Загадка Таля. Второе я Петросяна - Страница 3
Долго не утихавшие споры вокруг Таля отражали то ироническое, недоверчивое отношение, которое всегда вызывают у некоторой части современников новые идеи, новый стиль. Таль самолично давал поводы для скепсиса. Множество его комбинаций, успешно завершавшихся за доской, находили потом опровержение. И хотя партия, представляющая собой ограниченное во времени и насыщенное психологическими мотивами столкновение двух интеллектов, двух характеров, — не этюд, где опровержение авторского замысла сводит ценность этого произведения на нет, партии Таля — на том основании, что комбинации его некорректны, — признавались авантюрными, не отвечавшими строгим нормам шахматного искусства.
Скептицизм, неверие в правомерность творческой манеры Таля упрямо следовали за ним даже в его самых победных походах.
В 1954 году Миша Таль, выиграв матч у Владимира Сайгина, стал в восемнадцать лет мастером. У многих, кто не видел партий матча, столь раннее (для тех времен) посвящение в рыцари вызвало сомнение. А ведь Сайгин относился отнюдь не к слабейшим нашим мастерам и победа над ним могла считаться вполне достаточным основанием для присуждения такого звания. Правда, еще несколько лет до того поговаривали, что, дескать, живет в Риге талантливый мальчик, который подает большие надежды, но все равно — первый успех Таля был взят под сомнение. Запомните эту ситуацию: она повторится не раз. Таль станет одерживать одну победу за другой, а знатоки будут только недоверчиво пожимать плечами.
Спустя два года Миша Таль выступил в XXIII чемпионате страны и набрал всего на очко меньше, чем победители турнира — Тайманов, Авербах и Спасский. Для дебютанта — великолепный результат, не правда ли? Еще важнее другое — уже тогда Таль обнаружил силу и своеобразие своего стиля, который быстро завербовал ему многочисленных поклонников.
Вот, например, что писали о нем после турнира: «Отличительной чертой творчества Таля является его безграничный оптимизм. Он играет быстро, порывисто, отдается полностью своему вдохновению, которое у него полноценно, и снабжает его великолепной тактической зоркостью.
Даже в совершенно безнадежных положениях Таль не перестает верить в свою удачу, утомляет противников изворотливостью в защите».
Казалось бы, оценка более чем лестная, не так ли? Но погодите, дальше следует оговорка:
«Бросается в глаза ограниченность творческого кругозора Таля. Это — смелые атаки, остроумные выдумки, ловушки. В игре Таля много риска, но часто необоснованного, атаки порой не вытекают из требований позиции».
Необоснованный риск… Требования позиции… Запомним и это: с подобными упреками Таль столкнется не раз. Тем более что требования позиции он действительно часто игнорирует. Но подождем осуждать его за это.
Прошел еще год, и юный мастер стал чемпионом СССР. Поразительный успех! Но опять-таки значение победы не ограничивалось только чисто спортивными итогами. Таль в этом турнире встретился за доской с восемью гроссмейстерами. И вот пятеро из них — Бронштейн, Керес, Петросян, Тайманов, Толуш (какое великолепное созвездие имен!) — потерпели поражение и тем самым, по выражению одного из обозревателей, «проголосовали» за допуск Таля в семью гроссмейстеров, двое — Спасский и Корчной, — сыграв вничью, «воздержались», и только один Болеславский «проголосовал» против. Шесть очков из восьми — вот каков был результат встреч Таля с прославленными гроссмейстерами.
Новый чемпион Советского Союза вновь удивил своей необычайно рискованной и красивой игрой, сделавшей его теперь кумиром болельщиков. Некоторые партии Таля из этого турнира обошли мировую шахматную печать.
И все-таки кое-кто из знатоков был по-прежнему настроен скептически. Зрители в зале восторженным гулом встречали каждую победу Таля, а скептики только иронически усмехались. Лед не растаял даже тогда, когда Таль заставил капитулировать Кереса, причем произошло это в эндшпиле, где комбинационные мотивы безропотно уступили место глубокому стратегическому расчету.
В следующем чемпионате СССР, в 1958 году, Таль выступал уже не мальчиком, но мужем. Медовый месяц дебютантства прошел безвозвратно, с чемпионом страны играли особенно осторожно и старательно. И все же он опять оказывается первым!
Дважды подряд стать чемпионом страны — это удавалось только Ботвиннику, Кересу и Бронштейну. Но молва живуча — снова пополз шепот: Талю везет! Разве закономерно, что он выиграл безнадежную партию против Спасского? Разве в партии с ним не сделал грубейшей ошибки Геллер? Разве, разве… Много еще приводилось этих «разве». Словом, для многих Таль по-прежнему оставался всего лишь любимцем фортуны, браконьером, который дерзко нарушает законы шахматной борьбы, но непостижимым образом ускользает от заслуженного возмездия.
Но вот в августе 1958 года в югославском городе Портороже начинается межзональный турнир — один из этапов отборочных соревнований к матчу на первенство мира. Таль и там умудряется стать первым! В том же году он добивается абсолютно лучшего результата на XIII Олимпиаде в Мюнхене — набирает тринадцать с половиной очков из пятнадцати. Затем Таль разделил второе-третье места на очередном чемпионате страны (первая «неудача»!), а после этого взял первый приз на международном турнире в Цюрихе.
Ну уж теперь-то, кажется, сомнений быть не может — слишком значительны и, что не менее важно, стабильны его успехи. Но вот познакомьтесь с анкетой, которую в 1959 году предложила участникам и их секундантам перед началом турнира претендентов одна югославская газета. В анкете предлагалось высказать свое мнение по злободневному вопросу — как будут окончательно распределены места.
В данном случае нас интересует, как были расценены шансы Таля. Так вот, Петросян отвел ему второе место, Глигорич — четвертое, Бенко — четвертое, Олафссон — третье, Авербах (секундант Таля) — первое-второе, Матанович (секундант Глигорича) — второе-четвертое, Бондаревский (секундант Смыслова), Болеславский (секундант Петросяна), Ларсен (секундант Бенко) и Дарга (секундант Олафссона), назвав двух первых призеров, Таля не упомянули вовсе…
Конечно, каждый может ошибиться в своих предположениях, в оценке сил участников, но ведь кроме Авербаха, которому по «долгу службы» нельзя было не верить в Таля, никто не видел в нем главного претендента на шахматный престол! И это несмотря на его непрерывные победы. Вот насколько сильной была уверенность в том, что острая и гибкая шпага Таля окажется всё же слишком тонкой, чтобы пробить массивную кольчугу гроссмейстеров.
Но, кажется, самое удивительное происходило во время матча Таля с Ботвинником весной 1960 года. Словно забыв, что идет поединок двух сильнейших шахматистов мира, некоторые комментаторы упрекали Таля чуть ли не во всех шахматных грехах. Один всерьез доказывал, что Таль плохо играет в простых позициях. Другой утверждал, что претендент не умеет делать ничьи, Третий укорял Таля ни больше ни меньше, как в легкомыслии и упрямстве. Все эти и другие, настроенные на тот же лад, голоса умолкли лишь к концу матча, когда уже стало ясно, что упреки относятся к новому чемпиону мира.
Итак, Таль стал чемпионом и, казалось, самым убедительным способом доказал если не правоту, то, по крайней мере, правомерность своих шахматных принципов. Можно было играть не «по Талю», можно было по-прежнему находить в глубинах его комбинаций скрытые изъяны, можно было отвергать его подход к решению той или иной позиции, но не признавать того, что стиль Таля правомерен, было уже нельзя.
Прошел, однако, всего год, и молодой гроссмейстер вынужден был расстаться со своим титулом, не успев к нему даже как следует привыкнуть. И разговоры о том, что Таль позволяет себе недопустимые вольности в обращении с шахматными фигурами, вспыхнули с новой силой.
Те, кто и прежде не признавал творческую правоту идей Таля, потом, имея в виду явное снижение его спортивного потенциала, еще более укрепились во мнении, что былые успехи Таля — всего лишь каприз, прихоть шахматной фортуны.