Загадка снежных яблок - Страница 4

Гагарин проскользнул в ворота и отправился на поиски места преступления. Даже с картой ему потребовалось около четверти часа, чтобы найти нужное надгробие, но можно было и не приезжать. Могила Елизаветы Бориславской выглядела обычно, не было следов крови ни на кресте, ни у основания. Только многочисленные отпечатки сапог, оставленные зеваками, истоптавшими дорожки, напоминают об утренней находке.

Князь обошел вокруг надгробие и ближайшие могилы, пристально глядя на землю, но не увидел ничего, кроме тачки, о которой упоминал полицейский. Но никаких следов в сторону надгробия от тачки не шло, значит ее не могли использовать для перевозки тела. Ничто не указывало на то, что женщину убили на кладбище, но если это случилось в другом месте, убийца должен был привести ее сюда, а это довольно далеко от главного входа, и ворота на ночь обычно запирались. Правда это не мешало мародерам, разрывавшим могилы в поиске украшений и часов, которые можно было продать. При мысли об этом промысле Гагарина замутило.

Что ж, пора ехать в городской морг. Оставалось всего несколько часов до выхода вечерней газеты, а ему пока нечего доложить губернатору…

Настя так сильно сжимала свою сумочку, словно это был якорь, держащий ее на ногах. Пришлось ждать своей очереди, пара средних лет прибыла раньше нее, чтобы опознать останки своего родственника. Она зажмуривала глаза, чтобы не видеть боли на лице этих людей. Мужчина утонул, переходя Оку, не подумал, что в оттепель лед тонкий. Казалось, что запах ледяной воды и мокрой грязи доносится даже в коридор. Настя еще сильнее зажмурилась, стараясь не дышать.

Она хотела покончить с этим ужасом, чтобы вернуться домой и предаться горю. Какая-то крохотная часть ее еще надеялась, что произошла ошибка, но надежда все сильнее сжималась и почти исчезла от вида этого коридора и этих людей. Поскорее бы все закончилось…

Владимир оказался достойным наследником отца, после смерти родителей он сразу взял в руки предприятие и за последние несколько лет очень преуспел. Он так развил производство, что сбывал в год около 30 тысяч ведер ликеров и наливок и около 40 тысяч ведер дистиллированного вина. (1 ведро = 12,3 литра, прим. автора).

После смерти купца его дело брали в руки вдова или дочь, это давно уже стало обычной практикой. Но одно дело галантерейный магазин и валяное производство, совсем другое- виноторговля. В этой сфере женщин-виноторговцев пока не было. И Насте предстояло решить, что делать с семейным делом, а заодно и со своей судьбой. Она машинально взяла в руки забытую кем-то вечернюю газету, пробежала глазами, не видя ни строчки , как вдруг задержалась на заметке, ей не показалось, в ней было имя брата. Купец… нашел на кладбище жертву сатанистов… обратился в полицию… Так в этом все дело? Брат думал об ужасном зрелище, увиденном на кладбище и оступился и попал под колеса? Нет, что-то не так, но она подумает об этом позже.

– Спасибо за ожидание госпожа Мичурина. – Полицейский появился в дверях. – Прискорбная задержка, но вы понимаете, потеря близкого человека может стать настоящим шоком, особенно когда покойный был молод и здоров. – Он осекся, покраснел, сообразив, с кем говорит. – Но мне кажется, вы из другого теста.

– Вы правы. Но давайте приступим к делу.

– Конечно. Но если вы почувствуете себя плохо или захотите чашечку чая, не бойтесь сказать. – Полицейский грустно улыбнулся. – Я еще не настолько закален этой работой, чтобы не проявить немного сочувствия тому, кто в этом нуждается.

Насте хотелось ударить его чем-то тяжелым, вместо этого она тихо сказала:

– Пожалуйста, давайте начнем.

Вместе с Настей в помещение вошел еще один человек, она лишь мельком отметила, что это высокий и темноволосый, довольно молодой мужчина с аккуратной бородкой. Но тут же о нем забыла.

Она зажмурилась, собираясь с силами, сильно вдохнула и выдохнула, сжала кулаки и подошла к столу. Человек в белом халате одернул простыню. Настя снова зажмурилась, потом открыла глаза и кивнула.

– Да, это Владимир.

Девушка схватилась за край стола, ноги стали ватными а в глазах все затуманилось. Полицейский подхватил ее под локоть и вывел в коридор.

– Насколько сильно он ранен? – Она не узнавала собственного голоса.

– Поверьте, вы не хотите этого знать. – Незнакомый голос, раздавшийся за спиной был очень тихим, даже вкрадчивым. Но девушка не подняла глаз, молча пошла к выходу.

***

Закончив подписывать документы и отдав необходимые распоряжения для похоронного бюро, Настя вернулась домой. Она разделась, поставила на стол коробку с вещами брата, которую отдал ей полицейский. Опустилась в кресло.

В этом кресле она сидела каждый вечер, читая, или обсуждая с братом прошедший день. Дом был теперь пуст, казалось, что в нем даже стало холоднее. С кухни не доносилось ни звука, надо бы проверить, как там Аграфена, но сил не было.

Еще утром она отругала брата, который читал новости в газете за завтраком. Предложила сопровождать его на кладбище, разозлилась, когда он отказался. Как глупо она тратила время, когда можно было сказать теплые слова, обнять…

Был бы он жив, если бы она сопровождала его на кладбище? Или погиб бы в любом случае, судьба нашла бы его где угодно, потому что такова была воля Божья? Настя покачала головой. Она не верила в судьбу. Это просто несчастье, которого можно было бы избежать, поступи брат иначе. Это всегда выбор, а не воля Небес.

Настя встала, налила в чашку смородиновую наливку из бутылочки в буфете, отпила. Но ожидаемого тепла не почувствовала, внутри все еще было холодно. Неважно, что она могла или не могла сказать брату этим утром, теперь ничего не изменить. Она осталась совершенно одна.

Взгляд упал на коробку. Девушка поставила ее на колени открыла. Понятно, почему одежду ей не вернули, наверное от нее остались клочья.

Слезы полились сами собой, когда она начала выкладывать вещи из коробки. Кошелек Владимира с несколькими монетами, карманные часы, блокнот. Владимир говорил, что однажды он напишет книгу о жизни купцов и все время что-то записывал в блокноте чтобы не забыть. Иногда он писал наспех, на ходу, боясь забыть услышанную фразу или увиденную сцену.

Блокнот почти заполнен, страницы покрыты едва различимыми каракулями. Он делал заметки для будущей книги и для торговли везде, иногда даже покупая горячую булочку у уличного продавца.

Наконец наливка подействовала, холод внутри сменился теплом, Настя смахнула слезы и открыла блокнот.

Вот последние записи. Она снова похолодела, увидев слово «кладбище», написанное так жирно, что карандаш прорвал бумагу.

«Женщина, распятая на кладбище… Кровоточащее сердце… Плачущая статуя… Мужчина в плаще с накидкой…»

Еще две фразы было трудно разобрать, скорее всего это были «Млечный путь» и «красные полосы».

И последняя фраза: «меня преследуют».

Что за странные фразы? Причем тут Млечный путь и красные полосы? Он пошел на кладбище утром. а погиб днем, небо до сих пор закрыто тучами.

Настя посмотрела на фотографию, где они были сняты с братом. Несмотря на почти десять лет разницы они были очень похожи, все о этом говорили. У обоих каштановые волосы, карие глаза, тонкие носы и аристократическая бледность, доставшаяся от матери-княжны. Оба худые и довольно высокие. Они всегда были близки, несмотря на разницу в возрасте, особенно после смерти родителей.

Дедушка, князь Засекин, которого они никогда не видели, проиграл в карты имения и почти все свое состояние. Ему ничего не оставалось, как выдать дочь Марию за Серафимовского купца Мичурина. Кто бы мог подумать, что Василий Мичурин окажется хорошим мужем для дворянки, и то, что должно быть браком по расчету, окажется браком по любви? А осуждение и сплетни в обществе быстро утихли, стоило Мичурину увезти молодую жену в Серафимовск.

Отец приучал сына-наследника к торговле, ведению дел, мать прививала благородные манеры и дала хорошее образование, достойное княжеских внуков. Матушка была высокая, статная, имела, как все Засекина, по ее словам, прекрасный цвет лица, только немного бледный. Поэтому по тогдашнему обычаю она румянилась, потому что, не нарумянившись, куда-нибудь приехать значило бы сделать невежество. Отец провожал ее взглядом и вздыхал: – Ваша матушка смолоду была писаная красавица.