Заклятый враг - Страница 8

– Вот. Попробуйте всунуть угол этой штуковины в трещину и налечь на нее.

Они бились без передыху несколько часов, пока не проделали в стене такую широкую дыру, что Ром сумел протиснуться внутрь. А через минуту вернулся, вопя и рыдая, возглашая свободу и победу. Они взяли корабль в свои руки!

Вернувшись во второй раз, он уже взял себя в руки, зато дал волю своему изумлению.

– Никак не пойму, отчего лопнула стена? Никаких следов боя, поблизости ни единого корабля…

Он осекся, вслед за Хадэком уставившись в узкое пространство между самым дальним передним поддоном и продавленным участком стены, откуда из-за напряжения побежала трещина. Джил уже заглядывал в закутки между стеной и решетчатыми фермами. Теперь эти закутки вскрылись, обнаружив свое содержимое – матовые желтоватые плоды, которые Джил пристроил на месте, обминая их и обвивая усики вокруг ферм. Тогда плоды были совсем малы, но теперь они достигли огромных размеров и тихонько лопнули, внезапно дав выход внутреннему давлению.

Забавные сочные штуковины, которые человек разобьет пинком, а железная длань раздавит даже без усилия… «Но жизнь упорна, ребята», – говорил Старик, с прищуром вглядываясь в циферблат, а затем устанавливая новую порцию гирь на машину, внутри которой росла дыня, машину, навеки взявшую в плен сердца подростков. «Резких потрясений не терпит. Потихонечку. А вот теперь глядите. Давление пять тысяч фунтов на квадратный дюйм. А все миллионы крохотных клеточек, просто растущих вместе. Вы когда-нибудь видели, как корень дерева вспучивает бетонный тротуар?»

Теперь на лицах Рома и Хадэка засветилось понимание. Джил кивнул им и чуть заметно усмехнулся – просто для того, чтобы они не подумали, будто это случилось случайно, само по себе. Затем улыбка его угасла. Поглядев на обломки пластика и разорванные провода, оставшиеся от миллиона многослойных печатных плат, Джил проронил:

– Надеюсь, это было медленно. Надеюсь, он прочувствовал все от начала и до конца.

Правда может быть могучим оружием. Как и ложь. Я прикоснулся к щепетильному и честному рассудку, солгавшему во имя истины…

Битва в глубоком космосе была долгой – намного дольше стандартного часа – и такой же отчаянной, как любое сражение, в котором проигравшая сторона не может рассчитывать на выживание. Командор Ридольфи управлял своим тяжелым крейсером «Дипавамса» с отчаянным мастерством, благодаря которому дважды за считаные минуты избежал немедленного уничтожения ракетами берсеркера, и каждый член его экипажа показал себя безупречно, принимая решения, позволявшие действовать достаточно медленно, чтобы человеческий мозг мог угнаться за стоящими у него в услужении компьютерами.

Конечно, в случае поражения человеческий экипаж ждала смерть или что-нибудь похуже. А берсеркера, их неживого противника, ждал собственный аналог смерти или что-нибудь похуже. Проигрыш означал уничтожение, на что берсеркеру было бы наплевать, если бы уничтожение принесло победу. Но уничтожение в поражении означает несомненный провал в исполнении запрограммированного предназначения – истребления всего живого, где бы и когда бы оно ни встретилось.

На борту «Дипавамсы» было лишь четверо гражданских пассажиров, в том числе Отто Новотный, еще ни разу за свою долгую жизнь не оказывавшийся даже поблизости от боя и чувствовавший себя ныне чересчур старым и тучным для подобных предприятий. И тем не менее он оказался более бдительным, чем остальные штатские, и начал надевать выделенный ему бронескафандр, как только взвыла сирена боевой тревоги, в то время как остальные трое еще только гадали вслух, не учебная ли она.

Десять секунд спустя первая ракета берсеркера врезалась в защитный экран крейсера в каком-то километре от корпуса, и они поняли, что все происходит всерьез.

Бой разыгрался на торговом пути, где за последние пару стандартных месяцев не решался проходить ни один невоенный корабль, откуда до ближайшей звезды было несколько световых лет пути. Корабль-берсеркер – сфера сорока-пятидесяти километров в диаметре, сплошная броня, боевые компьютеры, тяжелое оружие и двигатель – поджидал их, будто паук посреди сети детекторов, внедренных в подпространство. Регион, где затаились его детекторы, соотносился с районом нормального пространства, где вакуумный пролив между двумя туманностями образовывал бутылочное горлышко всего в пару миллиардов километров шириной – единственное место, где можно пройти с приличной скоростью. Как только корабль с человеческим экипажем осмеливался сунуться в пролив – хоть тяжелый крейсер, хоть нет, – берсеркер бросался из своего логова в атаку.

Сцепившись защитными полями и контрполями, будто океанские корабли прошлого абордажными крючьями, противоборствующие металлические гиганты выкатились в нормальное пространство, чтобы оставаться там, пока исход боя не будет ясен окончательно. Как только корпус корабля от носа до кормы содрогнулся от первого вражеского залпа, Новотный подумал, что битва, видимо, закончится так или иначе еще до того, как он успеет втиснуться в незнакомый скафандр. Задачу осложняло внезапное исчезновение искусственной гравитации; вся энергия крейсера до последнего эрга понадобилась для более важных вещей, чем комфорт команды.

Но Новотный не сдавался, работая с той же методичностью, с какой обычно решал проблемы совершенно иного рода, и в конце концов надел скафандр. Едва он успел загерметизировать последний стык и остановиться, гадая, что делать дальше, как корпус «Дипавамсы» вспороли одновременно взрыв и луч лазера. Люки автоматически захлопнулись, изолируя отсеки друг от друга, но в отсеке, где находился Новотный, воздух удержать не удалось, и на его глазах чересчур медлительные спутники угасли, как свечи.

После этого бой превратился в полнейшую неразбериху, потребовавшую невероятных физических усилий от участвующих в ней людей. Особенно для Новотного, ориентировавшегося в происходящем гораздо хуже, чем любой из членов судовой команды, и к тому же куда менее физически подготовленного к подобному испытанию. Теперь берсеркер предпочел бросить через узкую полоску ничейного пространства вспомогательные машины в попытке взять крейсер на абордаж. Во-первых, он мог бы воспользоваться кораблем, если бы сумел захватить его не очень поврежденным, да и живые пленные ему, видимо, тоже не помешают.

Конечно, пленные нужны для допроса, после чего берсеркер, как правило, быстро их убивает; его программировали сеять только смерть, а не страдания, хотя, разумеется, он по мере необходимости вполне охотно использует пытки для извлечения ценной информации, способствующей делу Смерти. Еще пленные нужны для экспериментов, проводимых берсеркерами в широких масштабах в попытке выяснить, что же заставляет homo sapiens – биологический вид, расселившийся по всей Галактике, – так упорно сопротивляться безжалостной программе стерилизации космоса, заложенной в берсеркеров.

Берсеркеры представляли собой автономные боевые корабли, созданные неведомой расой для звездной войны, окончившейся не одну эпоху назад; берсеркеры пережили и своих первоначальных врагов, и своих создателей, поскольку были запрограммированы на самостоятельный ремонт и воспроизведение. Все еще пытаясь выполнять предписанную им программой задачу, они двинулись неспешным эпохальным маршем по спиральным ветвям Галактики, сметая на своем пути все живое.

Подчиняясь повелительным жестам командора, гнавшего одетых в скафандры людей из одного поврежденного отсека в другой, Новотный улучил минутку, чтобы выглянуть через дыру в корпусе и впервые бросить взгляд на врага. Чудовищный сферический корпус был виден благодаря вишневому рдению кратеров, вырытых ракетами крейсера в его броневой шкуре. На глазах у Новотного зарделся еще один кратер, воспламененный некой силой, пожиравшей металлические внутренности врага, будто рак. Но и крейсер снова тряхнуло и замотало из стороны в сторону. Новотного и командора Ридольфи подхватила одна и та же невидимая длань, ударив обоих о переборку, и, если бы не скафандры, переломала бы им все кости.