Закон Единорога - Страница 10
Несколько отставший от нас Гарсьо спешил занять свое место в строю.
Я невольно забыл о бутылке, все еще сжимаемой Сэнди. Существа более нелепого мне давненько не доводилось видеть. Доспех, надетый поверх франтовского блио пылкого трубадура, был бы, пожалуй, впору старине Россу, то есть несколько великоват мне. На Гарсьо же, чье теловычитание вообще не предполагало ношения одежды тяжелее шелковой, он выглядел просто угрожающе. Для здоровья певца. Тем не менее он старательно пытался не сутулиться под весом железной рубахи, немилосердно хлеставшей его по коленям при каждом шаге. Щит, шлем, меч – в общем, весь малый джентльменский набор бесстрашного воителя – отягощали и без того тягостную картину ратного использования этого неверного любимца муз. Клянусь своими золотыми шпорами, фотография нашего спутника, помещенная на обложке какого-нибудь журнала, могла бы сослужить хорошую службу активистам движения пацифистов, неумолимо свидетельствуя о нелепости всех этих аксессуаров мужской крутости.
– Ты это зачем? – едва не поперхнувшись, спросил я.
– Я иду с вами, милорд, – гордо произнес он, стараясь расправить согбенные кольчугой плечи, – я жажду отмщения!
Сэнди от такого известия как-то конвульсивно откупорил бутылку и нервно начал вливать ее содержимое в себя.
– Это ты хорошо придумал, – окончательно приходя в себя, произнес я. – Может быть, нам стоит подождать тебя здесь?
Однако, похоже, несмотря на вылезшую внезапно склонность к вендетте, этот бравый вояка не горел желанием возглавить, или, точнее, составить наш авангард. Он смущенно остановился, как-то странно сверля взглядом недоеденный мной кусок мяса.
Видимо, мысли о воинском братстве и благородной отваге, витавшие в набитой поэтическими бреднями голове трубадура, переживали в этот момент мучительную трансформацию, что, к моей радости, отрицательно влияло на его речевые способности.
– Ты согласен делать то, что я тебе прикажу, или мне тебя тут утопить, чтобы не путался под ногами? – спросил я, кровожадно откусывая очередной кусок мяса. Конечно, моя угроза стоила не более чем угроза родителей продать на базаре свое любимое шаловливое дитя. Но, похоже, месье де Риберак воспринял ее буквально.
Нервно моргнув раза три, он прошептал, выдавливая из себя каждое слово:
– Я… слушаю… вас… мессир.
– Вот так-то лучше, – ответил я, понимая, что пришло время действовать и обеденный перерыв, как это ни прискорбно, пора заканчивать. – Сними шлем и отдай его Сэнди.
Гарсьо моментально повиновался, и конический шлем, когда-то, видимо, украшавший бесшабашную голову какого-нибудь викинга, перешел в руки Шаконтона.
– Сходи послушай, что там наверху. Знаешь, как этой штуковиной пользоваться? – обратился я к своему оруженосцу. – Если в комнате кто-нибудь есть, спускайся вниз. Если нет – кинь вниз камешек.
Александер молча кивнул. С этой минуты для него существовало только дело, ради которого мы сюда пришли, и даже повестка на Страшный Суд не могла уже помешать ему довести его до конца.
Стремительно и тихо, как горный барс, почуявший добычу, юноша вознесся по ступеням к заветной двери. Через несколько минут вниз по ступенькам защелкал маленький осколок гранита.
– Вот и славно. Сделаем хозяину сюрприз.
– Милорд, – звеня при каждом движении своей необъятной кольчугой, осведомился наш трубадур, – а что делать мне?
– Тебе? Знаешь что, ступай набери доспехов, щитов и всяческой прочей бряцающей амуниции и волоки их наверх. Мне нужно следующее: когда я скажу «Не делайте глупостей!» вся эта упряжь должна зазвенеть. Понял?
– О, конечно же…
– Прекрасно. Досчитаешь до ста и заканчивай перезвон.
– Я в точности исполню все, как вы говорите, ваше высочество. Мое сердце преисполнено гордости…
– Не сомневаюсь в тебе, мой друг! – Я напутственно хлопнул трубадура по плечу.
Ждать пришлось довольно долго. То ли вечерняя трапеза, то ли благочестивая молитва удерживали отца-настоятеля от возвращения в стены опочивальни, где уже битых часа два дожидалась его пара закоренелых грешников, смиренно жаждущих перекинуться с ним словечком вдали от посторонних глаз.
За время нашего ожидания я успел хорошенько рассмотреть спальный покой Сен-Маргетского Аббата. Он был не плох, совсем не плох, но безнадежно безвкусен. Обилие позолоты и шелковых драпировок соседствовало с гобеленами, которых тут было так много, что для того, чтобы развесить их все на стенах, большинство из них пришлось несколько присобрать. Но венцом царящей здесь неуемной роскоши было нечто, видимо, символизирующее парадный портрет достойного хозяина здешних мест. Главный герой сего нетленного шедевра величаво стоял на палубе своего флагмана, слегка возвышаясь над его мачтой, и приветственным жестом вытягивал вперед руку, сжимающую меч. Вокруг в изысканных позах суетился народ, и плутовато выглядывающий из барашковидных облаков Господь широко улыбался, воздавая должное своему неистовому слуге.
Сие творение кисти неизвестного автора было установлено на камине, как раз напротив многоспального ложа его преподобия, очевидно, для того, чтобы, проснувшись, он смог немедля вспомнить о том, какого рода обедню ему предстоит служить.
Наконец наше тягостное ожидание было вознаграждено, и, судя по раздававшемуся в коридоре смеху и радостному визгу «прихожанок», миг нашего свидания с преподобным пастырем приближался со скоростью нетвердой походки «святого отца».
Я показал Сэнди на факел и стоящую в углу бадью с водой. Он согласно кивнул головой. Пламя, зашипев, погасло. Только в камине негромко потрескивал разведенный нами огонь.
– Черт, как тут темно! – прогромыхал на пороге голос, который сложно было заподозрить в чтении псалмов и пении благодарственных молитв.
– Это вы точно подметили, ваше преподобие, – тоном, полным христианского смирения, произнес я.
Слабый сдавленный писк был аккомпанементом этих слов. Подружки Аббата с некоторой помощью Сэнди встретились лбами в потемках, отчего их возможность участвовать в предстоящей вечеринке временно свелась к нулю.
– Проклятие! Ты еще кто такой? – негодующе взревел бывший монах.
– Я призрак! Дух твоего убиенного брата. Какого, на выбор, решай сам.
– Задница дьявола! – возмутился хозяин, пытаясь схватить котту на груди Шаконтона. – У меня нет братьев! Нет и никогда не было. У меня шесть сестер!
Сэнди развернулся, руки его качнулись, словно ветви дерева на ветру, затем левая его ладонь тисками сомкнулась на запястье пирата, а правая врезалась ему в челюсть. Поворот. Тело рухнуло на пол.
– Сэнди, надеюсь, ты ничего ему не сломал?
Брат Клод застонал и, выплюнув пару выбитых зубов, попробовал сесть.
– Больно? – посочувствовал я. – Ну ничего. Это даже полезно. Отбивает охоту к чересчур резким и необдуманным движениям.
– Кто вы такие, черт возьми? – Аббат, болезненно морщась, начал разминать вывихнутую руку.
– Я – Вальдар Камдил, сьер де Камварон, а это мой оруженосец. Я желаю задать вам, ваше преподобие, несколько вопросов. И от того, как вы на них ответите, зависит, доживете ли вы до утра.
– Стоит мне только крикнуть, – начал было отставной священнослужитель.
– А вот кричать вам как раз не стоит. – Я повысил голос так, чтобы меня было слышно за стеной. – Не делайте глупостей. Вы же понимаете, что я тоже пришел сюда не один?
Со стороны черного хода не раздалось ни звука.
«Этого еще не хватало! Мыши его там съели или со слухом у бедняги проблемы?» – забеспокоился я. Однако возможности проверить, что стряслось у оставленного нами в арьергарде месье де Риберака, не было никакой, поэтому я продолжал, невзирая на прокол со спецэффектами: – Будьте благоразумны. Я пришел поговорить с вами, а вы рветесь в драку, как какой-нибудь пьяный матрос. К тому же что вам до стражи? Я все равно успею отрубить вашу голову до того, как она сбежится. К тому же в миле отсюда эскадра с армией Меркадье. Надеюсь, это имя вам что-то говорит?