Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева - Страница 32

Вот и наша задача в данной работе – не критика или оправдание, а стремление понять прошлое нашей Родины в один из ее наиболее героических и трагических периодов (что обычно совмещается в истории). Хотя встает и другая задача: исправление прошлого, если оно преподносится извращенно, лживо или односторонне. К сожалению, в наше смутное время слишком многие обуржуазившиеся идеологи стремятся опошлить героизм советского народа.

Прежде всего согласимся с мнением В.В. Кожинова: «Сталинизм смог восторжествовать потому, что в стране имелись сотни тысяч или даже миллионы абсолютно искренних, абсолютно убежденных в своей правоте «сталинистов». Конечно, как это и всегда бывает, имелись и заведомые приспособленцы, карьеристы, дельцы, которые думали только о собственной выгоде и, скажем, участвовали в различного рода репрессивных акциях не потому, что были убеждены в их необходимости и – для искренних сталинистов дело обстояло именно так! – высокой целесообразности (ведь речь шла о создании совершенного общества!), а ради того, чтобы выслужиться или, в лучшем случае, чтобы обезопасить самих себя, хотя это нередко и не помогало…

Но будем последовательными и признаем, что приспособленцы возможны лишь потому и тогда, когда есть к чему приспосабливаться. И неизмеримо важнее проблема, так сказать, истинных сталинистов, нежели тех, кто в низменных, корыстных целях «притворялся» идейным сталинистом».

Надо признать, что, наряду с определенным (немалым) числом оппозиционеров, в ВКП(б) и вообще в стране имелось еще больше искренних сталинистов, которые верили своему вождю. Что могло произойти, если бы оппозиция добилась свержения этого «кумира»?

Трудно усомниться в том, что произошел бы сильнейший социальный взрыв. В психологии подобный феномен достаточно хорошо изучен. Резкая смена установки, жизненных и общественных ориентиров вызывает в обществе сильнейшее брожение, не говоря уже о растерянности.

Ну, предположим, этот общественно-психический стресс удалось бы преодолеть. Предположим, энтузиазм бухаринцев был бы искренним и заразительным, а большинство населения осознало, что им предлагается обогащаться, всемерно улучшать свое благосостояние не в более или менее отдаленном будущем, как обещал Сталин, а теперь, сразу, безо всех этих ужасов коллективизации и непомерного напряжения индустриализации. Для этого надо было поощрять крестьян (прежде всего из числа зажиточных, производящих наибольшее количество сельхозпродуктов), а также легкую промышленность. Она, вырабатывая товары ширпотреба, стала бы стимулировать крестьян к взаимовыгодной торговле с городом.

Такова заведомо упрощенная «альтернатива» сталинскому курсу с позиций «правого» уклона. Надо только удивляться, что она не прельстила партийное и беспартийное большинство или она была заманчива, о ней мечтали многие, но панически боялись репрессий?

Но ведь к началу 30-х годов никакого разгула репрессий не было. Да и чего бояться людям, которые призывают продолжать строительство социализма, ориентируясь на насущные нужды так называемого простого человека, на скорейшее повышение благосостояния трудящихся? В конце концов, почему бы и самому Сталину не принять и не одобрить такой курс? Он мог бы и в таком случае оставаться у власти, если не в качестве вождя, то одним из немногих вождей.

Короче говоря, «правая альтернатива» на первый взгляд выглядит вполне реалистичной.

Как пишет антисоветский автор Р. Конквист: «Постоянное внимание Сталина к организационным деталям приносило плоды. В Центральном Комитете «правых» поддерживала теперь только горсточка членов. На пленуме ЦК в апреле 1929 года позиция «правых» была осуждена…»

Выходит, принципы партийной демократии не были попраны: предложения и замечания «правых» обсуждались и в Политбюро, и в ЦК партии. Большинство высказалось против. Какое же это диктаторство? Вот если бы меньшинство поддерживало сталинскую политику, а она, несмотря на это, восторжествовала, это было бы антидемократично. А тут все, как говорится, по закону.

Постоянное внимание Сталина к организационным деталям надо понимать, судя по всему, как умение вводить в руководящие партийные органы своих сторонников. Но ведь это и есть принцип любого разумного политического деятеля. Если бы Сталин физически устранял своих противников, ставя на их место собственных «сатрапов», это была бы преступная политика. А он содействовал укреплению своей «центристской» позиции в партии демократическим путем, волеизъявлением большинства (так повелось еще при жизни Ленина). Это – умелое политическое руководство.

Вот что пишет дальше Р. Конквист: «В том же апреле на ХVI партийной конференции были одобрены принципы ускоренной индустриализации и коллективизации крестьянства. После того как их позиция была осуждена, правые отступили… Они опубликовали весьма общие отречения от своих взглядов по ряду политических и тактических вопросов».

Принятие предложения «правых» стало бы, в общем, реанимацией НЭПа. В изменившихся социально-экономических условиях такая политика означала бы признание ошибочности прежнего курса партии на социалистическое строительство. Ее авторитет в обществе сильно бы пошатнулся, так же как и авторитет партийного руководства в глазах миллионной армии рядовых партийцев. Одно уж это могло вызвать разрушительный духовный кризис, идейный разброд и междоусобицы, потому что в жизни общества психологические факторы играют огромную роль. Они во многом определяют его стабильность и эффективность экономики.

Ну а если пойти на заведомое упрощение ситуации и отстраниться от духовной жизни общества, рассматривая государство главным образом как некий «экономический механизм». Что тогда? Разве не была платформа «правых» обоснована именно экономически? Может быть, именно экономическая безграмотность стала основанием для отказа от бухаринской модели развития СССР?

Сталин к 1929 году по меньшей мере 5 лет находился на вершине государственной власти. За это время он прекрасно освоил практическую экономику (которая порой разительно отличается от теоретической), да и с экономическими теориями он был знаком, о чем свидетельствуют соответствующие книги его личной библиотеки, испещренные многочисленными пометками. Если бы он плохо разбирался в управлении народным хозяйством, страна под его руководством быстро пришла бы к развалу, социально-экономической катастрофе, как это стало во времена Горбачева – Ельцина.

Возможно, при проведении бухаринского курса, деревня избежала бы многих бедствий, которые принесла с собой насильственная коллективизация. Но что произошло бы в городах, на промышленных предприятиях? Переход к приоритету легкой промышленности сопровождался бы ростом безработицы и появлением множества небольших предприятий частного сектора. Оживилась бы мелкая торговля. Крестьяне, а точнее посредники, торговцы, спекулянты, смогли бы диктовать горожанам цены на сельхозпродукцию и товары ширпотреба. Это вызвало бы рост цен и быстрое обнищание малоимущих трудящихся…

Путь «либеральных реформ» по типу бухаринского «правого уклона» был опробован на практике в годы правления Ельцина – Гайдаpa. Причем сделано это было в условиях, когда уже имелась возможность получать огромные прибыли от эксплуатации освоенных источников природных ресурсов, а также можно было использовать экономический потенциал, накопленный в СССР. И что получилось в итоге? Полнейший экономический крах!

Нет никаких оснований считать, будто полвеком ранее, в 30-е годы, в бедной стране, еще только оправлявшейся от бедствий мировой и гражданской войн, результаты сходных реформ оказались бы хоть в чем-то лучше. Они были бы несравненно хуже, губительней для страны и народа.

Индустриально «недоразвитое» государство неизбежно оказывается поначалу под экономическим прессом со стороны индустриально развитых буржуазных государств. Учтем решающую роль техники в войне. Страна, не имеющая на вооружении значительного количества танков, самолетов, орудий, автоматов, боеприпасов, легко становится жертвой хорошо оснащенного агрессора.