Заклинатель - Страница 30
— У меня… у меня должно быть кое-что. Пойду поищу.
Ох. Наконец замолчали. Пин наслаждался передышкой, но не долго. Голоса зазвучали опять, так что у мальчика уже начинала болеть голова.
— Ну, что ты нашла?
— Так, одно снадобье. Может быть, и поможет.
Пин почувствовал, как под носом ему мазнули чем-то холодным, и в следующее мгновение захлебнулся в настоящем водовороте запахов. Он очнулся от сильной судороги, от кашля, от чихания — и в следующее мгновение вдруг осознал, что сидит с открытыми глазами и в лицо ему с облегчением и заботой смотрят друзья. Все четверо зажимали ладонями рты и носы.
— Ну, слава богу, — глухим голосом сказала миссис Сытвуд: рот ее был прикрыт носовым платком. — Юнона, ты молодчина.
— Что это была за дрянь? — спросил Бьяг.
— Вода из Фодуса, — все еще стараясь отдышаться, ответил Пин. — Это снадобье и мертвого разбудит.
Некоторое время спустя Пин уже сидел на кухне у очага и потягивал из чашки теплый бульон. Голова готова была взорваться от боли, но если закрыть правый глаз — тот, что карего цвета, — становилось немного легче. А зеленым глазом он смотрел на Юнону, которая стояла прямо перед ним. Девушку трясло, губы ее побелели.
— Куда тебя понесло? — сердито выговаривала она мальчишке. — Ты только что был рядом и вдруг — раз! — и исчез.
— Угу. Ты тоже исчезла, — возмущенно ответил Пин. — Как ты нашла дорогу?
На лице у девушки выразилось сожаление.
— Извини. Когда я поняла, что потеряла тебя, стала просто идти наугад и совершенно случайно забрела в Кальмарный проезд.
Миссис Сытвуд так и ахнула.
— Дурочка! Не понимаешь, как тебе повезло, — сказала она. — Эти туманы очень опасны…
— Да уж, он настоящий дьявол! — решительно заявил Бьяг, перебивая хозяйку.
— Кто дьявол? — хором спросили Юнона и Пин.
— Фодус, кто же. За минуту может туману напустить. В городе было не видно ни зги. Об этом, кстати сказать, даже песня есть. Называется «Река его сожрала».
Не успел никто и слова сказать, чтобы остановить его, как Бьяг с большим чувством затянул первый куплет:
— Да-да, Бьяг, спасибо, — прервала его миссис Сытвуд. — Возможно, чуть позже.
— Не понимаю, — сказал Пин. — Ведь я вроде в реку упал — и не промок!
— Она замерзла, — объяснил Бьяг.
— Кто?
— Фодус. Он теперь покрыт коркой льда толщиной с пару дюймов. Это тебя и спасло. Ты упал не в нее, а на нее.
— Так вот почему так болит голова!
Алуф рассмеялся:
— Держу пари, у того парня тоже!
— У какого?
— Того, который тебя толкнул, — отвечала Юнона. — Бьяг запустил в него картофелиной.
— Шмякнул его прямо в голову, — гордо заявил Бьяг. — Должен сказать, это был мой лучший бросок.
Пин засмеялся было, но тут же скривился от боли.
— Расскажи, как все произошло, — попросила миссис Сытвуд, доливая мальчику в кружку бульон.
— Ну, дело было так, — начал Пин: события этой ночи стали понемногу всплывать в его памяти. — Когда я потерял Юнону, меня сразу поймала банда нищих. Они хотели меня поджарить и съесть на обед. Но тут появился незнакомец — наверное, тот самый человек, которого видел Бьяг. Он меня спас — толкнул Зика, главаря шайки, своей палкой. Тот сразу свалился. Потом этот парень, который спас меня, спросил, ходил ли я смотреть Чудище. А потом, когда мы добрались до Фодуса, толкнул палкой и меня. Последнее, что я помню, — как перелетел через ограждение набережной.
— То есть как? Эта палка заставляет людей прыгать? — Бьяг удивленно приподнял брови.
— Не знаю. Не могу объяснить, — ответил Пин. — Я услышал жужжание, а потом палка коснулась меня, и я почувствовал очень сильный удар. Он сбил меня с ног.
Бьяга это объяснение не убедило.
— Ты уверен? Может, ты напутал что-нибудь? Все-таки ведь ударился головой!
— Нет, — твердо ответил Пин. — Понимаю, звучит очень странно, но именно так все и было. Вот, смотрите: в том месте, где палка коснулась меня, остался след.
Мальчик ткнул пальцем в рубашку у себя на груди: в самом деле, на ткани осталось темно-коричневое пятно.
— Хм, — промычал Алуф, задумчиво потирая подбородок. — Похоже, как будто чем-то прижгли.
— Сможешь вспомнить, как выглядел этот твой незнакомец? — спросил Бьяг.
Пин нахмурился:
— Не уверен. Был сильный туман. Я и не разглядел толком. Помню только — перед тем как я полетел через парапет, он залез мне в карман.
— Интересно, — задумчиво промолвил Алуф. — Не думаю, чтобы он искал деньги.
— А зачем тогда?
— Полагаю, — медленно проговорил он, запуская руку мальчику в карман куртки, — он туда кое-что положил. — И с победоносным видом Алуф извлек из Пинова кармана серебряное яблоко.
— Разрази меня гром! — ахнула миссис Сытвуд. — Пин вырвался из лап Серебряного Яблока!
ГЛАВА 28
Из газеты
«Урбс-Умидские ведомости»
Дорогие мои читатели!
Я совершенно убежден, что теперь уже все вы, за самым редким исключением, слышали о чудесном событии, которое произошло два дня назад, когда река Фодус, с трудом волочившая свои воды, наконец остановилась и вся, от берега до берега, покрылась льдом. Оказалось, лед очень толстый, по крайней мере два фута, так что на нем уже расположились торговые лавки, где продают всякую всячину: подвязки и кружева, горячие напитки и выпечку, ветчину и хлеб. И конечно же, там вас ждет множество развлечений. Например, наша местная достопримечательность — метатель картофеля, который демонстрирует свое сомнительное искусство всем и каждому.
Но какие бы развлечения ни ожидали почтенную публику, в нашем городе происходят события куда более важные. Не может быть никаких сомнений: Урбс-Умида (говорю это, вовсе не желая обидеть вас, добропорядочных, достойных граждан) — мерзкий, злой, отвратительный город и времена нынче настали тоже дрянные. Живут в этом городе злобные, низкие, порочные твари, многих из них и людьми-то не назовешь. Этот город не имеет достоинства, самоуважения, он тонет в грязи и пороке — недаром сквозь самое его сердце несет свои зловонные воды река Фодус.
Неудивительно, что этот город рождает убийц.
Об этом-то проклятом племени я и хочу написать вам сегодня — в том числе и о Серебряном Яблоке, который вот уже не одну неделю держит нас в страхе. Давайте же поговорим о нем. Кто он? Что им движет? Я говорю «он», ибо до сих пор не было оснований подозревать, что это женщина или животное. Кроме того, считается, что представительницы прекрасного пола не обладают ни достаточной силой, ни складом ума, которые бы позволили им совершать столь ужасные злодеяния. Лично я не уверен в бесспорности сих утверждений, — впрочем, об этом как-нибудь в другой раз.
Деодонат отложил перо и откинулся на спинку кресла. Он одновременно нахмурился и усмехнулся — два действия, которые не так-то просто соединить. Женщины не могут быть жестокими? Что за нелепость! Он едва не расхохотался — помешала ему только боль, пронзившая его израненное сердце при воспоминании о родной матери. Отец колотил его нещадно, без всякой причины, кроме одной: лицо сына слишком живо напоминало ему о собственных недостатках. Но влияние матери на Деодоната было гораздо сильнее. Она мучила его по-другому. Не физически — ее ненависть к сыну не имела никаких внешних проявлений, — но как-то внутренне и оттого даже глубже. Денно и нощно она неотступно преследовала его уничтожающими взглядами и ядовитыми замечаниями. Он вспомнил, как видел родителей в последний раз. Отец стоял в дверях, опершись о притолоку, с усмешкой на лице и туго набитым кошельком в руке. А мать… Когда она обратилась к сыну с последними словами, на верхней губе у нее заблестела слюна. Неужели он действительно ждал чего-то другого?