Загадка смерти. Очерки психологической танатологии - Страница 23

5) Отложенным и предвидимы утешением можно назвать такой процесс замены потери (привации и депривации), когда человек теряет Ц₁, и ему обещают через определенный интервал времени предоставить Ц₂ (в одном из описанных только что варианте). В этом случае у личности возникает надежда на компенсацию и ожидание такой компенсации. Ясно, что подобное утешение. как защитный механизм, неравноценно непосредственному утешению.

При утешении внимании познавательные процессы человека получают иную направленность. Это еще предстоит исследовать.

Я думаю. что полное утешение умирающего или невозможно, или возможно лишь в редких случаях. Ведь если для человека собственная жизнь – самая высокая ценность, то чем можно заменить такую ценность?

Утешить умирающего можно тем, что у него имеются дети, внуки и другие родственники, и это реальное утешение. Но полное ли оно? Можно сказать, что нет. Утешить человека можно и тем, что он оставил хорошее творческое наследие и доброе имя и т. п. Но и это нельзя считать полноценным утешением.

По-видимому только вера в жизнь после смерти может по своим возможностям приблизиться к уровню полноценного утешения.

Проблему утешения, как я думаю, можно плодотворно использовать исходя из принципов теории атрибуции, тем более – из принципов объединенной теории атрибуции-диссонанса, которую я предложил в одной из своих последних работ[49]. Какие факты о смерти и умирании позволяют нам сделать предположение о возможности применения в этой области теории атрибуции?

Речь идет о следующих явления:

1) Некоторые из умирающих больных людей пытаются найти смысл в своих страданиях и близкой смерти. Но что значит искать и найти смысл? Это скорее всего означает приписывать (атрибутировать) такой смысл страданию, смерти и т. п., каким эти явления не обладают. Ну, какой смысл могут иметь страшные боли, которые ощущают смертельно больные раком люди? Такому страданию можно только приписать смысл.

2) Нередко люди пытаются приписать смысл смерти другого человека. «Он умер для того, чтобы…». Это психо-логическая формула атрибутивного мышления. Сам же умирающий в большинстве случаев не желает и не намеревается умереть.

То, что при оценке смерти и умирания, при попытках осмысления и объяснения этих явлений, люди часто пользуются атрибуциями, не вызывает сомнения. Мы видим в этой сфере жизни людей как самоатрибуции, так и гетероатрибуции.

Как жизни, так и смерти можно приписать как общую, так и специфическую ценность. Поэтому и атрибуции в психо-логическом отношении могут быть весьма разными.

В связи с этим уместно, в свободном переводе, привести следующую мысль В. Франкла, психолога-экзистенциалиста. – Что мы можем ответить пациенту, который спрашивает нас о смысле жизни? Вряд ли врач может ответить на данный вопрос в общих терминах, поскольку смысл жизни меняется от человека к человеку, изо дня на день, от часа к часу. Поэтому важен не смысл жизни вообще, сколько специфический смысл жизни человека в данный момент[50].

Точно так же можно атрибутировать смерти как общий смысл (это «смысл» смерти вообще), так и смысл смерти данного конкретного человека в данный момент и в данном месте.

В чем смысл умирания, и имеет ли данный процесс имманентный (т. е. внутренне присущий ему) смысл? Я думаю, что ни природа, ни «Бог» и другие «сущности», не вложили специфический смысл в умирание и смерть человека. (Обратное предположение было бы выражением телеологизма и фатализма). Это мы приписываем им смысл, поскольку всякое бессмысленное явление угнетает нас и остается непонятным.

Когда человек болен и ни у кого уже нет сомнения, что он идет к смерти, или когда у кого-то умер близкий человек, то люди, которые искренне соболезнуют им и хотели бы утешить их, оказываются в довольно тяжелом психическом состоянии. Многие в такой ситуации чувствуют себя очень скованно. Почему?

Я полагаю, что для этого имеются по крайней мере две главные причины: 1) Первая из них – это мистическая сущность смерти, ее загадочность; эти чувства идут из глубин тысячелетней истории человечества и скрыты в бессознательной сфере психики каждого современного человека. Это тревога при мыслях о смерти и страх перед умиранием человека, перед трупами; 2) Вторая причина следующая: жизнь – это самая большая ценность, и трудно утешить человека, когда у него такая потеря (умер близкий человек), или когда его самого в скором времени ждет неминуемая смерть.

Для того, чтобы второй из этих аргументов был понят, вспомним, что значит утешить себя или другого. В начале настоящей главы я выдвинул следующее понимание этого явления: утешить кого-либо в условиях крупной потери (привации или депривации) – значит постараться заменить его потерю равнозначной ценностью. Если замена по своей ценности равна потере, можно сказать, что утешение полное (или полноценное). Иначе говоря, полная компенсация потери утешает человека. Эта проблема, конечно, имеет много дополнительных аспектов, которые я здесь не рассматриваю.

Однако очень редко утешение бывает полноценным. Даже в условиях более простых потерь психическая защита (компенсация) редко возможна. Когда же речь идет о смерти человека, то полная компенсация, а следовательно – и полное утешение, невозможны. Что сказать умирающему человеку, чем его утешить?

Кстати, было бы интересно исследовать, какими словами и какими формами поведения в различных этнокультурных средах утешают люди друг друга? Американские танатологи считают, что лучше внимательно слушать тех людей, у которых умерли родственники, и тех, кто умирает, поскольку такое внимание их утешает лучше, чем финансовая помощь, оказание помощи в хозяйственных делах и т. п. Иногда молчание утешает лучше, чем разговоры.

Обещание жизни после смерти. а тем более жизни в райских условиях – это, по-видимому, лучшая компенсация и наилучшее средство утешения, если человек является верующим. Можно считать, что религии во многом именно по этой причине сохранили свои позиции в современном мире. Религия в этом смысле является средством подготовки людей к умиранию и смерти.

Э. Кюблер-Росс считает, что как только пациент постепенно теряет надежду (отказывается надеяться) на излечение или хотя бы на продление земной жизни. это означает, что в ближайшем будущем он умрет. Совершенно без надежды земной жизнью жить невозможно. На таком завершающем подэтапе процесса психологического умирания человек полностью примиряется со смертью и больше не ропщет на судьбу, безропотно идет к смерти.

Однако здесь возникает еще один вопрос, на который мы должны иметь четкий ответ: не существует ли явление проекции надежды на загробный мир? Т. е. когда мы утверждаем, что в конце этапа примирения с неизбежностью смерти человек теряет всякую надежду, то такое безнадежное состояние касается только этого мира, только земной жизни. Даже неверующие могут проецировать определенную надежду в загробный мир и в последний «момент» стать религиозными людьми. Некоторые сведения о подобных конверсиях в нашем распоряжении имеются.

Если это так, то уже нельзя говорить о полной лишенности человека надежды, т. е. об абсолютном безнадежном состоянии.

Среди множества проблем психологической танатологии есть одна, которая, вероятно, больше всех остальных волнует как специалистов, так и других людей, которые склонны размышлять о старении смерти и умирании. Речь идет о широко обсуждаемом явлении, которое получило название «эвтаназия» (от греческих слов «эв» – приятный, красивый, и танатос – смерть; таким образом, слово эвтаназия означает приятная, красивая, даже счастливая смерть).