Загадка Таля. Второе я Петросяна - Страница 60

У Петросяна была иная точка зрения. И, легко сделав после размена ферзей ничью, он убедился в своей правоте.

Хотя Петросян и спас партию, ему было худо, очень худо. Ботвинник обрушился на него с самого же начала единоборства, и Петросян, едва успев вступить в борьбу, уже убедился в правоте слов своего соперника, который однажды сказал, что матч на первенство мира отнимает год жизни. Ему было бы еще хуже, если бы не многочисленные болельщики и друзья, которые в эту трудную пору старались любыми средствами его поддержать.

У Петросяна было много преданных почитателей и в Москве, и в Тбилиси, и во многих других городах, но особенную заботу проявляли, разумеется, армянские любители шахмат. В те дни мне пришлось быть в Ереване, и я своими глазами видел огромные толпы людей, собиравшихся на площади у кинотеатра «Москва», где была вывешена большущая демонстрационная доска.

Волны этого энтузиазма докатывались до Москвы. На Пятницкую шел из Еревана непрерывный поток телеграмм, писем. Знакомые и даже иногда незнакомые люди, приезжая из Еревана, считали своим долгом навестить его. И пусть все это было чуточку хлопотно, у Петросяна теплело на душе, он не чувствовал себя одиноким в те трудные дни. Особенно обрадовал его приезд Лориса Калашяна. Друг юношеских лет не мог не быть рядом сейчас, в эти трудные дни.

Между тем в третьей партии настала очередь Ботвинника нервничать. По всей вероятности, чемпион мира ожидал, что уж теперь-то, играя белыми, претендент предпримет попытку отыграться. Но «питон или крокодил» терпеливо ждал своего часа. Петросян разыграл белыми «спокойнейший из спокойных», по выражению одного комментатора, вариант, не уклонялся от упрощений, разменял ферзей и, идя, казалось, навстречу замыслам противника, перевел игру в окончание.

Но окончание было трудным для черных. Наконец-то Петросян владел инициативой и заставил чемпиона защищаться! Ботвинник провел защиту с блеском и, хотя ему пришлось отбиваться почти на протяжении семидесяти ходов, спас партию.

Несмотря на это, Петросян был вполне удовлетворен ходом событий. От него не ускользнуло, что Ботвинник во время третьей партии, особенно в дебюте, заметно нервничал. Чемпион был уверен, что Петросян непременно завяжет сложную борьбу, и, натолкнувшись на «спокойнейший из спокойных» вариантов, недоумевал: что это — робость? Или хитрость? Во всяком случае, Ботвиннику такая осторожность претендента была не по душе — он хотел, чтобы решающие события развернулись в первой половине поединка.

В следующем туре чемпиону удалось уже в дебюте захватить инициативу. На этот раз искусство защиты проявил Петросян. Вновь ничья.

Начало пятой партии по духу очень походило на начало третьей. Как и там, он, играя белыми, не уклонялся от упрощений. Но, как и в третьей партии, бесхитростный на первый взгляд план имел ту тонкость, что не оставлял черным возможности завязать активную контригру. А нет, наверное, большей муки для Ботвинника, если он обречен на пассивное выжидание.

И действительно, вскоре после того как партия перешла в окончание, чемпион допустил ошибку. Она была значительна и сама по себе, но, как считал Петросян, еще и нервировала Ботвинника, потому что он неправильно оценил позицию. Петросян понимал, что именно ошибки, связанные с оценкой позиции, были Ботвиннику особенно досадны.

Весь этот длинный вариант был заранее подготовлен Петросяном.

— Если Ботвинник пойдет на этот вариант, — сказал Тигран Болеславскому, — он проиграет.

В результате чемпион мира потерял важную пешку, не получив за это никакой компенсации. Петросян внутренне трепетал. Это была не только первая партия в матче, которую он мог выиграть и, стало быть, сравнять счет. Это, если бы он выиграл, вообще была бы первая его победа над Ботвинником в официальном соревновании (до этого, если не считать тренировочных игр, они встречались в турнирах трижды и каждый раз расходились с миром).

Но только после того как Ботвинник отказался перейти в ладейное окончание, Петросян поверил в удачу. Он был доволен тем, что кроме ладьи у него остался еще и конь, хотя и в ладейном эндшпиле дела черных были бы не блестящи.

В этот момент перед ним возникла дилемма — либо держаться за выигранную пешку, либо отдать ее, но зато проникнуть королем в центр и усилить позицию.

Ох, как не хотелось ему расставаться с пешкой, которую он завоевал ценой таких усилий! Но позиция требовала, чтобы король двинулся вперед, и Петросян остался верен себе и сыграл «по позиции». Его решение Бронштейн назвал мужественным. Петросян отдал обратно пешку, но зато не оставил противнику никаких шансов на спасение. Партия была отложена, при доигрывании Ботвинник сделал всего семь ходов и остановил часы…

Пятая партия необычайно воодушевила Петросяна. После матча он высказал мнение, что это одна из его лучших партий за последние годы.

В шестой Петросян снова разыграл принятый ферзевый гамбит, и хотя Ботвинник упорно старался завладеть инициативой, уже на 27-м ходу была зафиксирована ничья. А после следующей встречи инициатива в матче перешла уже к претенденту.

В этой, седьмой, партии Ботвинник черными избрал в английском начале не очень выгодную, но очень сложную систему. Петросян не только вышел из дебюта с определенным перевесом, но и вновь не позволил чемпиону создать предпосылки для активной контригры. Постепенно черные фигуры были оттеснены, и белые слоны недвусмысленно нацелились на пешки ферзевого фланга противника.

Позиционное давление белых было настолько мощным, что уже к 25-му ходу исход партии вызывал мало сомнений. Был, правда, момент, когда Ботвинник мог осложнить претенденту задачу, но он вдруг перешел в ладейное окончание, которое оказалось безнадежным. Неуверенная игра Ботвинника в эндшпиле была для Петросяна сюрпризом.

Что же произошло? Чем объяснить, что Ботвинник, этот опытнейший ветеран матчевой борьбы, уже в начале единоборства вступил в полосу ясно обозначившихся трудностей? Разгадку надо было искать, по-видимому, в том, что стратегия претендента шла вразрез с ожиданиями чемпиона.

Ботвинник стремился к позициям с ясным стратегическим планом, и Петросян охотно шел на такие построения. Ботвинник не отказывался от упрощений, и Петросян без малейшего неудовольствия менял фигуры. Ботвинник видел в эндшпиле желанную для себя стадию партии, но и Петросян возлагал на окончание главные свои надежды. Причем именно здесь, если так можно выразиться — не территории чемпиона мира, он вел боевые действия особенно успешно.

Но — и это очень важно — «симметричность», тождественность игры чемпиона и претендента была лишь приблизительной. Потому что в каждой партии, в каждой стадии борьбы Петросян старался во что бы то ни стало ограничивать стратегические и тактические возможности противника, навязывать ему роль пассивной стороны. Выражаясь футбольным языком, это была жесткая персональная опека, осуществляемая с безукоризненной техничностью. Для деятельной, энергичной натуры нет ничего невыносимее, чем вынужденное бездействие. И Ботвинник томился в позициях, где едва ли не главная роль отводилась технике, в чем игравший практически безошибочно Петросян был особенно силен.

Так, Петросян, уступчиво покоряясь, на первый взгляд, воле противника, поставил его на самом деле перед сложными психологическими проблемами. С упорством, с активным противодействием соперника Ботвинник знал, как бороться, но что делать, если соперник покорен?

И вот здесь, в этой критической ситуации, Ботвинник вновь продемонстрировал свое замечательное искусство глубокого анализа. По-видимому, он убедился, что в спокойной борьбе ему вряд ли удастся одолеть скользкого как угорь претендента. И шахматный мир стал свидетелем сложнейшего психологического маневра, когда армия Ботвинника, что называется, под огнем неприятеля перестроила боевые порядки.

Иначе говоря, Ботвинник, стремясь к сложной, богатой внутренними возможностями борьбе, стал действовать еще энергичнее, рискованнее, не останавливаясь даже перед созданием некоторых слабостей в своей позиции. Собственно, в соответствии с этим планом он играл уже, по-видимому, седьмую партию, удивив многих комментаторов тем, что пошел на трудную, но зато сложную дебютную систему. Ходом событий чемпион оказался вынужденным играть так, как, по мнению многих, высказанному до матча, должен был действовать претендент. Соперники как бы поменялись ролями.