У британцев есть поговорка: «The devil is in the details». Дословно она означает «Дьявол — в деталях». А смысл её в том, что мелочи крайне важны. Важны они и для переводчика.
Откуда взялось имя Воланд? Это одно из средневековых немецких имен дьявола и Гёте упоминает это имя в «Фаусте». Но если мы откроем любой из основных переводов «Фауста», то не увидим там этого имени. Откуда же Булгаков узнал о нем? Скорее всего, Булгаков увидел его в прозаическом пересказе «Фауста», сделанном Александром Лукичом Соколовским в 1902 году. К сожалению, это единственный перевод «Фауста» на русский язык, в котором имя Воланд не было выброшено из текста. А причина такой невнимательности со стороны переводчиков состоит в том, что у диалога, в котором встречается имя Воланд, сложный напряжённый ритм. Поэтому переводчики просто халтурили и упрощали текст. А вот другое имя дьявола — Уриэль — встречается в очень простом месте, поэтому оно есть во всех переводах без исключения. Перевести этот диалог можно, причём, и в рифму, и с сохранением ритма оригинала. Итак, вальпургиева ночь. Мефистофель и Фауст поднимаются на гору Брокен сквозь толпу ведьм.
Толкая, бьют; шепча, гогочут!
Шипя, метут; таща, бормочут!
Дурачат, светятся, смердят!
Исконный ведьминский уклад!
За мной пролезь! А то нас разлучат.
Ну, где ты?
Уже заинтригован?
Вступлю в права владельца снова:
Вельможный Воланд здесь! Дорогу, милый сброд!
Хватайся, доктор! Тотчас без хлопот
Покинем мы столпотворенье;
Здесь даже мне в избытке исступленья.
Вон, что-то вспыхнуло особенным огнём,
И в те кусты зовёт свеченьем.
Мы проскользнём туда. Идём!
(перевод Александра Шапиро)
Das drängt und stößt, das ruscht und klappert!
Das zischt und quirlt, das zieht und plappert!
Das leuchtet, sprüht und stinkt und brennt!
Ein wahres Hexenelement!
Nur fest an mir! sonst sind wir gleich getrennt.
Wo bist du?
Was! dort schon hingerissen?
Da werd ich Hausrecht brauchen müssen.
Platz! Junker Voland kommt. Platz! süßer Pöbel, Platz!
Hier, Doktor, fasse mich! und nun, in einem Satz,
Laß uns aus dem Gedräng entweichen;
Es ist zu toll, sogar für meinesgleichen.
Dortneben leuchtet was mit ganz besondrem Schein,
Es zieht mich was nach jenen Sträuchen.
Komm, komm! wir schlupfen da hinein.
В опере Римского-Корсакова «Садко» одна часть начинается словами «Уж ты Сад-Садко, пригожий молодец». Эта часть написана довольно экзотическим музыкальным размером — одиннадцать четвертей. Во время первых репетиций оперы хор никак не мог спеть это сложное место. Смекалистый дирижёр на время репетиций поменял первые слова на фразу «Римский-Корсаков совсем с ума сошёл». Дирижёр этим облегчил жизнь не только своему хору, но и многим поколениям российских певцов и музыкантов, которые с тех пор разучивают произведения размера одиннадцать четвертей с помощью этой фразы.
В поэзии тоже иногда встречается необычный ритм. Среди английских поэтов одним из выдающихся мастеров ритмического рисунка был Уистан Хью Оден.
Стихотворение Одена «На закате Рима» довольно динамичное. Оно похоже на движение кинокамеры, которое начинается в провинции — движется к Вечному Городу — показывает его — поднимается над ним — и уносится вдаль. При этом начало и середина стихотворения написаны рваным ритмом, но в конце размер становится строгим и классическим. К тому же, каждая из первых пяти строф состоит из двух контрастирующих частей, а две последние строфы — цельны. С помощью этих приёмов Оден исключительно тонко передаёт, что первой части свойственен разлад, а второй — гармония.
Уистан Хью Оден
На закате Рима
Волна по сходням сильно бьёт,
Хлещет дождь вагонный хлам.
Есть в горах пещеры, там
Соберётся всякий сброд.
Наряды множатся, безвкусны;
Тех преследует фискал,
Кто всех налогов не отдал,
По катакомбам захолустным.
Вгонит таинства обет
Всех проституток храма в сон;
Кто пограмотнее, он
Друга выдумал себе.
Катон в затейливых словах
Пусть хвалит древние труды,
Но для платы и еды
Поднят бунт на кораблях.
В ложе Цезаря тепло.
Мелкий клерк запишет так
В розовый конторский бланк:
«К чёрту это ремесло!»
Ни богатства, ни укора
Нет у красноногих птиц,
Гревших крапинки яиц,
На гриппозный глядя город.
А в совсем другой стране
Мчит оленьих стад река,
Золотые мили мха
Пробегая в тишине.
(перевод Александра Шапиро)
Wystan Hugh Auden
The Fall of Rome
The piers are pummeled by the waves;
In a lonely field the rain
Lashes an abandoned train;
Outlaws fill the mountain caves.
Fantastic grow the evening gowns;
Agents of the Fisc pursue
Absconding tax-defaulters through
The sewers of provincial towns.
Private rites of magic send
The temple prostitutes to sleep;
All the literati keep
An imaginary friend.
Cerebrotonic Cato may
Extol the Ancient Disciplines,
But the muscle-bound Marines
Mutiny for food and pay.
Caesar’s double-bed is warm
As an unimportant clerk
Writes I DO NOT LIKE MY WORK
On a pink official form.
Unendowed with wealth or pity
Little birds with scarlet legs,
Sitting on their speckled eggs,
Eye each flu-infected city.
Altogether elsewhere, vast
Herds of reindeer move across
Miles and miles of golden moss,
Silently and very fast.