я быстро упал на пол, уже в падении начав стрелять по этим прекрасным глазам. Савельев же опять выпендрился – резко утек в красивую стойку, одновременно рубанув мечом по серебристой сети.
Получилось красиво. Коснувшись лезвия меча, сеть полыхнула желтым пламенем и исчезла, при этом мне показалось, что черный меч Виктора на мгновение стал золотым. Кстати, хорошая штука – рассеянное зрение[6]. Вроде и стреляешь куда надо, и одновременно боковым взглядом фиксируешь, что сбоку происходит.
Кумо же, плюнув сетью, бросилась вперед. Я точно видел, что попал очередью по глазам паучихи, но это ее совершенно не впечатлило. Пули словно утонули в черных, сильно расширившихся зрачках твари, не причинив им не малейшего вреда.
Плохо дело…
Я отбросил бесполезный автомат и, сжав зубы, послал мысленный приказ. Это всегда очень больно, когда «Бритва» выходит из руки, протыкая ладонь изнутри, но иногда без этого не обойтись.
Кумо же, аккуратно обогнув яйца громоздким телом, набросилась на Виктора. Меня, валяющегося на полу, по ходу, не заметила – то ли я в «мертвой зоне» ее зрения оказался, то ли решила, что я со своим беспонтовым автоматом – противник несерьезный. Так или иначе, она пронеслась мимо меня, и ее челюсти клацнули в том месте, где долю секунды назад была голова Савельева.
Промахнувшись, тварь раздосадованно зашипела, и я увидел, как из ее пальцев начали стремительно выползать когти, похожие на небольшие мечи. Ишь ты, не один я храню в руках сюрпризы!
Двигалась кумо стремительно, нанося удары когтистыми руками и ногами, вдобавок норовя укусить Японца. Который, кстати, уходил от ее ударов мастерски, при этом умудряясь рубить мечом…
Правда, толку от его меча было не больше, чем от моего автомата. Похоже, под толстым волосяным покровом у твари была шкура покруче носорожьей, потому меч Виктора не причинял кумо ни малейшего вреда.
А еще Японец заметно выдыхался, прямо на глазах теряя скорость. Он еще от махалова с симбионтами не пришел в себя, а тут вон чего… И как ему помочь – я без понятия. «Бритва», конечно, оружие замечательное, но на ближней дистанции эта тварь меня просто разок долбанет своей ножищей, и на этом моя помощь бесславно закончится. Блин, ну хотя бы отвлечь бы как-то, а то она Савельева точно сейчас прищучит…
И тут меня осенило!
Я вскочил на ноги, подскочил к ближайшему яйцу, вспорол «Бритвой» мягкую, податливую скорлупу и кольнул омерзительный паукообразный зародыш кончиком ножа.
По ходу, твареныш с зажатой в лапах оторванной человеческой рукой должен был скоро родиться и без моего участия, так как обгрызенную руку он выпустил и громко заскрипел, словно десяток несмазанных дверей вдруг разом открыли.
Кумо, занесшая было руку для очередного удара, замерла. Ага, то, что надо! И для усиления эффекта я нажал чуть сильнее, после чего повернул «Бритву» в ране.
Зародыш заорал так, что у меня уши заложило. Кумо же, развернувшись на сто восемьдесят градусов, ринулась на меня.
Но я уже понял, что яйца для нее важнее всего, и метнулся за другое яйцо, невскрытое, перед которым тварь резко остановилась, словно резвый конь, получивший по ноздрям оглоблей. Она попыталась было меня достать, метнувшись влево и одновременно выбрасывая вперед когтистую ногу, однако я легко ушел от удара, спрятавшись за другое яйцо – они были здесь понаставлены довольно густо.
Кумо было призадумалась, но тут я длинным ударом «Бритвы» сверху вниз взрезал ближайшую кожистую скорлупу – и тварь не выдержала. Ринулась вперед, вот только я уже отскочил назад, и она, с размаху влетев в промежуток между двумя яйцами, застряла.
Думаю, с ее проворством ей бы хватило пары секунд, чтобы освободиться. Рванулась бы как следует – и за полмгновения справилась, но она уж слишком сильно боялась повредить драгоценные яйца. Мне же этой пары секунд хватило, чтобы подскочить к ней и таким же длинным ударом раскроить ей череп пополам.
Разрез прошел точно посередине, и прекрасное лицо паучихи развалилось надвое, обнажив совершенно черную сердцевину черепа. Ни намека на кровь, одна вязкая чернота, блестящая, точно скол куска каменного угля… И два внимательных глаза по краям этой черноты, которые не мигая смотрели на меня, словно кумо напоследок пыталась запомнить того, кто ее убил…
Правда, насчет убийства – это я погорячился: лицо паучихи вдруг быстро начало срастаться. Фантастическая регенерация! Еще секунда, и оно схлопнется, словно экзотический кошелек с черной подкладкой…
И тут меня осенило. Случается со мной такое порой, когда, словно пуля, в мозг влетает мысль, и ты на рефлексах, еще не осознавая, что делаешь, – делаешь!
Ну, я и сделал.
Полсекунды – рвануть кверху кармашек гранатного подсумка на разгрузке, еще полсекунды – выдернуть оттуда гранату, ощутив рывок, когда чека, привязанная ремешком за кольцо, вылетает из запала…
И еще столько же – чтобы швырнуть гранату в эту стремительно схлопывающуюся черноту.
А потом было долгое мгновение, когда лицо паучихи стало прежним, без малейшего шрама между глаз, продолжавших смотреть на меня не мигая – так, что мне, привычному ко многому, чуток не по себе стало…
Паучиха рванулась, высвободилась, встала на дыбы, и я увидел, что у нее в брюхе, словно ракеты в жерлах реактивной пусковой установки, торчат костяные гарпуны числом штук двадцать, не меньше. По ходу, я ее достал изрядно, и она решила применить против меня свое самое безотказное и смертоносное оружие…
Но – не успела.
Раздался приглушенный хлопок, и ее голова разлетелась, превратившись в веер черных брызг и ошметков плоти того же цвета. Я-то успел за ближайшее яйцо спрятаться, а вот Японцу, прибежавшему мне на подмогу с занесенным над головой мечом, пришлось хуже.
Вязкие капли хлестанули по его груди и лицу, залепив черной блестящей жидкостью то и другое. Причем не только жидкостью. В щеку Японца ударился удивленный, очень красивый глаз с тянущимся за ним пучком нервов. Шевелящимся пучком! Который попытался зацепиться за щетину Савельева – но у него ничего не вышло, и глаз смачно шлепнулся на пол, после чего, шевеля нервами на манер щупальцев, попытался смыться.
Вот только и на этот раз ничего у него не получилось. Японец поднял ногу и ударил, пяткой расплющив о пол шустрое глазное яблоко.
Кстати, без головы кумо чувствовала себя терпимо. Стояла на задних лапах, а передними лупила по воздуху, словно пытаясь до нас добраться. Причем у нее на плечах – если можно так назвать паучью верхнюю часть туловища – сейчас набухало что-то похожее на голову, потихоньку вылезающую из обрубка шеи.
Такого безобразия допустить было нельзя.
Я подошел к обезглавленной твари, одним ударом «Бритвы» взрезал ей брюхо, уже зная, что сейчас будет. И, не дожидаясь, пока разрез начнет зарастать, покидал в него оставшиеся четыре гранаты.
– Псих, – выдохнул Японец, бросаясь ничком на пол. – Одной не хватило бы?
– Может, и да, – не стал спорить я, делая то же самое. – А вдруг нет?
По инструкции следовало бы лицо в пол воткнуть и голову руками прикрыть. Но, с другой стороны, если с такого расстояния осколок в башку прилетит, ладошки точно ее спасут? Потому я, вжимая брюхо в пол, голову приподнял, и смотрел, что будет.
Брюхо кумо ожидаемо стало зарастать прям на глазах – но процессу не суждено было завершиться. Раздались несколько приглушенных хлопков, и во все стороны полетели обломки ног, оторванные руки, клочья шерсти – и, конечно, густая черная кровь. Много крови…
Когда хлопнуло, я все-таки морду резко опустил, потому мне увесистый кусок осклизлого мяса не в глаз прилетел, а по макушке смачно шлепнул. И больно, аж шея заныла. Хотя, конечно, это не осколок, пережить можно.
Мы поднялись на ноги. С кумо было покончено, и, к счастью, на этаже больше подобных тварей не наблюдалось.
– Интересная тема, – сказал Японец, вытирая рукавом лицо, заляпанное черной кровью. – Кажется, кто-то всерьез занялся выведением боевых биологических машин, взяв за основу бестиарий из древнеяпонской мифологии. И, судя по тому, насколько трудно было убить эту кумо, изрядно преуспел в своем деле.