Заговор против Сталина - Страница 5

По полу прыгал чемодан. Идея с багажом никому не нравилась, но ситуация требовала – негоже «представителям дипкорпуса» появляться без личных вещей.

– Последний раз предупреждаю, Заречный! – крикнул Павел. – Больше никаких «товарищей майоров», уяснил? Мы гражданские люди, обращаемся друг к другу по имени-отчеству! Если забудешь, получишь взбучку!

– Так точно, Павел Сергеевич! – бодро выпалил Григорий. – Про взбучку мы уже поняли!

– Мы действительно летим в Лондон? – озадачилась старший лейтенант Ушакова. – Я никак не могу головой осознать…

– Осознай другим местом, Нина Ивановна! – веселился Заречный. – К буржуям проклятым едем – смотреть, как они эксплуатируют трудящихся!

Самолет опять тряхнуло, машина завалилась на левое крыло. «Ну вот и все», – обреченно пробормотал Григорий и закрыл глаза. У остальных тоже пропало желание говорить. От долгого полета уже тошнило. Пилот выровнял машину, но пока не снижался.

Павел закрыл глаза и провалился в сон. Проспал недолго (хотя кто знает?). Болела голова, горчило в горле. Наваливалось чувство обреченности. Вроде знаешь, что надо делать, и шансы есть, а все равно тошно на душе. О себе не думал – и не в таких передрягах участвовал, – но имел ли он право подставлять своих людей?

Заложило уши – самолет пошел на снижение. Павел повернулся, припал к иллюминатору. Самолет, вырвавшись из облаков, быстро терял высоту. Из седой пелены проявились очертания извилистой бухты. Высокий западный берег, сравнительно пологий восточный, вкрапления островов на водной глади. Далеко впереди – населенный пункт, мелкие домики теснились у восточного берега. Там же причалы, пирсы, смутные очертания судов в гавани. Кольский залив – узкий фьорд Баренцева моря на мурманском берегу. Уникальное природное образование, длина – 57 километров, ширина – около семи, глубины на отдельных участках достигают трехсот метров. Огромная акватория, пригодная для судоплавания. Самолет снижался, проявлялись скалы. Высокие волны выбрасывались на берег. Протяженный порт был защищен молами и волнорезами.

– Кольская губа… – протянул Молчанов. – Как и московская тюрьма – скоро не выйдешь… Вижу суда, командир! Неужели правда уплываем в эту чертову Англию, а наши тут будут без нас с фашистами разбираться? Неловко как-то, зачем нам это?

– Ничего, одна нога здесь, другая там. – Павел откинул голову, закрыл глаза. Самолет уходил от бухты, продолжал стремительно терять высоту.

На аэродромном поле дул пробирающий ветер, гнал по бетонке оторванные ветки и обрывки мусора. Оперативники спустились по трапу, волоча громоздкие чемоданы. В стороне протяженного аэродромного поля сиротливо жались кукурузники, виднелись стволы зенитных орудий, нацеленные в небо. Сквозь порывы ветра доносились звуки канонады.

Город Мурманск за два с половиной года немцам так и не отдали, а теперь и подавно не отдадут. Дважды вражеские армии переходили в наступление, и всякий раз их отгоняли, нанося внушительный ущерб. Город, застроенный преимущественно деревянными зданиями, был разрушен до основания, но продолжал жить и работать. Исправно функционировал порт, куда приходили иностранные суда. Здесь осуществлялась разгрузка, отсюда товары развозились по всей стране, в том числе и на фронт. Мощная система ПВО не позволяла немецким самолетам прорваться в порт – все попытки пресекались на корню. Зенитчики бдели круглосуточно, по нескольку раз в сутки в небо поднимались перехватчики.

Город прятался в сизой дымке. Тянуло гарью. Моросил холодный дождь. В дымке едва различались люди и предметы.

Послышался звук мотора – приближался автомобиль. Из хмари возник грузовик с кузовом, затянутым брезентом. Машина тряслась на стыках бетонных плит, гуляли борта. Полуторка подкатила к трапу. С подножки спрыгнул невысокий мужчина в непромокаемой накидке и засеменил к группе людей.

– Вы из Ленинграда, товарищи? Майор Романов? Отлично, я капитан Якушев, мурманское управление особых отделов, – мужчина небрежно отдал честь, сунул пятерню. – Документы покажите, и поедем. Увы, такой порядок. Вас приказано доставить в порт, там уже ждут. Дико извиняюсь за задержку, с нашей автомобильной техникой вечно какие-нибудь нелады…

Больше суток поскрипывала палуба под ногами. Тошнота стала нормой. Организм отвергал любую позу, мысли о еде вызывали злость. Над головой мигала лампочка, маленькая каюта рябила перед глазами. Делать на этом судне было нечего, от безделья пассажиры сходили с ума.

Павел вертелся на жесткой койке, подбивал под себя подушку. Книжка Островского «Как закалялась сталь» была изучена на восемь рядов, и образ Павки Корчагина тоже уже вызывал тошноту. Он закрывал глаза, перестраивался на другую волну, и перед взором вставало лицо Андрея Борисовича Резника – активного участника заговора против товарища Сталина.

На фотографии «персональный куратор» полковник Маховецкий не поскупился. Резник был представлен в разных ракурсах, в форме и без, в окружении семьи, друзей, сослуживцев и в гордом одиночестве. Участи друзей и сослуживцев можно было посочувствовать. Андрей Борисович смотрелся импозантно – он был подтянут, представителен, имел скуластое лицо, умные глаза и короткие жесткие волосы, выстриженные на макушке «аэродромом». Спутать его с кем-то другим было невозможно. Смущало только, что последний снимок был сделан пять лет назад, и как сейчас выглядит Резник, неизвестно. А если человек хочет скрыться от всепроникающей руки советской власти, он в первую очередь должен озаботиться сменой внешности… Павел бросил стопку фотографий на столик и закрыл глаза.

Английский конвой состоял из трех основных судов и пары мелких противолодочных посудин. Крейсер «Вестминстер» выглядел внушительно, ощетинился зенитками и орудийными батареями. В случае нападения он мог дать достойный отпор. Остальные два судна, «Глазго» и «Хэмилтон», были скромнее, хотя обладали неплохим водоизмещением. Собственного вооружения они не несли, команда на каждом судне состояла из двадцати моряков.

Под разгрузкой в Мурманске конвой стоял недолго – команда работала быстро, прислушиваясь к канонаде на западе. Из разговоров явствовало, что по пути в Мурманск конвой подвергся атаке, но ему удалось отбиться. Моряки сбросили глубинные бомбы, отогнали немецкую подлодку. Похоже, подлодка повредила субмарину (были засечены масляные пятна). Потом подлодка всплыла в паре миль от курса конвоя – ее видели в бинокли. Матросы радовались – получили по соплям чертовы нацисты!

В порту царила нормальная деловая неразбериха. Грузы извлекались из трюма, отправлялись на склады. Работала на износ портовая техника, надрывались грузчики. «На этот раз ничего секретного или сверхтаинственного», – просветил капитан Якушев. «Консервы, тушенка, армейские ботинки, радиолокаторы, взрывчатые вещества, двигатели для катеров, металлорежущие станки… До позднего вечера простоят под разгрузкой, обратно пойдут порожняком. Отчалят в час ночи – не хотят задерживаться в Советском Союзе. Вам зарезервировано место на «Глазго», уже договорились, капитан Макмиллан не возражает. Пойдемте, товарищ майор, знакомиться с союзниками…»

Мрачноватый капитан Макмиллан большого восторга не проявил, но, просмотрев бумаги «дипломатов», подал руку и прохрипел, что искренне рад знакомству. Моряки таращились на Нину, обменивались скабрезными шуточками. Очевидно, во всем мире мужчины одинаковы. Нина сухо улыбалась, лишнего не говорила. В гражданской одежде она смотрелась мило и меньше всего тянула на оперативника самой зловещей спецслужбы мира. Кто-то проворчал, что женщина на борту – так себе примета, но широкого отклика заявление не вызвало. Вопреки ожиданиям, английские моряки оказались радушными парнями, тянули руки, лезли знакомиться, очень удивлялись, что старший в группе понимает по-английски. Их имена и фамилии запомнились с трудом: старпом Джерри Флеминг – просоленный коренастый тип с задубевшей кожей, матросы Уоткинс, Галлахер, Чарли Хатчинсон – у них были простые добродушные лица, они что-то спрашивали, смеялись…