Закон Фукусимы - Страница 27

«Ты – воин. У каждого воина есть цель, даже если он и не подозревает о ней. И есть путь, ведущий к этой цели. Даже если ты не знаешь, зачем идешь, даже если сомневаешься и ненавидишь и цель, и путь – ты все равно должен идти. Потому что у тебя просто нет иной дороги. Сверни с нее – и ты никто, пыль, мусор на обочине, который ветры Мироздания немедленно сметут во мрак забвения. И что бы ты ни думал, что бы ни говорил, глубоко внутри себя ты все равно знаешь, что поступаешь правильно».

И хотя я не слышал голоса в своей голове и не видел глазами этих слов, они все равно звучали внутри меня на каком-то недоступном, но вполне понятном мне уровне восприятия.

– Спасибо, Японец, утешил, – пробормотал я сквозь зубы. – Получается, что теперь я буду по жизни слышать твои восточно-философские поучения, пока не пересажу твое ками в чью-нибудь тушку. Правда, у меня нет ни малейшего понятия, как это сделать: подозреваю, что любое подходящее тело будет серьезно сопротивляться, когда узнает, какого зануду я собираюсь в него подселить.

Впрочем, если честно, после целебного удара молнией по мозгам мне стало немного легче. Понимаю теперь, почему в психиатрии так популярна электросудорожная терапия. Человеческий мозг – орган нестабильный, порой склонный к меланхолии, самобичеванию и мыслям о том, как бы так потихоньку слиться из этой жизни по причине, что все достало. И вот тогда истеричному органу вполне может помочь хороший удар по извилинам. Трендюли – вообще отличное средство от грустных мыслей о бренности бытия: как отхватишь, сразу жить хочется – хотя бы для того, чтобы отплатить за лечение той же монетой.

Да и, откровенно говоря, зашкаливающий сволочизм местных «докторов» бесил изрядно. Подавляющему большинству людей на этой планете и так несладко живется, а тут еще какие-то твари ставят их страдания на поток – типа, ради науки. Никакая наука не стоит того, чтобы так издеваться над несчастными! И этому однозначно должен быть положен конец. А уж когда я увидел, что собой представляет «производственная зона», у меня вообще башню снесло – и куда только делись мысли на тему «зачем мне это все». Сразу стало понятно зачем. Хотя бы затем, что такое нельзя оставлять безнаказанным.

Коридор повернул налево, и я оказался на смотровой площадке, с которой вниз вела лестница. А внизу раскинулись производственные площади, другое название и не придумаешь. Только производили тут не технику, а живые организмы.

Здесь все было механизировано: Япония как-никак, у них это модно. Зрение у меня острое, потому я смог разглядеть, как на нескольких устройствах типа 3D-принтеров печатаются конечности. С когтями, напоминающими кривые кинжалы, с перепонками, отчего они смахивали на ласты, с двумя мощными пальцами, похожими на клещи… Готовые конечности выпадали из принтера на конвейер и ехали, видимо, в отдел сборки, где на операционных столах множество механических манипуляторов собирали очередного монстра. Нетрудно было догадаться: те хвостатые твари, напавшие на нас с Виктором, были именно отсюда – на ближайших ко мне столах как раз собирали пару таких.

Сборка была делом грязным. Во время подгонки конечностей на пол падали отрезанные ошметки мяса, лилась зеленоватая кровь. Все эти отходы производства шустро подбирали роботы-уборщики, похожие на большие ведра на колесиках. Стоило куску плоти шлепнуться на пол, как к нему устремлялось умненькое ведро, тут же всасывающее в себя мясо, а потом выдвижной щеткой полирующее место падения.

Немногим дальше рядами стояли двухметровые автоклавы – по ходу, в них биологические сборные конструкции дозревали до живого, боеспособного состояния… А на одном из столов, наоборот, хвостатого разбирали на запчасти. Причем раненого и еще живого. Похоже, это я ему снес треть башки, но не убил – живучие они, заразы! И сейчас далеко не мертвого рептилоида равнодушные манипуляторы кромсали на части. Оторвали конечности и, вспоров брюхо, принялись копаться во внутренностях – по ходу, определяли, что сгодится, что нет. Рептилоид, вначале верещавший от адской боли, теперь лишь почти по-человечески стонал. И мне, блин, реально было его жалко! Никакая тварь на свете не заслужила такой смерти…

Хороший гладкоствол вполне способен прицельно лупить на сто метров, а до рептилоида было около семидесяти. Я вскинул ружье и двумя выстрелами завершил начатое, превратив голову твари в кровавую кашу. Так-то лучше, чем умирать в мучениях. Кстати, надо отметить – ружье показало себя очень неплохо в плане точности и скорострельности. И в ладонь било умеренно благодаря пистолетной рукояти с системой гашения отдачи. Короче, неплохой трофей я нарыл в подземном арсенале, ничего не скажешь.

Но как только я опустил свой навороченный огнестрел, над моей головой из невидимых динамиков разнесся равнодушный механический голос, вещавший по-японски:

– Отчет: наблюдение завершено. Боевая эффективность модели «Снайпер» составляет двадцать шесть процентов вместо пятидесяти трех, предполагаемых программой «Бусидо». Модель признана нерентабельной и подлежит утилизации.

До меня не сразу дошло, что речь идет обо мне. Но через пару секунд – вдруг как дошло! Так вот почему коридоры, по которым я шел, были пустыми, а нападения вражьей силы – дозированными, напоминающими квесты компьютерной игры! Нас с Виктором могли уничтожить в любой момент, но не делали этого, наблюдая и анализируя наш боевой потенциал. И сейчас получается, что, по их мнению, боевой потенциал у меня ниже плинтуса. Интересно, на чем основывался их вывод?

Впрочем, особо раздумывать было некогда.

Над промзоной раздалось жужжание, и я увидел, как в мою сторону из глубины помещения вылетает стая… гигантских насекомых?

Уже через мгновение я разглядел, что за твари летят в мою сторону. Нет, это были не насекомые, а те самые рептилоиды, только размерами чуток поменьше наземных, с крыльями, напоминающими стрекозиные, и с автоматами в лапах. Они двигались цепью, видимо, чтобы не мешать друг другу в полете, и на первый взгляд их было штук двенадцать. Неплохая замена боевым дронам, которые не только денег стоят, но и требуют оператора управления. Тут же тварина получила задание – и полетела себе без всякого оператора. Сдохла – ничего страшного, все равно себестоимость копеечная, а если удастся подобрать труп или раненого – вообще зашибись: пойдет на запчасти для новых биодронов.

За моей спиной раздался удар металлом о металл.

Я обернулся.

Путь к отступлению был отрезан – от коридора меня теперь отделяла толстая стальная решетка. Ясно, чего ж тут неясного. Теперь я был полностью на открытом месте, ловить нечего. Еще секунда – и летающие твари покрошат меня в винегрет из своих легких короткостволов, напоминающих израильские «Узи».

К счастью, из такого оружия в полете стрелять не особо удобно. Они, конечно, начали это делать, пули засвистели у меня над головой. Но даже у «Узи» есть отдача, потому биодронов начало слегка мотать в воздухе, отчего разброс их стрельбы увеличился изрядно.

А мне было проще – как-никак, позиция стационарная, хоть и открытая со всех сторон. Тем не менее я упал на живот, усложняя жизнь летающим стрекозам в плане прицеливания, и из положения лежа с ходу снял троих. Причем один, получив пулю в брюхо, рухнул прямо на свободный операционный стол, где автоматические стальные зажимы тут же зафиксировали тело, а манипуляторы немедленно принялись дербанить живое тело на куски.

Но тут уже я не стал жалеть подстреленного. Если кто-то только что пытался убить меня и при этом попал в беду, это исключительно его проблемы. Тут, кстати, впору удивиться самому себе: почему первый рептилоид, пытавшийся меня грохнуть, по прошествии часа с хвостиком удостоился милосердной пули, а этот – нет? Не знаю. Может, потому что в горячке боя абсолютно не западло добить подстреленного противника, целящегося в тебя. А когда бой окончен, он вроде уже не противник, а просто раненый, которому следует помогать. Если же помочь не можешь, то хотя бы обеспечь, чтобы он не мучился. Такая вот противоречивая философия войны, сформировавшаяся в моей голове вследствие наличия в ней моего осточертевшего морального кодекса, м-да…