Загадка Эндхауза - Страница 5

– День добрый, – заметил он, когда мы шли мимо.

Я ответил ему тем же и всю дорогу к дому, пока мы шли по подъездной аллее, спиной чувствовал его любопытный взгляд.

– Интересно, – подумал Пуаро вслух.

Но на этом его мысли вслух и закончились, и я так и не узнал, что именно его заинтересовало.

Дом оказался довольно большим и угрюмым. Он стоял в плотном кольце деревьев, ветки которых ложились прямо на крышу, нуждавшуюся в капитальном ремонте. Окинув строение оценивающим взглядом, Пуаро взялся за ручку звонка – это был старинный звонок, и требовалась воистину сила Геркулеса, чтобы добиться от него хотя бы звука; зато, раз начав звонить, он долго не останавливался, и его переливы наполняли дом горестным эхом.

Дверь отворила женщина средних лет – «приличная особа в черном» – так, по-моему, ее следовало бы описать. В высшей степени респектабельная, довольно мрачная и совершенно равнодушная.

Мисс Бакли, заявила она, еще не возвращалась. Пуаро объяснил, что нам назначена встреча. Ему стоило некоторого труда настоять на своем, ибо особа явно питала некоторую подозрительность к иностранцам. Льщу себя надеждой, что исключительно моя внешность обернула тогда дело в нашу пользу. Нас не только пустили на порог, но и провели в гостиную, где оставили ожидать возвращения мисс Бакли.

В гостиной уже не чувствовалось никакого уныния. Комната выходила окнами на море и была залита солнечным светом. Обстановка выдавала своего рода конфликт поколений: солидная викторианская мебель мешалась с ультрасовременными добавлениями самой дешевой разновидности, отчего комната казалась несколько потрепанной. На окнах висели портьеры из линялой парчи, зато обивка диванов и кресел резала глаз новизной и яркостью, а среди диванных подушек не было и двух похожих. Стены украшали семейные портреты; иные из них показались мне недурными. В комнате был граммофон с горой пластинок и переносное радио; книги почти отсутствовали; на диване лежала одна-единственная раскрытая газета. Пуаро взял ее, но тут же, поморщившись, положил снова. Это оказался «Сент-Лу уикли геральд энд дайректори». Однако что-то побудило его взяться за листок во второй раз, и он как раз проглядывал одну из колонок, когда в комнату вошла Ник Бакли.

– Принесите лед, Эллен, – бросила она через плечо, прежде чем обратиться к нам. – Ну, вот и я, от остальных избавилась… Умираю от любопытства. Может, я – та самая героиня, которую давно ищут киношники? Вы так серьезно говорили со мной тогда, в отеле, – сказала она Пуаро, – что я и представить ничего другого не могу. Ну же, сделайте мне выгодное предложение.

– Увы! Мадемуазель… – начал Пуаро.

– Только не говорите, что всё совсем не так, – перебила она его. – Не говорите, что вы пишете миниатюры и горите желанием продать мне одну из них. Но нет – с такими усами, да еще живя в «Маджестике», где еда гадкая, а цены такие, что во всей Англии выше не найдешь, – нет, вы просто не можете промышлять чем-нибудь в таком роде.

Женщина, открывшая нам дверь, вошла в комнату с подносом, на котором стояли бутылки и лед. Не переставая болтать, Ник принялась ловко смешивать коктейли. Однако молчание Пуаро (столь нехарактерное для него обычно) произвело на нее наконец должное впечатление. Она осеклась, не долив бокал, и резко бросила:

– Хорошо, говорите.

– Это и есть моя цель, мадемуазель – чтобы все было хорошо. – Он принял из ее рук коктейль. – За ваше здоровье, мадемуазель, за ваше долгое и доброе здравие.

Девушка была отнюдь не глупа. От нее не укрылась значительность, с которой он произнес эти слова.

– Что-нибудь случилось?

– Да, мадемуазель. Вот…

Он протянул ей ладонь, на которой лежала пуля. Озадаченно нахмурившись, девушка взяла ее.

– Вы знаете, что это такое?

– Конечно, знаю. Это пуля.

– Совершенно верно. Мадемуазель, сегодня утром мимо вас пролетела вовсе не оса – это была пуля.

– Вы хотите сказать… какой-то псих с криминальными наклонностями стрелял в саду отеля?

– Похоже, что так.

– Черт меня побери, – сказала Ник, не выбирая выражений. – Похоже, я и впрямь заговоренная. Это уже четвертый раз.

– Да, – сказал Пуаро. – Четвертый. И я хотел бы, мадемуазель, услышать все о первых трех.

Она уставилась на него.

– Я хочу убедиться в том, что это были случайности.

– Ну конечно, случайности! А что же еще?

– Мадемуазель, наберитесь мужества. Я могу вас шокировать. Что, если кто-то покушается на вашу жизнь?

Но Ник только прыснула в ответ. Похоже, сама мысль об этом сильно ее забавляла.

– Что за чуднáя идея! Дорогой вы мой, да кому, скажите на милость, нужна моя жизнь? Я же не юная наследница миллионов, чья смерть открывает дорогу к несметному богатству. Я бы порадовалась, попытайся кто-то меня убить, – все разнообразие, – но, боюсь, на это нет ни малейшей надежды!

– Так вы расскажете мне об этих случайностях, мадемуазель?

– Разумеется, но в них нет ничего особенного. Обычные глупые совпадения. Над моей кроватью висит картина в тяжеленной раме. Ночью она упала. По чистой случайности прямо перед этим я услышала, что где-то в доме хлопает дверь: я встала и пошла закрыть ее, только поэтому меня и не убило. А так мне, наверное, размозжило бы голову. Это был номер первый.

Пуаро не улыбнулся.

– Продолжайте, мадемуазель. Давайте перейдем к номеру второму.

– Ну, этот еще слабее. От дома к морю ведет крутая тропа. Я хожу по ней купаться. Там, в самом низу, есть скала, с которой удобно прыгать в море. Так вот, один валун расшатался и, когда я спускалась, покатился за мной – и тоже чуть не убил. В третий раз все было по-другому. Что-то стряслось с тормозами моей машины – не знаю, что именно; механик в гараже говорил, но я не запомнила. Короче, если бы я проехала через ворота и стала спускаться по холму вниз, то не смогла бы остановиться до тех пор, пока не врезалась в ратушу. Ратуше, конечно, ничего, а от меня осталось бы мокрое место. К счастью, я тогда уже на ходу вспомнила, что опять забыла кое-что дома, и повернула назад, а потому только врезалась в лавровую изгородь.

– И вы не знаете, в чем там была проблема?

– Спросите в гараже Мотта, там знают. Кажется, что-то простое… открученная гайка, что-то в этом роде. Я даже подумала, может, это сынишка Эллен покопался… у моей горничной, которая открыла вам дверь, есть сын. Мальчишек ведь хлебом не корми, дай заглянуть в нутро автомобиля. Но Эллен, конечно, клянется, что он и близко не подходил к машине. Думаю, что бы там ни говорил Мотт, а в ней просто что-то разболталось.

– А где ваш гараж, мадемуазель?

– С другой стороны, за домом.

– Он обычно заперт?

От удивления Ник сделала большие глаза.

– Ой! Нет. Конечно нет.

– То есть кто угодно может подойти к автомобилю незамеченным и пошарить в нем?

– Ну… да… наверное. Но это же так глупо.

– Нет, мадемуазель. Это вовсе не глупо. Вы не понимаете. Вам грозит опасность – серьезная опасность. Это говорю вам я. А вы знаете, кто я?

– Нет, – ответила Ник затаив дыхание.

– Я Эркюль Пуаро.

– А! – отозвалась Ник довольно невнятно. – А, ну да.

– Мое имя вам что-нибудь говорит, а?

– О, да.

Она беспокойно заерзала. Взгляд у нее сделался затравленный. Пуаро пристально наблюдал за ней.

– Вам неловко. По всей видимости, это означает, что вы не читали книг обо мне.

– Нет… ну… читала, но не все. Однако ваше имя я знаю.

– Мадемуазель, вы вежливая маленькая лгунья. – (Я вздрогнул, вспомнив слова, которые прозвучали в отеле «Маджестик» после ланча в тот день.) – Я забыл – вы ведь еще совсем дитя – вряд ли вы слышали. Так проходит мирская слава… Мой друг – он все вам расскажет.

Ник посмотрела на меня. Я смущенно покашлял.

– Месье Пуаро был… есть… был великим детективом, – объяснил я.

– Ах, мой друг! – воскликнул Пуаро. – И это всё? Mais dis donc![19] Почему вы не расскажете мадемуазель о том, что я уникальный, непревзойденный, единственный в своем роде детектив?