Загадка Катилины - Страница 6

— А Метон знает ее?

— Да.

— Я встречусь с ней?

— Вполне возможно.

Я покинул Байи девять лет назад, а Иайя еще не была стара. Она может прожить достаточно долго, и тогда Диана познакомится с ней.

— Наступит время, вы встретитесь и сравните свои рисунки.

— Папа, а что такое Минотавр?

— Минотавр? — рассмеялся я неожиданному повороту разговора. — Не что, а кто. Насколько мне известно, был всего один Минотавр. Ужасное чудовище, порождение женщины и быка; у него были бычья голова и человеческое тело. Он жил на далеком острове Крите, где злой царь заточил его во дворце под названием Лабиринт.

— Лабиринт?

— Да, с такими вот стенами.

Я очистил дощечку и нарисовал ей лабиринт.

— Каждый год царь отдавал ему на съедение молодых юношей и девушек. Их загоняли вот сюда, видишь, а Минотавр ждал их вот здесь. И так продолжалось много лет, пока не появился герой по имени Тезей и не убил Минотавра.

— Он убил его?

— Да.

— Правда-правда?

— Правда.

— Ты уверен?

— Совершенно точно.

— Как здорово!

— А почему ты спрашивала о Минотавре? — поинтересовался я, предчувствуя ответ.

— Потому что Метон сказал, что если я не буду себя хорошо вести, то он отдаст меня ему. Но ведь ты сказал, что он умер.

— Да, его больше нет.

— Значит, Метон меня обманул! — Она подпрыгнула на моих коленях. — Ах, папа, я и забыла! Меня же мама попросила привести тебя. По важному делу.

— Да? — поднял я бровь, предвидя нудный разговор с рабом, которому поручили присмотреть за кухней в отсутствие Конгриона.

— Да! Тебя ждет какой-то человек. Он прискакал на лошади из самого Рима, и он такой пыльный!

Человек оказался не один. Их было трое. Двое из них были рабами, или, точнее, охранниками, принимая во внимание их телосложение и кинжалы на поясе. Они в дом не вошли, а стояли снаружи и смотрели за тем, как их лошади пьют воду. Их хозяин ожидал меня внутри, в маленьком парадном саду с прудиком с рыбками.

Он оказался высоким, довольно миловидным молодым человеком с темными глазами. Его черные волосы были коротко подстрижены возле ушей, но беспорядочно свисали надо лбом. Бородка его была аккуратно подстрижена, так что от нее осталась одна лишь полоска на подбородке и над губами, подчеркивающая скулы и линии рта. Как и сказала Диана, его одежда была покрыта пылью, которая, однако, не скрывала модного покроя дорогой туники и изящества верховых сапог. Его лицо показалось мне знакомым: кто-то из людей, вечно обретающихся на Форуме, подумал я.

Раб принес ему складной стул. Когда я вошел, он встал и отложил кубок с вином.

— Гордиан, — сказал он, — рад снова видеть тебя. Сельская жизнь пошла тебе на пользу.

Он говорил небрежным тоном, но в его речи были заметны признаки ораторского мастерства.

— Разве я знаю тебя? — спросил я. — Мои глаза подводят меня. Солнечный свет слишком ярок, и я не могу как следует рассмотреть тебя…

— Извини! Я Марк Целий. Мы встречались и раньше, хотя ты можешь и не помнить меня.

— Ах, да, — сказал я. — Теперь понятно. Ты один из приближенных Цицерона — а также и Красса, полагаю. Ты прав, вне сомнения, мы встречались раньше в доме Цицерона или на Форуме. Но я уже постепенно забываю о Риме. Да и твоя бородка меня обманула. Раньше ее не было.

Он с гордостью погладил ее.

— Да, когда мы встречались, ее еще не было. Да и ты, как я погляжу, отрастил бороду.

— Скорее от лени. В моем возрасте нужно сохранять тепло в крови. А что, в Риме теперь это модно? Я имею в виду бородку?

— В некоторых кругах. — Его самодовольство было несколько отталкивающим.

— Как я вижу, тебе уже принесли вина.

— Да, неплохое вино.

— И это не с самого лучшего виноградника. Мой друг Луций Клавдий гордился своим вином. Ты держишь путь дальше на север?

— Нет, я приехал к тебе.

— Неужели?

У меня замерло сердце. Я надеялся, что он заехал ко мне по дороге.

— У меня к тебе дело, Гордиан Сыщик.

— Скорее Гордиан Деревенщина, если не возражаешь.

— Как угодно. — Марк пожал плечами. — Может, нам удалиться в комнату?

— В это время суток во дворе прохладней и удобней вести беседу.

— Но, может, есть еще какое-нибудь более скрытое от посторонних ушей место? — предположил он.

Мое сердце снова замерло.

— Марк Целий, я и в самом деле рад видеть тебя. Сегодня жаркий день, а дорога такая пыльная. Я рад, что могу предложить тебе вина. А может, ты нуждаешься в отдыхе? Я гостеприимный хозяин. Проехать весь путь из Рима и обратно за один день нелегко даже для такого крепкого молодого человека, как ты, и я предлагаю тебе переночевать у меня, если пожелаешь. Но только при условии, что разговор пойдет исключительно о сенокосе, оливковом масле или виноградниках. Я не хочу вспоминать свои старые дела.

— Мне так и говорили, — сказал он дружелюбно, с бесстрастным блеском в глазах. — Но не беспокойся. Я не предлагаю тебе дела.

— Нет?

— Нет. Я приехал просто попросить об одолжении. Не для себя, но для одного очень важного в городе человека.

— Цицерона, — вздохнул я. — Я так и знал.

— Разве римлянин может отказаться, когда его просит законно избранный консул? — сказал Целий. — Особенно принимая во внимание те связи, которые существуют между вами. Так ты уверен, что нет никакой комнаты, более пригодной для нашего разговора?

— Моя библиотека, пожалуй… но и она не совсем подходит, — добавил я, вспомнив, как два дня назад увидел из ее окна удалявшегося Арата. — Пойдем.

Оказавшись там, я закрыл дверь и предложил ему стул. Сам я сел возле двери в сад, так, чтобы видеть, кто к нам приближается, а также смотреть за окном через плечо Целия.

— Так зачем же ты пришел, Марк Целий? — спросил я, отбросив всякие формальности. — Я же сказал, что в город я больше не вернусь. Если вам нужен кто-то, чтобы раскапывать всякую грязь, то могу предложить вам своего сына, хотя и ему не пожелал бы такой работы.

— Нет, никто тебя и не просит возвращаться в Рим, — сказал Целий спокойно.

— Нет?

— Даже наоборот. Цицерону как раз нужно, чтобы ты оставался в провинции.

— Что-то мне не нравятся ваши планы.

Целий слегка улыбнулся.

— Цицерон так и предполагал.

— Я ведь не орудие какое-нибудь, которое можно в любой момент подобрать и использовать. Хоть он и консул, он такой же гражданин, как и я. Я имею полное право отказаться от его просьбы.

— Но ты ведь еще даже не знаешь, о чем он тебя просит. — Целий казался удивленным.

— О чем бы он ни просил, мне это не нравится.

— Вероятно, но как ты можешь отказаться от возможности помочь государству?

— Пожалуйста, Целий, не надо попусту распространяться о патриотизме.

— Я не преувеличиваю. — Его лицо стало серьезным. — Угроза действительно велика. Ах, мне понятен твой цинизм, Гордиан. Я прожил вдвое меньше твоего, но уже вдоволь насмотрелся и мошенничества, и предательства — хватит и на десять жизней!

Он, вероятно, говорил правду — принимая во внимание то, что воспитывался он в кругу Цицерона. Сам Цицерон учил его ораторскому мастерству, и учеником Целий оказался достойным: слова так и лились из его уст. Из него мог бы выйти неплохой актер или певец. Я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь к его словам, а не доводам.

— Государство наше подошло к краю великой пропасти, Гордиан. И если его свалят в эту пропасть — против воли всех добропорядочных граждан — то нас ожидают неприятности и бедствия, какие нам и не снились. Определенные круги общества вознамерились разрушить основы нашей Республики раз и навсегда. Представь себе Сенат по колено в крови. Представь себе, что вернулись мрачные дни правления Суллы, когда любого гражданина можно было без всяких причин назвать врагом государства. Ты, должно быть, помнишь, как по улицам шныряли банды подонков с отрезанными головами в руках, за которые им полагалась награда от Суллы. Только на этот раз безвластие распространяется быстрее, не встречая препятствий, словно круги по воде от брошенного в пруд камня. На этот раз враги хотят не просто переделать законы по-своему, но отменить их насовсем, чего бы это им ни стоило. У тебя теперь есть поместье, Гордиан. Неужели ты хочешь, чтобы его отняли у тебя силой? А так, вероятнее всего, и случится, поскольку все устои государственной власти обратятся в прах. И тебя не спасет то, что ты покинул Рим и живешь в провинции. Можешь прятаться в стогу сена, если тебе угодно, но и там разбойники найдут и прикончат тебя.