Заклятье зверя - Страница 10
Невозможно было представить, что где-то все иначе. Из рассказов Гидеона Вернер знал, что в предгорьях гномов земля покрыта белым снегом. Он все пытался вообразить, каково это, когда с неба падают хлопья, похожие на утиный пух, а на улице так холодно, что не помогают даже теплые меховые куртки, и есть только одно спасение – согреться у костра или камина. Вернер смахнул со лба бисеринки пота, выступившие от жары и быстрой ходьбы, и усмехнулся. Трудно поверить, что в тот же самый миг в Тимории гномы кутаются в звериные шкуры и греют руки у огня, прячась от снега в своих подземных жилищах.
Есть еще эльфийские леса – не зеленые, как имперские, а желтые, что плавленое золото. Один из редких путешественников, которые попадали в их удаленную деревеньку только сбившись с пути, по имени Кайл рассказывал, как побывал там. По его словам, воздух в Священном лесу всегда прозрачен и свеж, как ранним утром. Деревья белоствольны. Земля, куда ни глянь, усыпана опавшими листьями, которые шуршат под ногами.
А стоит подуть ветру, как начинается золотой дождь – это, срываясь с ветвей, танцуют свой последний танец желтые листья, прежде чем упасть на землю. Чудно! Вернер на ходу сорвал зеленый листок с дерева, чья косматая ветвь нависла над дорогой, и задумчиво повертел его в пальцах.
В привычном с детства лесу тоже опадает листва: выглядывая в густой траве грибы, он не раз находил почерневшие высохшие листья. Но лес всегда оставался вечно зеленым, и кроны деревьев никогда не редели, так как на месте опавших тут же вырастали новые листики. И трудно себе было даже вообразить, каково это, когда золотые листья кружатся в воздухе…
А еще в эльфийских лесах живут волшебные единороги, диковинные кентавры и ожившие деревья – энты. Вернер с подозрением покосился на косматый дуб, свесивший ветви до самой земли, и ловко перепрыгнул через его корявые корни, взрывшие землю у дороги. Придумают же тоже – живое дерево! Вот уж сказки для дурачков! Хотя Кайл и уверял, что сам видел целую рощу энтов, и даже, понизив голос, рассказывал, как за ним гнался хуорн – энт, превращенный в нежить и служащий Мортис, однако Вернер нисколько не поверил в эти россказни.
Дуб зловеще заскрипел, полоснули по ветру узловатые, словно пальцы старика, ветви, и юноша невольно ускорил шаг, торопясь оказаться подальше. Энты энтами, а если тяжелая ветка, обломившись от дряхлости, упадет на голову, мало не покажется.
Вскоре тенистая часть пути, где дремал старый дуб, осталась позади, и дорога вывела на солнечную полянку. Вернер блаженно подставил лицо солнцу, шуганул шуршащего в траве ежа. Пахло травой, нагретой землей и спелой малиной.
Вдоль дороги кусты малины были оборваны – ни одной ягодки не оставили другие путники. Но Вернер точно знал – стоит ступить с тропы, как благодатный лес накормит усталого прохожего сладкой ягодой, кислыми дикими яблоками и сытными орехами. Набив котомку орехами с яблоками и вдоволь налакомившись малиной, Вернер набрал воды у родника и двинулся дальше.
Проторенная дорога, по которой могла проехать крестьянская телега, ровной полосой стелилась между деревьев, и Вернер уверенно шагал вперед, насвистывая себе под нос.
Отправиться в столицу он мечтал уже давно, хотя и не думал, что это случится так скоро. По словам его приятеля, деревенского охотника Дрездена, до ближайшего по дороге на Фергал города, Трамории, было два дня пути пешком. А оттуда большой торговый путь выведет в Фергал. Отважный, ловкий, веселый Дрезден был его лучшим другом, и, сколько Вернер его помнил, тот мечтал уехать в столицу.
В прошлом году приятель осуществил свою мечту, и с тех пор от него не было никаких вестей. Наверняка тот уже стал знаменитым на весь город охотником, может, поставляет дичь самому императору, подумал Вернер и решил, что обязательно разыщет Дрездена и повидается с ним.
В высокой траве, обступившей деревья, прятались яркие шляпки грибов – мама готовит из них вкусный бульон. Как она там? Хватилась его? Заметила его отсутствие? Побывала у Гидеона? Надо торопиться, чтобы его не догнали и не вернули обратно, как нашкодившего мальчишку.
Впереди мелькнул просвет, и Вернер ускорил шаг. Там заканчивался лес, который он знал вдоль и поперек, и начиналась выжженная земля – все, что осталось от некогда процветающей деревни Сольвейр. Мать рассказывала ему, что когда-то деревня была лишь немногим меньше их собственной.
В каждом доме жила большая семья, а поле, доходившее до самой границы леса, было засеяно пшеницей, считавшейся лучшей во всех окрестностях. Еще дед Бейла, прежний мельник, предпочитал закупать зерно именно здесь, в Сольвейре. Но однажды через деревню проходил небольшой отряд Легионов Проклятых. Демоны выжгли всю деревню, не оставив в живых никого.
Вернер, стараясь унять тревогу, ступил на мертвую землю. Его ботинки тут же сделались серыми от пепла, а душу захлестнула смертельная тоска. Земля была покрыта глубокими трещинами, в которых, казалось, застыла запекшаяся кровь. Нигде не было видно ни травинки, ни росточка. Мертвая земля была не способна дать начало новой жизни. Почерневшие остовы домов приковывали к себе взгляд. И Вернер вздрогнул при мысли, что когда-то здесь жили люди, которых не стало за одну ночь. Не стало просто потому, что их деревня оказалась на пути Легионов Проклятых. Может, Гидеон не так уж был не прав, когда разгневался на него? Вот они, свидетельства жестокости демонов, прямо перед ним. Руины, в которых поселилась смерть. Кажется, даже спустя годы воздух остался пропитан горечью и болью.
Где-то еще сохранились черные скелеты домов, но в основном жилища обвалились, превратившись в неровные угольные груды, которые высились то тут, то там. При мысли о том, что непогребенные мертвецы до сих пор лежат под рухнувшей кровлей, Вернеру сделалось совсем жутко. И он, уже не пытаясь совладать с охватившими его тоской и страхом, бегом миновал мертвую деревню.
Дальше перед ним расстилалась неведомая дорога, ведущая к столице, а на горизонте замаячили горы. От непривычно долгой ходьбы уже ломило ноги, но Вернер лишь плотнее перехватил котомку и зашагал дальше. Ничего, ему бы только до Трамории добраться. А там уж он из шкуры выпрыгнет, только бы деньжонок подзаработать, да хоть какого-нибудь коня купить.
На тракте было на удивление малолюдно. Как будто купцы и путешественники, взбудораженные падением звезды, решили отложить поездки. Только имперские воины и отряды инквизиторов по-прежнему продолжали нести службу и мчались по своим делам во весь опор, так что Вернер, завидев на горизонте облако пыли или заслышав топот за спиной, торопился сойти с дороги и переждать, пока всадники проедут. До бедно одетого паренька с полупустой котомкой в руках никому не было дела. А Вернер, отмахавший к закату столько пути, сколько, казалось, за всю жизнь не проходил, и рад был бы напроситься к кому-нибудь в повозку, да гордость не позволяла.
Ботинки растерли ноги в кровь, от палящего зноя одежда пропиталась едким потом, котомка, которая поначалу казалась легче перышка, с каждым часом наливалась тяжестью и теперь казалась набитой камнями. Каждый шаг отдавался мучительной болью и не приближал, а как будто отдалял от Трамории.
Несколько раз Вернер заговаривал с проезжавшими путниками, спрашивая, далеко ли до города, и всякий раз слышал в ответ: к вечеру будем. «Ты-то будешь, а мне еще до завтра плестись», – угрюмо подумал он, глядя в спину очередному всаднику, пришпорившему породистого скакуна, и откусил яблоко. Он еще не успел дожевать, как всадника уже и след простыл. Только пыль вилась в воздухе, забиваясь в ноздри, покрывая плетущегося позади юношу с ног до головы и оседая на волосах. Даже у яблока был пресный вкус дорожной пыли, и Вернер раздраженно отбросил его в кусты, не съев и половины. А в следующую минуту уже пожалел о своем импульсивном поступке. Где-то еще эта Трамория? Когда ему теперь выдастся перекусить? И чем, если в кармане – ни монетки?
К закату народу на дороге становилось все меньше: все торопились добраться до поселений засветло или заночевать на постоялом дворе. Один из них Вернер как раз не так давно миновал, сожалея о том, что у него нет денег, чтобы заплатить за постой. А когда он спросил у хозяина, не нуждается ли тот в услугах мага, тучный, лысый толстяк с оплывшим жиром лицом и мутными глазками презрительно посмотрел на него и расхохотался ему в лицо. Вернер сам не понял, как очутился на крыльце, где его тут же прижала полной грудью к стене уродливая толстуха, оказавшаяся женой хозяина, и пообещала впустить его переночевать на сеновале.