Загадка Таля. Второе я Петросяна - Страница 71
Победа над Спасским в некоторых отношениях произвела даже более внушительное впечатление, чем над Ботвинником.
Тогда можно было говорить о разнице в возрасте, о том, что ветерану уже трудно было вести борьбу на длинной дистанции. Теперь Петросяну противостоял соперник, который был моложе его и готовый, наверное, играть два матча подряд; соперник, который одержал над остальными претендентами ошеломляющие победы; наконец, соперник, получивший на предматчевом референдуме больше голосов, чем чемпион мира.
Петросян покончил с более чем тридцатилетней традицией: впервые со времени матча Алехин — Боголюбов чемпион мира нанес поражение претенденту, да еще находящемуся в самом расцвете сил. Теперь его опять сравнивали с Капабланкой, но уже не с Капабланкой, проигравшим Алехину, а с Капабланкой, который шесть лет царствовал на шахматном троне. Отбив притязания Спасского, Петросян обеспечил себе, по меньшей мере, такой же срок царствования.
Во время матча, особенно в начале и середине, раздавались голоса недовольных обилием ничьих и тем, что в партиях было мало теоретических новинок, что вообще творческая струя била слабее, чем ожидалось. Разгорелась даже дискуссия по поводу того, лучше или хуже стали играть ведущие гроссмейстеры по сравнению с тем, как играли их великие предшественники сорок лет назад.
Исчерпывающее объяснение тому обстоятельству, что творческое содержание партий оставляло желать лучшего (как и в каждом матче на мировое первенство!), дал Таль, заявивший, что «по спортивному накалу этот матч — один из интереснейших в истории шахмат».
В интервью, которое состоялось спустя несколько дней после матча, я попросил Петросяна высказаться по поводу утверждения некоторых обозревателей, что спортивные соображения в матче полностью довлели над творческими. Вот что он ответил:
Может быть, мне не пристало давать оценку своей игре, но откровенность так откровенность! В конце концов, я очень редко вспоминаю о том; что ношу звание чемпиона мира, и это уже, кажется, приносит вред.
Прежде всего, я убежден, что матч в творческом смысле был весьма содержательным. Слава богу, теперь это, как можно понять, увидели многие. В наших партиях были и эффектные комбинации с жертвами фигур, и образцы упорной защиты, и сверхсовременная трактовка дебютов, и тонкие окончания.
Но если верно, что шахматы — это одновременно и наука, и искусство, и спорт, то нельзя отрывать, что называется, с мясом творческое содержание матча от спортивного. Само собой понятно, что если, скажем, в первом и третьем матче Ботвинник с Василием Смысловым имел в первых четырех партиях три с половиной очка, то это обстоятельство спортивного характера определяло в большой степени и творческий характер последующей борьбы.
В нашем поединке до седьмой партии счет был равный, с тринадцатой я имел минимальный перевес, а после девятнадцатой счет сравнялся. Можно ли требовать в такой исключительно нервной обстановке, когда все струны натянуты до предела, чтобы участники жертвовали спортивными соображениями ради чисто творческих? Разве спорт, борьба, жажда победы не лежат в природе шахмат? Если кто-нибудь всерьез заявит, что, садясь за доску, он не стремится к победе, а думает только о творчестве, я скажу, что он кривит душой…
На этом мы обрываем наше повествование.
Когда три года спустя Петросян вынужден был все же уступить свое место Спасскому, он несколько месяцев размышлял над причинами своего поражения. Спасский хорошо усвоил преподанный ему урок и одержал победу, в правомерности которой не мог сомневаться никто. И не только потому, что счет матча был 121/2:101/2 в пользу Спасского.
Чтобы постараться коротко объяснить причину поражения Петросяна, я приведу высказывание самого авторитетного эксперта — самого Спасского. В интервью после матча новый чемпион мира так охарактеризовал своего соперника:
— Петросян, бесспорно, феноменальный шахматист, бесподобный матчевый боец, человек очень умный, обладающий сильным характером…
Сила Петросяна заключается в том, что он стремится к ограничению активных возможностей противника и делает это виртуозно. Он держит вас как бы на дистанции и согласен вступить в рукопашную только тогда, когда вы, устав от такой изнурительной борьбы, соглашаетесь на ближний бой в не благоприятной для вас ситуации. Этот стиль оригинален и очень опасен…
Кроме того, Петросян обладает колоссальным тактическим талантом. Когда эта сторона его творчества полностью раскрывается, Петросян становится страшным для любого противника, в такой борьбе он бывает решительным и беспощадным.
Далее Спасский, рассказав о своей игре в матче и вновь перейдя к Петросяну, заметил:
— Но в ходе поединка кое-что явилось для меня неожиданностью. Такие качества Петросяна-шахматиста, как осторожность и осмотрительность, настолько прогрессировали, что стали скорее недостатком, нежели достоинством.
За истекшие три года Петросян как шахматный игрок (я употребляю это слово в самом хорошем смысле) несколько поблек. Это проявилось хотя бы в том, что он иногда предлагал мне ничью в лучших позициях.
Несмотря на замечательное комбинационное чутье, Петросян не проявил свои тактические способности. В отличие от прошлого матча, он не обратился к этой очень яркой стороне своего шахматного творчества.
В игре Петросяна я ощущал какую-то скованность и неуверенность, особенно во второй половине матча. Мне кажется, он допустил психологический просчет. Когда Петросян сравнял счет после десятой и одиннадцатой партий, он, по-видимому, решил, что я сломлен и не смогу оправиться. Его игра стала суше, он полностью закрепостился…
Мне думается, что для Петросяна-шахматиста поражение в матче принесет известную пользу. Он будет играть более свободно, лучше — в этом я абсолютно убежден, а его талант и сила в рекомендациях не нуждаются.
…Итак, Петросяну было над чем поразмышлять. Конечно, если говорить о причинах его поражения, нельзя было игнорировать и то хорошо известное обстоятельство, что психологически чемпиону мира всегда труднее, чем сопернику.
Петросян мог бы вслед за Борисом Годуновым повторить эти слова. Как почти каждый чемпион мира, который, поднявшись на вершину, ощущает затем не то чтобы разочарование, но какую-то духовную усталость, вызванную во многом тем, что уже не надо, как будто, ни к чему стремиться, а предстоит теперь только отстаивать захваченные позиции, Петросян испытывал некоторую депрессию. Не было счастья душе Петросяна еще и потому, что чем ближе становился матч со Спасским, тем все смелее большинство знатоков отдавало в своих прогнозах предпочтение претенденту. Все громче ворчали и болельщики, которые не могли простить чемпиону того, что в последние два года перед матчем он занимал в турнирах более чем скромные места.
И все-таки причины поражения крылись не в психологической депрессии, а в другом — в том, что Спасский оказался на этот раз сильнее, в том, что Петросян меньше, чем в первом матче, доверял своему втором) «я», полностью поручив командование двум полководцам — осторожности и осмотрительности.
Размышления Петросяна имели определенную цель. Чуждый малейшему самообольщению, он хотел ответить себе на вопрос: может ли он остаться в так хорошо знакомой ему роли претендента и предпринять попытку реставрации или должен перейти на почетную роль экс-чемпиона и поигрывать в турнирах в свое удовольствие:
Петросян принял решение остаться в строю претендентов и предпочел до поры до времени оставить при себе свои выводы по поводу поражения во втором матче со Спасским.
Сумеет ли Петросян вернуть себе престол? Одна такая попытка закончилась неудачей в финальном матче претендентов с Фишером. Причем и в этом матче осторожность и осмотрительность во многих партиях сыграли сомнительную — чтобы не сказать предательскую — роль. И это было тем более обидно, что когда во второй партии Петросян доверился своему тактическому дарованию, он добился великолепной победы.