Заговор призраков - Страница 4

Порою ей казалось, что она поднесла к леднику свечку в тщетной попытке его растопить.

Перемена ее настроения не укрылась от Джеймса. Он отошел от конторки и, наклонившись к ней, взял ее за плечи, но осторожно, чтобы не измять голубой шелк ее платья.

– Не тревожься, девочка, ты повеселишься на славу. У тебя будет своя ложа в опере, твой будуар завалят приглашениями на балы, а по утрам ты будешь скакать по Гайд-парку…

– …и падать из седла, точно куль с яблоками, – буркнула Агнесс. – Не все же такие хорошие наездницы, как…

Тут она неловко замолчала. В молчании как раз и крылась причина, по которой она не стремилась в Лондон, пусть и во время блистательного Сезона.

После того как их дружба оборвалась преждевременно и так неудачно, в столицу уехала леди Мелфорд. Там она пребывала по сей день. Агнесс же была уверена, что если они окажутся в Лондоне одновременно, то обязательно встретятся. Судьба переплетет их дороги, как вышивальщица яркие нити, потому что тогда они не договорили. Единственное спасение – никуда не ехать.

Трудно поверить, что когда-то Джеймс штрафовал ее за каждое упоминание леди Мелфорд якобы для того, чтобы отвадить ее от знакомства со знатной дамой. Теперь же Агнесс сама опасалась произносить ее имя. Один его звук воскрешал в памяти тот рассвет. Вот она дрожит у позорного столба, а Лавиния, как безумная, направляет на нее револьвер, но появляется Джеймс, и все вокруг замирает. А он склоняется перед Лавинией и целует ей руку, благоговейно, словно паломник прикладывается к святой реликвии. Так ее целует, как будто все еще любит.

– Кстати, о Лондоне, – Агнесс выдавила улыбку и похлопала себя по карману. – Вам пришли письма.

Почту и газеты свозили в трактир «Королевская голова», откуда их потом разбирали горожане. Из пастората за письмами посылали конюха Диггори, чем он гордился, считая себя кем-то вроде королевского герольда, так что отвоевать у него эту должность было нелегко. Но Агнесс отвоевала. Путем несложных умозаключений она поняла, почему Джеймс за столько лет не получил от нее ни одного письма, включая и то последнее, в котором она известила его о своем приезде. Нет, больше Лавиния не прочтет ни одного ее письма. Два раза в неделю Агнесс приходила в трактир, чтобы забрать письма и свежий выпуск «Йорк Геральд». Развязывая почтовую суму, трактирщик Кеббак пристыженно отводил глаза, но Агнесс его не винила. Речи леди Мелфорд сладки, как липовый мед, но если понадобится, она размажет мед по острию клинка.

Сегодня писем пришло два: из Итонского колледжа, где заканчивал обучение кузен Чарльз, и от какого-то лондонского господина, чье имя и адрес ничего Агнесс не говорили. Первое было скреплено черным сургучом, второе щеголяло золотистой облаткой, а края слиплись от воска – для пущей надежности, чтобы никто не отогнул и не прочел, что там внутри.

Мистер Линден взял оба и недоуменно приподнял бровь.

– Начинайте с Итона! – ободрила его Агнесс. – Верно, кузен Чарльз опять взял приз за латинский стих.

– Или измолотил кого-то крикетной битой, – проговорил священник, надламывая сургуч.

Он пробежал глазами по строчкам, выискивая упоминания приза или же описание травмы, как вдруг со свистом втянул воздух. Рухнул на стул рядом с Агнесс и, прищурившись, перечитал послание. Скомкал его судорожо. Вновь расправил и перечел в третий раз, вглядываясь в каждое слово. Затем, глухо простонав, обрушил кулаки на стол, да так яростно, что чашка Агнесс подскочила.

На скатерть не выплеснулось ни капли, но в чашке что-то задребезжало.

– Что случилось, сэр?

– Сама прочти, – и Джеймс сунул ей письмо. – Быть может, ты истолкуешь смысл написанного как-то иначе. Или скажешь, что мне всё пригрезилось.

Агнесс расправила скомканную бумагу, взяла двумя пальцами и поднесла к глазам:

Дорогой сэр,

с прискорбием вынужден сообщить вам, что сего дня ваш племянник Чарльз Линден был с позором исключен из Итонского колледжа за совокупность проступков, отягощенных вызывающим поведением и неподчинением приказу директора. Отныне бремя ответственности за него ложится всецело на ваши плечи, в связи с чем не могу не выразить вам свои глубочайшие соболезнования. Если пожелаете, я готов прислать вам итонские розги, с коими ваш племянник свел более чем тесное знакомство, дабы они послужили для его дальнейшего вразумления. Смею надеяться, что вы одержите победу на том поле, на котором потерпел поражение я. Ваш искренний доброжелатель,

Тут ей стало понятно, что же так разгневало Джеймса. За Чарльзом Линденом водилось немало шалостей, но призы за сочинения на латыни он выигрывал так часто, что изъяснялся на ней лучше древних римлян. Агнесс гордилась умницей-кузеном, да и Джеймс им гордился, хотя был скуп на похвалу. И тут такой удар! «Изгнан с позором». Что он натворил?

Она так и не додумала эту мысль, потому что вскрикнула от неожиданности. Скатерть, на которую Агнесс, забывшись, поставила локти, взмыла вверх, как от порыва ветра. Впереди, подгоняемые хлопками тяжелого полотна, неслись чашки с блюдцами, пузатый заварочный чайник и расписной молочник в виде коровы. Изо рта коровы хлынуло молоко и тут же замерзло, распавшись на ледяные бисеринки.

Джеймс добрался до второго письма.

Не спрашивая разрешения, Агнесс выхватила клочок бумаги и начала читать. Аккуратные, как по линейке написанные строки замелькали у нее перед глазами, сливаясь в неразборчивую рябь.

Достопочтенный сэр,

я льщу себе надеждой, что в моих словах вы не найдете и тени оскорбительных подозрений. Написать же вам меня вынуждают обстоятельства. Суть их в том, что ваш племянник Чарльз Линден, одиннадцатый граф Линден, оказал мне честь, сняв меблированную квартиру по адресу Риджент-стрит, 249, над лавкой траурных товаров «Джея и Ко». Не могу выразить, как мне льстит доверие его сиятельства. Однако при личной встрече с лордом Линденом я не мог не отметить, что он совсем еще юн, чтобы не сказать дитя. Словом, его сиятельство пребывает в том возрасте, когда доходы всецело зависят от благорасположения опекунов. Мне же, в свою очередь, не хотелось бы входить в такие расходы, чтобы не сказать разорение, из-за неплатежеспособности жильца, при всем к нему безграничном уважении. Посему спрошу вас без обиняков, сэр: расположены ли вы к своему племяннику и могу ли я рассчитывать на получение ренты (260 фунтов в год) в полном ее объеме?

Мистер Линден хрустнул костяшками пальцев.

– Это все, что мы получили? – осведомился он, поднимая упавший стул.

– Я перерыла почтовую суму до самого донышка.

– Первое письмо написано неделю назад. За это время Чарльз успел бы поставить меня в известность об этих переменах, пусть и столь незначительных. Если бы ему было, чем оправдаться.

– Вдруг он не успел написать? Не собрался с мыслями?

– Что ж, собраться с мыслями ему поможет хорошая порка.

Агнесс хотела возразить, но ей помешало шарканье шагов. В дверях показалась охапка спутанных гирлянд из остролиста, которые торжественно, как камердинер парадный фрак, нес на вытянутых руках мистер Джеремайя Джессоп, помощник священника.

– Мне пришлось снять сии декорации, сэр, дабы соки древ не пятнали белизну колонн, – отчитался он перед старшим по званию, а перед Агнесс согнулся в три погибели. – Как это благодатно с вашей стороны, мисс Тревельян, украсить наш храм ко Дню Всех Святых. Все, к чему ни прикоснется ваша десница, преображается.

Из-за привычки умиленно щуриться его ясные глаза окружала сеточка ранних морщин, терявшаяся в белокурых перышках, напомаженных и тщательно уложенных на висках. Только вялый, почти слившийся с шеей подбородок портил внешность младшего пастора, но мистер Джессоп придавал ему внушительную форму посредством туго затянутого воротничка. После манипуляций с воротничком подбородок выпирал, подобно могучему утесу, и красный в синеву цвет щек был малой ценой за такое великолепие.