Загадки Нострадамуса - Страница 6
Действуя в рамках профессии, которой ее обучала Анна Васильевна долгими вечерами на зоне, Марфа, сделав все по дому и выгуляв Бонапарта, созвонилась с участковым Петром Омельченко. Спустившись на лифте во двор, она пересекла улицу и вошла в неказистый подъезд старого двухэтажного дома, в котором в начале 50-х годов размещалась прорабская и комната отдыха караула, а нынче – местное отделение милиции, где участковый принимал граждан по личным вопросам с 9 до 11.
Умотав Омельченко до потери пульса, Марфа два часа рассказывала ему душераздирающую историю про некоего Никиткина, который на даче у сестры Любы поджигает деревянные клозеты.
Ровно в одиннадцать Марфа ушла, а по дороге домой зашла в булочную и рассказала продавщице Фене душераздирающую историю про то, что Бонапарт занимался онанизмом.
Таким образом алиби себе Марфа обеспечила железное.
По данным экспертизы, именно в эти часы квартира госчиновника Долгополова была ограблена. Украли единственно палаш Бонапарта.
В МУРе немного удивились. Это была вторая за неделю кража оружия, принадлежавшего некогда великому полководцу. Палаш был самый обыкновенный, изготовленный в Лионе в 1810 году. Согласно легенде по приказу Наполеона ножны палаша украшали две золотые львиные головы. В пасти львы держали два довольно крупных рубина. Насколько крупных – следствию еще предстояло установить…
Глава третья
Линия Генерального
Борис Михайлович Кадышев, оторвавшись от монитора компьютера, окинул комнату утомленным взглядом. Кабинет Генерального прокурора России был просторен и уютен: стеллаж во всю стену плотно забит книгами; на деревянном постаменте из мореного дуба – бронзовая фигура Георгия Победоносца, поражающего копьем змея-дракона; у большого окна – стол для заседаний. Огромные фарфоровые часы на стене в виде российского герба показывают восемь часов. Вечер. Всего полчаса назад здесь были его заместители, руководитель секретариата, начальники ряда управлений, связанных с выполнением надзорных функций…
Совещание дела не прояснило. Ситуация была ему не понятна. Хуже того, она выходила из-под контроля.
«Если президент полностью и безоговорочно мне доверяет, то зачем было одновременно с моим назначением Генеральным прокурором создавать Следственный комитет? А тем более, назначать его руководителем Ивана Медликина?»
Дело не в том, что Иван имел характер и менталитет, соответствующий его фамилии. В свое время Кадышев добился его ухода из Следственного управления Генпрокуратуры: уж слишком медлителен был в расследовании особо сложных и резонансных уголовных дел. Особенно тех, по которым шло хотя и неофициальное, но жесткое давление со стороны администрации президента, и еще более сильное – со стороны олигархов. Их установки иногда совпадали по содержанию и целям, а иногда были прямо противоположны. При этом, естественно, чем ближе к трону было место олигарха, тем более нагло он пытался давить на прокуратуру.
Уж как на Кадышева, тогда заместителя Генерального прокурора по следствию, давили в связи с кадровым продвижением Медликина. Но он, как вологодский бычок, уперся – и ни в какую. В 90-е у него сложилась почти идеальная бригада «важняков», коим по силам было раскрыть любое сверхсложное дело. И никак в эту бригаду лучших следователей России не вписывался Медликин. Внешне медлительный, но когда надо было по звонку олигарха в обход начальства изменить кому-то меру пресечения – просто стремительный…
И что же? Как среагировала команда тогдашнего президента на попытки Кадышева освободиться от балласта, грозившего во время шторма пробить информационную брешь в обшивке судна? Перевели на работу в КРУ президентской администрации.
Хорошая там сложилась «кузница кадров». Колюшенко, в свое время пройдя там обкатку, вернулся в Генпрокуратуру уже Генеральным. Что из этого вышло – с содроганием вспоминает весь прокурорский корпус: полный развал всего механизма следствия. Годы ушли на восстановление.
Но он все же успел сделать полномасштабный ремонт в здании на Большой Дмитровке. Поговаривали, что еще до ареста и обвинения в незаконном приобретении каких-то джипов, в утечке информации по ряду уголовных дел, Колюшенко, гордо оглядывая здание на Большой Дмитровке, вздыхал: «Вот уйду я на другую работу, а память обо мне останется. Такого шикарного ремонта в Генпрокуратуре еще не было».
Нашлись свидетели, утверждавшие, что дубовые и ореховые панели, которыми на уровне человеческого роста были декорированы кабинеты на Большой Дмитровке, организованно вывезли рабочие под личным присмотром начальника Управления делами Хаджимирзоева. Может быть, панели, помнившие Руденко и Вышинского, большой исторической ценности и не имели. Но материальные ценности Хаджимирзоев видел сквозь стены.
He потому ли после защиты докторской диссертации по юриспруденции лихой джигит был переведен в советники президента в чине государственного советника?
Уж не он ли, не сумев помешать назначению Кадышева на ключевой пост в борьбе с преступностью, посоветовал Василь Василичу назначить руководителем Следственного комитета Медликина?
Хороши рокировочки, едрена копоть!.. Министру отдать все надзорные функции, а Следственному комитету дать полную самостоятельность в расследовании дел, связанных с приватизацией и «черным рейдерством»… А Генеральной прокуратуре остается почетная возможность «координировать».
Кадышев перевел взгляд на бронзовую скульптуру святого Георгия… Однажды тоже вот так заработался, глаза устали. Взглянул на святого Георгия – и показалось, что дракон ожил и откусил наконечник копья. Проглотил, разинул пасть, приподнялся на коротких, крепких лапах…
Это от усталости…
Конечно, всякое в нашем противоречивом отечестве возможно… Оружие, однако ж, всегда должно быть в порядке. Этому его еще в армии научили. Кстати, насчет оружия…
– Егор Федорович? – пробасил он, нажав соответствующую кнопку на пульте. – Зайди ко мне.
– Разрешите? – в проеме двери кабинета Генерального появилась седобородая физиономия госсоветника юстиции III класса профессора Егора Патрикеева. Их связывала давняя дружба и совместная работа в Генпрокуратуре еще во времена Кожина, тогда они наиболее активно и целенаправленно боролись с преступностью. Он, Кадышев, был тогда заместителем Генпрокурора по следствию, а Егор – начальником Отдела специальных операций. Его отдел занимался непростыми проблемами возврата на родину уникальных произведений искусства, незаконно вывезенных за рубеж, мониторингом перекачки миллиардных средств через оффшоры из многострадальной нашей экономики, силовым сопровождением постановлений об экстрадиции людей, в этом повинных, из теплых зарубежных краев в зону вечной мерзлоты.
– Входи, разведчик.
Егор пришел в органы прокуратуры из резерва Главного разведывательного управления генштаба. Юристом по образованию не был и, несмотря на наличие трех докторских степеней, а также членства в двух десятках академий, в том числе и зарубежных, не мог претендовать на чин выше советника юстиции. Пришлось Кадышеву предпринять ряд мер, чтобы пробить ему на посту начальника отдела прокурорский чин старшего советника, соответствовавший воинскому званию полковника. Когда же Кадышев вернулся в Генпрокуратуру на первую позицию, утвердить Егора на должности советника Генерального было делом техники. А это уже чин двухзвездного генерала. Разведчиком его Кадышев называл по привычке.
– Ну, и как ты ко всему этому относишься?
– Полный бардак в гарнизоне.
– Бардак – он везде бардак.
– И да, и нет. Бардак на Дерибасовской, возможно, грозит некоторым из его клиентов вынужденным посещением докторов с очень узкой специализацией. А вот бардак на складе боеприпасов…
– Что там наш Медликин?
– Список «ручного стрелкового и иного оружия, боеприпасов и патронов к нему, а также специальных средств», которые он предлагает поставить на вооружение Следственного комитета, занимает три страницы – 86 пунктов.