Заговоры карельской целительницы и настрои Андрея Левшинова - Страница 2

Неделя, проведенная в Карелии, промелькнула в одно мгновение. И вот на нашем вездеходе «Starex» мы отправились домой.

Путь наш лежал из Карелии сначала по федеральной трассе, потом 42 километра мы ехали по грунтовке, затем выбрались на дорогу, ведущую прямиком к Приозерску. Но прежде чем возвращаться через Приозерск в Петербург, мне нужно было еще заехать в поселок Хийтола, где у меня была назначена важная встреча.

Меж тем погода начала резко портиться. Поднялся ветер, небо заволокло черными тучами. В воздухе повеяло приближающейся грозой. Белый свет просто-таки померк, начало очень быстро темнеть, и стало ясно: ненастье ожидается нешуточное. Наконец среди бела дня сгустилась такая темень, что пришлось включить фары, да и они освещали дорогу перед нами разве что на расстоянии вытянутой руки.

И когда я свернул с трассы в сторону поселка Хийтола, небо прямо-таки взорвалось тысячами молний. Они засверкали со всех сторон сразу! Тут же раздалась оглушительная канонада – гром грянул так, что мы все чуть не оглохли. Громовые удары не смолкали ни на миг, превратившись в сплошной непрекращающийся грохот. Мы замерли, сидя в машине, оглушенные и ослепленные этим буйством стихии, и вместе с тем преисполненные восторга перед силой и великолепием разбушевавшейся природы. Мы словно онемели, не могли и слова сказать – еще и потому, что из-за немыслимого грохота все равно невозможно было ничего услышать, пришлось бы кричать.

Еще мгновение – и сплошной стеной грянул ливень. Машину залило струями воды, словно мы попали под водопад. Дорога, еще недавно сухая и относительно ровная, на глазах превращалась в бурный поток.

Я остановил машину, засомневавшись, смогу ли проехать. Но стоять посреди дороги и ждать неизвестно чего тоже было невозможно, а потому я решил выйти на разведку, несмотря на то, что ливень и не думал утихать.

Выйдя из машины, я словно шагнул в пропасть – из-за потоков воды и вспышек молний, рассекающих тьму, было вообще ничего не видно. Моя одежда вмиг промокла насквозь.

И вдруг оглушительный грохот раздался прямо над моей головой, и невиданной силы вспышка ослепила меня. Но даже ослепнув и оглохнув, я каким-то образом увидел, как гигантская молния воткнулась в землю прямо передо мной! Ее четкие очертания навсегда врезались в мою память. Это было трудно не заметить, и невозможно не запомнить.

Потому что молния – я это увидел совершенно четко – была в форме руны! Руны, хорошо известной мне, и означающей благоденствие.

Счастливый знак среди этого хаоса и тьмы, настоящего светопреставления!

Молния опалила мне волосы и даже ресницы. Одежда, даже несмотря на продолжающийся ливень, вмиг стала сухой. И сквозь сплошной гул и грохот я услышал, как какой-то голос внутри меня требует, чтобы я принес клятву, что переселю эту молнию – небесный огонь – в город, где я живу, чтобы молнии жили среди людей, чтобы очищали их помыслы своим огнем и небесным громом.

В голове тут же промелькнула мысль, что это сама молния говорит со мной таким образом… Сразу хочу поправиться: то, что я передаю, как слова, на самом деле промелькнуло в моей голове в доли секунды, как четкая мысль. Даже не мысль, скорее это было некоторое переживание: с одной стороны яркое, образное, с другой – четкое и недвусмысленное.

И я, не размышляя, поклялся выполнить ее повеление. А еще бы я посмел отказаться после такого прицельного попадания! Я мгновенно понял, что если откажусь, то следующая молния просто-напросто угодит в меня, чтобы и пепла не оставить…

Повторяю, все это произошло в какие-то доли секунды, но время для меня как будто растянулось и замедлилось. Я пережил удивительное состояние. Я не был испуган, в переживаемом состоянии нет места страху. Я испытал что-то сродни восторгу, счастью! Мне указали Путь, и я его принял!

Вернувшись в машину, я увидел страшно перепуганных жену и дочерей. Они ведь видели мой силуэт на фоне спустившегося с неба огненного столба! Их счастью не было предела, когда они поняли, что я жив-здоров.

Немного успокоившись от пережитого, они с удивлением ощупывали мою одежду, оказавшуюся абсолютно сухой, хотя только что на меня пролились бурные потоки воды, и принюхивались к отчетливому запаху паленого, исходящему от моих волос.

Мы продолжили путь, но возле нужной нам деревни дорогу так развезло, что даже мой вездеход завяз на брюхе. Гроза к тому времени прошла, небо начало расчищаться, дождь прекратился. Светопреставление кончилось, природа успокаивалась, вот уже и солнышко вновь вышло, осветило очистившуюся грозой землю. Воздух был удивительно чистым, дышалось как никогда легко.

Мы оглянулись по сторонам и увидели, что рядом какая-то маленькая деревенька. Жена предложила попросить лопату у кого-нибудь из местных жителей, чтобы хоть как-то разгрести грязь под колесами (маленькой лопатки, которую я беру в подобные путешествия, было явно недостаточно для той грязи, в которую мы попали). И мы отправились в оказавшийся поблизости дом.

Это была обычная деревенская изба, простая, одноэтажная, одна из многих, в каких живут местные жители. Видно, что старая, видавшая виды, но при этом крепкая, бревенчатая, прочно стоящая на земле, словно вросшая в нее. Множество окошек нарядно выделялись белой краской рам и наличников на фоне темно-коричневых стен.

Мы прошли в ворота – хотя и ворот настоящих не было, а просто проход в изгороди из поперечных еловых жердей, поднялись на невысокое крыльцо, ведущее к боковой дощатой пристройке, постучали в двери.

На стук вышла невысокая сухонькая старушка, внимательно оглядела нас оказавшимися неожиданно молодыми и веселыми глазами, с этаким хитроватым прищуром. Более пристальный взгляд остановила она на мне, и даже как будто присвистнула тихонько, видно, увидав что-то такое, что для других незаметно. Посмотрела так, будто удивившись чему-то, а потом и говорит:

– Да что стоите-то, милые! Заходите в избу!

Вот это да! Будто только нас и ждала. Даже не спросила, кто такие и зачем пришли.

Жена заикнулась было о том, что мы вообще-то хотели только лопату попросить, но бабулька как-то так на нее посмотрела, что слова и замерли на губах.

Мы прошли в избу, сели по приглашению хозяйки за большой стол. Она тут же откуда-то чашки достала, варенье, вкусности какие-то печеные, и давай нас потчевать.

После нашей непростой дороги это оказалось как нельзя кстати. И бабушкин чай был явно не просто чаем, а особым напитком, снимающим усталость и возвращающим силу и бодрость. Как она объяснила, и багульник там был, и еще всякие травки особые карельские.

Хозяйка сказала, что зовут ее бабушка Евдокия, а на наши невысказанные вопросы ответила, что гостеприимству ее удивляться нечего, так уж у них в деревне заведено, что любой бы путников в дом пустил да чаем напоил, особенно после того, как путники в такую непогоду попали!

И вот когда мы вволю чаю напились, и откланиваться начали да благодарить, бабушка Евдокия попросила меня задержаться ненадолго. Жена и дочери на улицу пошли воздухом чистым послегрозовым дышать, а меня бабушка напротив себя усадила, снова посмотрела с хитрым прищуром, и говорит:

– Ну-ка, давай, выкладывай, что такое произошло с тобой.

– А что со мной произошло? – переспросил я, хотя уже понял, к чему хозяйка клонит. Сразу я заподозрил, что бабушка эта непростая…

– Да вижу я, что особым знаком ты отмечен, – она улыбнулась светлой и какой-то молодой улыбкой, и кивнула на мои опаленные молнией волосы, так, что я невольно схватился за голову.

И мне ничего не оставалось, как рассказать бабушке Евдокии о том, что произошло со мной по дороге. И как молния прямо передо мной в землю воткнулась, и как голос молнии я услышал, и как клятву дал молнии в город принести, в помощь живущим там людям…

А когда закончил я свой рассказ, пришло время и для бабушки Евдокии пооткровенничать со мной. Оказалось, она целительница, потомственная, и в этих местах, как я узнал позже, очень известная. Она рассказала, что давно уже было ей видение – что придет к ней человек, особым знаком отмеченный, молнией опаленный. Ждала она, оказывается, меня – вот ведь как бывает… Ждала не просто так – а чтобы знания свои передать.