Заговор двух сердец - Страница 50

— Спасибо, мистер Проггл.

— Уж убраться-то она сможет, если на другое не способна. Бог мой! Только взгляни на этого щекастенького! — Проггл схватил пустую форму со стола и запустил ею в крысу, выбравшуюся на середину комнаты. — Где эти проклятые кошки? — Он пнул того кота, что покрупнее, дремавшего у печки. Кот взвизгнул, а хозяин продолжал ругаться: — Ты кончишь свои дни начинкой для пирогов, парень, если не будешь трудиться. Может быть, ты их кормишь? — Проггл повернулся к Норин, которая отрицательно покачала головой. — Вот и правильно. Ничего им не давай, пусть ловят крыс, а то придет этот чертов инспектор… Инспектор! — Он сплюнул на пол. — Так поспеши, девушка. Когда будет готова следующая партия?

Норин повернулась и кивком показала на вторую духовку.

— Минут через пять, мистер Проггл.

— Ладно. Сразу отправляй их наверх.

Она молча снова принялась за тесто.

Примерно в то же самое время Симон Бентвуд оставил лошадь с коляской на постоялом дворе и, не велев ее распрягать, пообещал вернуться через полчаса. В такую погоду лучше всего было, нигде не задерживаясь, отправиться восвояси.

В Ньюкасле снега выпало гораздо меньше, чем дома. Нигде не было заносов, а дороги и тротуары покрывала черная слякоть. Симон прошел по Маркет-стрит, мимо нового здания суда, и свернул на Пилгри-стрит. Он остановился около дома, где на табличке перечислялись расположенные там фирмы. На третьем этаже Симон постучал в дверь с матовым стеклом и вошел.

За небольшим столом сидел клерк, что-то медленно писавший в журнале. Симон остановился и посмотрел на склоненную голову. Клерк продолжал писать.

— Ты оглох?

Рука клерка вывела еще три слова, прежде чем он поднял голову и посмотрел на Симона поверх очков.

— Нет, сэр, мне так не кажется.

Его тон сразу же разозлил Симона.

— Ты давай кончай острить, мистер, — прорычал он. — Скажи своему боссу, что я здесь.

Симон наблюдал, как клерк не торопясь встал со стула, подошел к другой стеклянной двери, постучал и скрылся за ней.

Вернулся он минуты через три. Открыв дверь в кабинет босса, писарь отступил в сторону и возвестил:

— Мистер Робинсон освободился и может вас принять, сэр.

Симон с презрением взглянул на него и вошел в маленький кабинет, где за солидным письменным столом в огромном кожаном кресле сидел агент. Он радушно приветствовал Симона:

— А, мистер Бентвуд. Добрый день. Невероятно, что вы пришли именно сейчас.

— Почему? У вас есть новости? — Симон сел напротив письменного стола.

Агент коротко кивнул и сказал:

— А как же! Я бы сам вам сообщил, если бы не погода, — и мысленно добавил: «И одновременно мистеру Сопвиту». Они с клерком поспорили — кто первым доберется до пирожковой Проггла. У Сопвита была карета, зато человека, сидящего сейчас напротив него, переполняла ярость отца, а это все равно, что крылья на ногах.

— Давайте, выкладывайте. Что вы выяснили? Вы ее нашли?

— И да и нет…

— Как это, и да и нет? Что это за ответ! Так нашли или нет?

Мистер Робинсон, откинувшись в кресле, сложил пальцы лодочкой.

— Все зависит от имени — от смены имени. Мы разыскали трех молодых женщин, которые явно не хотели, чтобы их нашли. Одна назвалась Сарой Серкл. Выяснилось, что это вовсе не ее имя; такая же история с Мэри Нагент. Третья, мисс Люси Катбертсон. Все они не хотят, чтобы их нашли.

— Как вы сказали? Люси Катбертсон? — Симон наклонился вперед. — Как она выглядит? Сколько ей лет?

— Ну, очень трудно определить возраст беременной женщины, а они все трое ждут ребенка, но мисс Катбертсон…

— Что вы сказали?

— Я сказал, мисс Катбертсон…

— Нет, до этого. Какого ребенка?

— А, да, я так и сказал, мистер Бентвуд. Так вот, насчет этой молодой леди. Ей лет восемнадцать-двадцать, затрудняюсь сказать точнее. Она сейчас очень тяжело работает. Я видел ее всего два раза и в полутьме. Я представился инспектором по насекомым и побывал на кухне, где она печет пирожки.

— Что!?

— Инспектором по насекомым. В нашем деле приходится притворяться кем угодно. Я услышал, что в пирожковой работает молодая женщина, что она на сносях, вот я и отправился туда на прошлой неделе. Ее имя вам что-нибудь говорит?

Симон упорно смотрел в пол. У нее будет ребенок. У его Норин будет ребенок. И отцом мог быть только этот слепой ублюдок. Он его убьет. Это так же точно, как и то, что он сидит здесь. Но надо сначала забрать ее, увезти домой. Симон моргнул и сказал:

— Катберсон — девичья фамилия ее матери.

— Вот как! — Глаза мистера Робинсона заблестели. — Тогда мы на правильном пути, сэр. Так или иначе, я предлагаю вам туда пойти и вызвать ее. Вы знаете, где находится эта пирожковая, сэр, это…

— Знаю, знаю. — Симон встал. — Кто не знает пирожковой Проггла?

Он поспешно направился к двери. Мистер Робинсон тоже встал и сказал ему вслед:

— Полагаю, если это та молодая женщина, которую вы ищете, вы зайдете к нам и расплатитесь по счету? Или мне прислать вам счет на дом?

Симон помедлил, повернул голову и буркнул:

— Не волнуйтесь, вам заплатят.

— Разумеется, сэр, разумеется. Оказавшись на улице, Симон пустился бежать.

Он наталкивался на людей, едва не попал под лошадь, переходя главную улицу, и, наконец, остановился у пирожковой. Он несколько секунд простоял с закрытыми глазами, ощущая вкусный запах, потом глубоко вздохнул и вошел в набитое людьми помещение.

До прилавка Симон протолкался лишь через несколько минут. На одном его конце молодой парнишка большой ложкой зачерпывал бобы и раскладывал их по мискам; на другом, седой мужчина с заостренными чертами лица одной рукой быстро заворачивал пироги в обрывки газеты, другой раскладывал их на оловянные тарелки посетителей, а третьей, невидимой рукой, принимал деньги и давал сдачу.

Когда Симон добрался до него и остановился напротив, он спросил:

— В бумагу или на тарелку?

— Ни то, ни другое. Я хочу видеть Люси Катбертсон.

Что-то вдруг застопорилось — какой-то механизм: руки замерли, и мистер Проггл взглянул на стоящего перед ним хорошо одетого человека. Голос явно не джентльмена, но одежда очень приличная. Проггл снова принялся отпускать пирожки и поинтересовался:

— Зачем она вам?

— Я — ее отец.

И опять руки замерли. Мистер Проггл, задрав вверх подбородок, вызывающе произнес:

— И чем вы это докажете?

— Докажу! Где она?

— Вам придется подождать. Видите, я занят.

Симон взглянул поверх голов мужчин, женщин и детей и заметил в конце лавки дыру, ведущую куда-то вниз. Он рванулся сквозь толпу и по лестнице спустился в подвал.

При первом взгляде на дочь, на свою любимую Норин, он почувствовал острый укол в сердце. Его девочка, которую он воспитывал как леди, работает в этой грязной помойке. Норин стояла к нему спиной, но он все равно сразу узнал ее.

Когда Норин повернулась от духовки с большим противнем в руках и в темноте увидела отца у лестницы, то чуть не уронила все на пол, но все же успела дотянуться до стола. Теперь, прислонившись к нему, Норин смотрела на отца. Какой-то древний инстинкт, зов крови толкал ее вперед в его объятия, под его защиту. Неожиданно она вспомнила об отцовском буйном нраве и застыла, наблюдая, как он медленно приближается к ней.

Симон не остановился у печи, а продолжал надвигаться. Тогда Норин попятилась и заявила:

— Только дотронься до меня, я закричу так, что все сбегутся.

— Ах дочка, дочка! — Ласковый тон, печаль в голосе, тоска в глазах успокоили Норин. Когда отец был уже на расстоянии вытянутой руки, она увидела, что все его лицо дрожит.

Симон тихо и умоляюще произнес:

— Я не собираюсь тебя трогать, я только хочу, чтобы ты вернулась домой.

Норин снова захотелось броситься ему на шею, но вспомнив, почему она здесь, в этом кошмарном подвале, она закричала:

— Чтобы ты снова начал издеваться надо мной? Запер? Может, ты не заметил, — она шлепнула себя по животу, — я уже не одна, я ношу ребенка Вилли. И что ты сделаешь, если я вернусь? Убьешь его, как обещал? Или пошлешь за ним и заставишь жениться на мне, чтобы прикрыть срам? Но прежде чем ты решишь, что делать, дай мне сказать. Это я во всем виновата. Да, можешь качать головой, я его хотела, хотела от него ребенка. По глупости думала, что если ты узнаешь, что я беременна, то изменишь свои убеждения. Но ты пришел в ярость, даже ничего еще не зная. А теперь ты говоришь — возвращайся?