Заговор (СИ) - Страница 6
Нужно ли помогать Павлу? Явно не стоит со своим уставом лезть в «павловский» монастырь. Немного зная государя, он этого не оценит. Он вообще болезненно относится к любому личному, скапливая внутри себя новые психологические проблемы. Так что помочь решить психологические проблемы русскому императору, скорее всего, не получится. Разобраться с заговором против него? Он, зреет, я это знаю наверняка, уже по перехваченным письмам Уитворта. Пока я не решил, как нужно поступать, но решение необходимо принимать уже скоро.
— Я, как и мой славный предок Петр Великий, умею рассмотреть достойного человека, — Павел истерично рассмеялся. — Захватить Триест и Венецию.
Зря он так говорил! Тут были и представители того самого Триеста и венецианского дожа. Их нужно окручивать: где лестью и перспективами выгодного сотрудничества, где и пригрозить. Но напрямую говорить о захвате? Император в ударе!
Вообще, было несколько жутко, и не только мне, все собравшиеся в тронном зале Екатерининского дворца были обескуражены. На некоторых лицах я смог рассмотреть некоторые особые эмоции, которые можно было бы выразить в такой фразе: «что? опять?». Бедный, бедный Павел, тебя уже все воспринимают сумасшедшим, больным, а ты просто слегка приболел. Признаться, и у меня сложилось бы такое мнение о сумасшествии монарха, если бы не элементарные понятия о психологии человека и выгорании на рабочем месте.
— Петр… Ха, ха, приблизил Меньшикова… А вы не торговали пирожками? А? Господин Сперанский? — продолжал смеяться Павел.
Но сейчас, после этой шутки-сравнения со Светлейшим князем Александром Даниловичем Меньшиковым, появляется хоть какое-то объяснение состояния Павла. Он у себя в голове устроил юмористическое шоу. Сам в мыслях шучу, сам в голос смеюсь!
— Можно сказать, ваше императорское величество, что так же, как и Александр Данилович в прошлом, торгую пирожками. У меня в Петербурге есть открытые рестораны, там много всяких яств подают, — постарался я поддержать императора и говорил с улыбкой.
А еще — реклама наше все!
— Слышал я и об этом, — Павел посмотрел в сторону, где стоял Петр Алексеевич Пален, генерал-губернатор Петербурга и, возможно, на данный момент, самый близкий к монарху человек. — Мне о вас многое докладывали.
Император махнул рукой и вынесли подушки, на которых были награды. Что меня удивило и стало неожиданным, что помогло не сыграть удивление, а натурально удивиться, так шпага… Вроде бы золотая.
Император восседал на троне, но так, будто ему стрельнули солью в филейную царственную часть тела. Ерзал, чуть приподнимался и снова садился. Рядом с государем стоял Пален, по левую руку Безбородко. Кутайсова я увидел только во скоплении разного рода придворных, но он не всегда выпячивается наружу, особенно, когда присутствует рядом с государем кто из иностранцев.
Нет, не было Уитворта, или австрийского посла, но присутствовал представитель Триеста, как и один из приближенных дожа Венеции, которого я видел рядом с Людовико Джованни Манином, правителе водного города, вновь ставшего таковым не без моей помощи. Был в тронном зале и Луиджи Кокастелли — мой соперник на звание герцога Милана. Смеюсь, конечно, никто бы меня таковым не сделал. Но, уверен, что у одной уродливой морды в Вене, Тугута, кое-какие места подгорали, когда мое имя стало фигурировать в списках возможных будущих герцогов Милана.
Я уже знал, что эти послы в Петербурге. Формально я и был вызван именно для того, чтобы принять участие в решении вопросов с венецианцами, Триестом, ну и с другими товарищами и территориями.
— Действительный статский советник Михаил Михайлович Сперанский волей его императорского величества Павла Iполучает следующий чин тайного советника. Сие за то, что внедрил новый судебный устав его императорского величества, — отнюдь не торжественно, а несколько заунывно, с ленцой, читал по бумажке статс-секретарь Петр Алексеевич Обрезков.
Я испытал двойственные чувства. С одной стороны, весьма льстило и прибавляло чувства удовлетворения, что судебная реформа после долгого апробирования в Нижегородской губернии, наконец, внедряется по всей империи. С другой стороны… какого черта она «его императорского величества», если от начала до последней точки — мое детище.
— За содействие вызволению от республиканского гнета вольных городов Триеста, Венеции и за содействие русскому победоносному флоту адмирала Федора Федоровича Ушакова, тайному советнику Михаилу Михайловичу Сперанскому его императорским величеством даруется золотая шпага, — Обрезков продолжал зачитывать указ императора.
Вот же жмоты. Зажали бриллианты. Шпага только золотая, ни о каких бриллиантах не сказано. Однако, вот именно она и стала сюрпризом для меня, приятным сюрпризом.
— За должное исполнение приказа командующего русской армии фельдмаршала Александра Васильевича Суворова по освобождению города Милана и за участие в баталиях, мужество и храбрость, проявленные под командованием генерал-лейтенанта Леонтия Леонтьевича Бениксена, генерал-лейтенант Михаил Михайлович Сперанский награждается орденом Святого Владимира третьей степени, а за общий вклад в развитие Отечества, составление гимна Российской Империи, тайный советник Михаил Михайлович Сперанский награждается орденом Святого Иоанна Иерусалимского третьей степени, — еще более заунывно читал Обрезков.
Что покоробило, так это то, как умудрился Бениксен примазаться к моим наградам. Если мне, как его подчиненному дали Владимира III степени, то как бы этот гад не получил Владимира II или Iстепени. За что? За бессмысленную погибель части воинов-калмыков? Но такова реальность, ничего не поделаешь и сразу ее не исправишь, если такое исправление вообще возможно.
С другой стороны, порадовало упоминание Суворова. Это говорило, что Александра Васильевича ждут очень даже существенные плюшки. Пусть меня награждают в том числе и за гражданские заслуги, не военные, но нельзя в своих наградах опережать Суворова. Военная общественность подобное не оценит.
Странновато звучало и упоминание меня, как генерал-лейтенанта. Да, тайный советник может быть генерал-лейтенантом. Если меня повысили до тайного советника, то повышают и армейский чин. Но вот меня сильно озадачило мое будущее. О назначении опер-гофмаршалом не было ни слова.
А после начались поздравления. Возможно, с ними бы и повременили, в высочайшем присутствии это не принято, если только сам император не укажет. Но на последних словах указа императора, тот самый государь-император поспешил даже не уйти, а чуть ли не убежать из тронного зала, чем вновь смутил присутствующих. Поговорить бы с лейб-медиком Павла, что бы какого пустырника ему дал или собрал консилиум врачей и подумал, как вывести государя из явного психологического расстройства.
— Позвольте вас поздравить, тайный советник, — первым ко мне умудрился подойти…
Нет, он подошел все-таки не первым, но те, кто был рядом расступились и дали возможность сказать именно Петру Алексеевичу Палену.
— Рад с вами встретиться, ваше превосходительство, — отвечал я, лишь обозначая поклон.
— Неожиданно… — Пален посмотрел на меня оценивающим взглядом, демонстративно от макушки до пят, будто какую диковинку увидел. — Французы пишут, что вы для России находка. Англичане… Лишь мы не рассмотрели. Благо, государь у нас все видит, все знает и умеет быть более чем щедрым.
— Если у его величества рядом есть еще и ваши глаза и ум, то безусловное величие нашего монарха обзаводится дополнительной скрепой, опорой. Но вот, нужна ли помазаннику Божиему дополнительная опора, если его власть от Бога и никто не смеет лишить его трона. Даже помыслить об этом нельзя, — ну, не сдержался я.
Скажу, словно ребенок: отчего это он? Он первый начал. Но было приятно смотреть на лицо Палена, который, возможно, думает, что «спалился». А я не только намекнул на заговор, чтобы как-то съязвить петербуржскому генерал-губернатору, я хотел посмотреть реакцию Палена. Он явно не ожидал подобного от меня, потому не сразу взял эмоции под уздцы. Понятно, что заговор есть.