Заговор против Сталина - Страница 6
Насчет «порожняка» Якушев слукавил. Павел лично наблюдал, как солдаты в форме войск НКВД очистили от посторонних причал и встали в оцепление. Подошла колонна из двух грузовиков под охраной взвода автоматчиков. Рабочие стали перегружать на борт крейсера опломбированные металлические контейнеры и сразу отправляли их в трюм. При загрузке присутствовали советские и британские офицеры, они шуршали бумагами и переговаривались при помощи переводчика. Возможно, это было золото с колымских приисков, которым советское правительство рассчитывалось за проценты по ленд-лизу. По крайней мере, это первым пришло в голову.
Суда покинули мурманский порт после полуночи. Они долго шли на север по Кольскому заливу, затем вышли в штормовое Баренцево море. День от ночи ничем не отличался. Небо заволокли черные тучи, неистовствовал ветер. Иногда порывы прекращались, можно было выйти на палубу, покурить. Перемещения пассажиров не ограничивали, но на всякий случай за ними присматривали, не забывая дружелюбно улыбаться. Временами начинался дождь, переходил в ливень, потом прекращался. Потоки воды стекали по иллюминатору. Стрелки на часах словно встали. Но снова начиналась ночь. Сквозь тонкие переборки доносились командные крики боцмана Хартмана, моряки послушно бегали. С субординацией в английском флоте было не очень, по струнке не тянулись, командиров звали по именам, в одежде проявлялась небрежность, но дисциплина поддерживалась.
Заскрипела рассохшаяся кушетка – майор сел и обшарил карманы. Документы и прочие сопроводительные бумаги находились в багаже. В карманах брюк лежали фунты, пачка «Казбека» с парой последних папирос и трофейная немецкая зажигалка. Курить не хотелось, но и сидеть в каюте было невыносимо.
«Дипломатов» поселили на нижней палубе, над трюмом. Здесь было тесно, витали подозрительные запахи. Каюта состояла из трех смежных помещений. Нина Ушакова разместилась в последнем и практически не выходила – видимо, спала. От майора ее отделяло двухместное помещение, где страдали от безделья Вадим Молчанов и Гриша Заречный. Они кряхтели, вяло переругивались.
– Павел Сергеевич, вы здесь? – спросил Заречный.
– А встать и посмотреть – лень? – проворчал Романов. – Обленились вы у меня, товарищи. С завтрашнего дня начинаем делать утреннюю зарядку, бегать кругами по палубе, как это делают все члены команды.
– Мы не возражаем. А после пробежки – водные процедуры в освежающем море, – хихикнул Григорий. – Павел Сергеевич, мы тут спорим с Вадимом, что случилось с английским крейсером «Эдинбург» в прошлом году?
– Он утонул, – скупо отозвался Романов.
– Знаем, что утонул, – проворчал капитан Молчанов. – Говорят, он золото вез?
– А тебе какая забота? Поднять хочешь?
– Ну не для себя… – смутился капитан. – Нам хватает нашего денежного довольствия. Там глубина немереная, ни один водолаз не поднырнет. После войны технический прогресс в гору пойдет, глядишь – появится возможность поднять это золото. Жалко, такая куча денег пропала…
История не афишировалась, но факт оставался фактом. Легкий крейсер «Эдинбург» английского королевского флота был потоплен полтора года назад. Он сопровождал конвой, возвращавшийся из Мурманска. На борту находилось 5,5 тонны золота в слитках – частичная оплата советских закупок, произведенных сверх программы ленд-лиза. Крейсер торпедировала немецкая подлодка, торпеды попали в борт и в корму. «Эдинбург» остался на плаву, моряки откачивали воду, заделывали бреши. На выручку подошли два британских эсминца. Крейсер пытались вернуть в Мурманск, но подтянулись немецкие суда и разгорелся бой. «Эдинбург» подвергся массированному обстрелу. Крейсер накренился, утратил плавучесть. Немцы потеряли один эсминец, но сумели снять с него экипаж и отошли. Команда «Эдинбурга» тоже покинула судно, ее перевезли на британские суда. Затем англичане сами добивали свой гибнущий крейсер, чтобы не достался врагу, – били по нему торпедами и обстреливали из орудий. Корабль затонул вместе с золотом – вынести его не представлялось возможным. Глубина моря на том участке составляла 260 метров. Экипаж крейсера доставили в Мурманск, а золото до сих пор покоится на дне, и сколько ему там лежать, бог ведает. Золото было застраховано в Госстрахе СССР, а часть его – перестрахована англичанами каким-то комитетом по страхованию военных рисков.
– Забудьте о чужом золоте, – проворчал Павел. – Когда-нибудь поднимут, никакой трагедии. Спите, товарищи, пока дают. Когда еще удастся…
– Не можем спать, Павел Сергеевич, – пожаловался Заречный, – трясет, как на кочках! Это не море, а раздолбанная дорога какая-то, как на передовой, право слово! Как эти матросы всю жизнь плавают? Тошнит же постоянно!
– Не плавают, а ходят, – поправил Молчанов.
– Ага, ходят они, – фыркнул Григорий. – Это мы ходим. Павел Сергеевич, может, займемся чем-нибудь? Проведите нам политинформацию, в конце концов, расскажите о тлетворном влиянии Запада на советского человека. Мы же в самую клоаку капитализма плывем! В смысле, идем. Давайте Нину Ивановну разбудим и ей тоже политинформацию прочтем? А то обидно, она постоянно спит, а мы – ни в одном глазу… Еще неделю плыть. Вы только представьте, Павел Сергеевич, обратно ведь тем же маршрутом выбираться придется – с ума сойти можно! Может, сухопутным путем пойдем? Подумаешь, несколько государств…
– Григорий, заткнись, голова от тебя болит, – простонал Павел. – Вот скажи, откуда ты взялся – такая находка для шпиона?
Гриша замолчал – обиделся. Молчанов злорадно ухмылялся. Павел натянул ботинки, снял с крючка любезно выданную англичанами штормовку и вышел в коридор.
Пахло мазутом, потом и трубочным табаком. В коридор выходили двери нескольких кают. В конце находилась лестница, ведущая на верхнюю палубу. Качка усилилась, пришлось вцепиться в поручень. Рифленые ступени ходили ходуном.
Павел выбрался на палубу, припал к лееру. Неподалеку гоготали матросы, разматывая канат. Один из членов команды помахал майору, тот отозвался кивком. Судно плавно вздымалось на волнах, за спиной скрипели сочленения надстройки. Ветер, по счастью, стихал, а в воздухе висела легкая изморось. Павел сместился под навес, привалился плечом к столбу. Курить особо не хотелось, но случаются ситуации, когда надо. Он вынул папиросу из пачки, чертыхнулся – практически пустая. Он выкурил последнюю папиросу за несколько затяжек и выбросил окурок в море вместе с пачкой. Качка наверху ощущалась сильнее, но здесь было чем дышать. Свежий воздух прояснил сознание, голова уже не трещала. Мерно вздымалась громадная серая масса. Сохранялась видимость – ночи на севере не столь черны, как на юге. Спереди и сзади поблескивали бортовые огни – «Глазго» шел в составе конвоя. Впереди – «Вестминстер», сзади – «Хэмилтон». Корабли охраны в глаза не бросались – вероятно, шли по правому борту. Из мутной пелены тонкой черной лентой проступали очертания береговой полосы.
Подошли Уоткинс и Галлахер – два британских моряка в непромокаемых комбинезонах – и встали неподалеку. Снова налетел ветер, стал срывать с них капюшоны.
– Все в порядке, сэр? – спросил коренастый Уоткинс.
– Все отлично, товарищ, – подтвердил Павел. – Чувствуем себя заново родившимися, наслаждаемся экскурсией.
Моряки добродушно засмеялись. Физиономия русского «дипломата» плохо сочеталась с понятием наслаждения.
– Ничего, сэр, скоро привыкнете, – заверил молодой черноволосый Галлахер. – Мы тоже когда-то привыкали, зато теперь на суше чувствуем себя неуверенно, хочется поскорее в море.
«Не дай бог», – подумал Павел.
– Это Норвегия? – кивнул он на узкую полоску суши.
– Норвегия, – подтвердил Уоткинс. – Немцы ее оккупировали. Здесь иногда подводные лодки шныряют, не дают спокойно наслаждаться природой. Но когда видят крейсер и противолодочные катера, как правило, уходят, не хотят связываться. Так что вам нечего переживать, сэр. Вероятность нападения незначительна. Здесь и наши подлодки иногда появляются, не дают нацистам заниматься разбоем.