Заданное значение судьбы - Страница 13

Стоя на краю Бездны, старый воин не потерял головы. Он продержался дольше всех, собирая нерастраченную энергию своих погибших соплеменников. И когда под ноги Отцу-Воеводе упало полусожженное тело последнего бойца его отряда, а в тесное нутро коридора втянулось уже свыше тысячи солдат, он, бросив мысленный приказ лидерам других отрядов, до конца выполнил долг воина и вождя свободного племени гор.

По каменному потолку побежала быстрая змеистая трещина. Трещина разветвлялась и ширилась, на глазах превращаясь в сеть трещин, подёрнувшую весь потолок коридора от входа в Большой зал до поворота, к которому оттеснили Старшего мага. Кто-то из элов успел понять, что это значит, но у штурмовавших галерею десантников уже не хватило энергии на парирование последнего удара Отца-Воеводы – защитники коридора сражались и гибли не зря.

По Катакомбам разнёсся рокочущий гул. Тысячи тонн камня, вырванного магией из миллионолетнего сна, тяжело рухнули вниз, на сотни шагов засыпав галерею снизу доверху и погребая под собой Вермея вместе со штурмовой колонной штампов. А в Большом зале из всех коридоров одновременно пошли в атаку отряды ортов, зажав засевших там врагов в смертное кольцо.

Элы сопротивлялись с отчаяньем обречённых. Взрывались источники, опустошая всё вокруг; тела ортов валились на трупы штампов, горел металл и камень, и висел в воздухе душный запах крови. Воины народа гор бестрепетно уходили в Бездну, сознательно презирая смерть, и когда пал последний офицер-эл, битва превратилась в избиение. Пленных не брали: Мать-Ведунья, окаменевшая с того мгновения, как рухнула галерея, – лишь глаза её кричали от боли, – так и не отдала такого приказа, при других обстоятельствах выглядевшего вполне разумным.

Уцелевшие оплатили победу дорогой ценой: жизнями сотен воинов, павших в бою, и десятков эрудитов и ведуний, надорвавшихся от ментального напряжения. Изуродованное до неузнаваемости тело Вермея извлекли из-под каменных глыб и предали огню погребального костра вместе с телами других воинов – тех, от которых остались тела или хотя бы останки, – и пепел по древнего обряду развеяли над Рекой. То, что осталось от мёртвых штампов, смели заклятьями-«метёлками» в нижние галереи на поживу клямбам и плотоядным грибам – не имеющие души другого не заслуживают. А от Хока не осталось даже пепла – Муэт побывала на месте гибели мужа и не нашла там ни порошинки…

…Янтарка беспокойно завозилась на коленях Вестницы, зажужжала тревожно, и по её шёрстке пробежало красноватое свечение – зверёк почувствовал горечь, охватившую его хозяйку при этом воспоминании.

– Всё хорошо, Подарок, всё хорошо, – тихо сказала молодая орта, поглаживая спинку жужелицы. – Всё хорошо, малыш…

После этой битвы Мать-Ведунья изменилась неузнаваемо. Она продолжала жить, но странной жизнью: видевшим её временами казалась, что их Старшая уже не здесь, с ними, а где-то далеко-далеко, за границами звёзд или даже в той Бездне, куда ушёл Отец-Воевода и откуда не возвращаются. Её лицо забыло улыбку, а в глазах постоянно билось тёмное пламя – испытанные воины-маги невольно отводили взгляды, разговаривая с хозяйкой народа гор. И она действительно стала хозяйкой и единовластной повелительницей: по решению Веча выборы нового Старшего были отложены на год, до окончания траура по погибшему вождю – в знак уважения к его подвигу. Азуль правила племенем жёстко, но справедливо – так же, как правила вдвоём с Вермеем. Она делала всё, что должно, не упуская ни одной мелочи, и всё-таки это была уже не та Мать-Ведунья, которую знали много лет. Магиня-Старшая таяла, как лёд в огне, – в том самом огне, который бушевал в её глазах. Причина её тоски была известна всем, от эрудитов до ростков, только-только познающих мир, но помочь ей не мог никто. «Этого не в силах сделать ни мы, ведуньи, – обронила как-то Сирин, – ни, наверно, даже Внешние».

Муэт было легче. Её собственная боль – потеря Хока – мучила орту ничуть не слабее, но вызревавшая в ней жизнь отвлекала молодую магиню и давала ей силы жить дальше. Несмотря на возраст, Вестница вошла в круг умудрённых ведуний и в состав Веча – орты по заслугам оценили её силы и способности, не говоря уже о том, что она сделала для спасения этого Мира и для рождения Мира-копии. «Молодость – единственный недостаток, который проходит с годами, – изрекла Мать-Ведунья. – Вестница – сильнейшая магиня племени, и я хотела бы…». Азуль не договорила, но все маги Веча поняли, что хотела сказать Старшая.

Весной дети Муэт увидели свет – пока ещё только колдовской свет Катакомб. Сирин и сама Азуль две недели не отходили от Вестницы, и когда они убедились в том, что и мать, и малыши здоровы, на лице Матери-Ведуньи впервые после гибели Вермея появилась тень улыбки. «На этот раз Владычица всего Сущего осталась ни с чем, – негромко сказала она, глядя на ростков. – Двойня – мальчик и девочка – добрый знак. Племя гор будет жить».

Элы не тревожили обитателей Катакомб. Дело было не в огромных потерях, которые понесли Хозяева при телепортационной атаке, – «Заклятье Муэт», как назвали его орты, в корне изменило защитную систему пещер, сделав Катакомбы практически неприступными. Пару раз сторожевые заклятья отмечали следы попыток Хозяев прощупать горы с помощью Машин Проникновения, однако вскоре эти попытки прекратились – лорды поняли, что нет смысла стрелять в мишень, в которую невозможно прицелиться. Более того, Заклятье Муэт оказалось столь же эффективным и против прямых атак: летатель-разведчик, умышленно пропущенный Стражами через Периметр, отшвырнуло за много миль от Врат, к устью Реки. «Не знаю, удалось ли тебе помочь рождению новой Реальности, – сказала Вестнице Мать-Ведунья, следя за кувыркающимся полётом боевого диска, – но маленький новый Мир ты всё-таки создала. Ты отделила наш подземный мир от мира поверхности, и теперь всей мощи Города не хватит, чтобы проложить дорогу в Катакомбы. Твои дети будут расти спокойно».

А летом Азуль позвала Муэт к себе для беседы наедине. Молодая орта догадывалась, о чём пойдёт речь, и не ошиблась.

– Садись, Вестница, – сказала Мать-Ведунья, когда Муэт появилась на пороге грота Старших – грота, в котором теперь жила одна Азуль. Хозяйка племени не обернулась при появлении молодой орты, продолжая отрешённо смотреть на танцующее в стенной нише колдовское бездымное пламя, но безошибочно узнала, кто пришёл – обычное дело для мага.

Сидевшая в древнем деревянном кресле с высокой спинкой и подлокотниками в виде когтистых звериных лап Мать-Ведунья указала на второе кресло, стоявшее напротив неё по другую сторону очага. Это было кресло Отца-Воеводы – оно пустовало после его гибели, – и Муэт заколебалась.

– Садись, – повторила Старшая, поворачивая голову. Глаза на неживом лице магини горели уже хорошо знакомым Муэт мрачным огнём – чёрный цвет одежд Матери-Ведуньи делал этот огонь похожим на пламя костра в ночи. Но костёр этот не обещал тепла и приюта усталому путнику – свет его был убийственным. Беспощадный злой огонь, не находя другой пищи, пожирал старую магиню, и Вестница поняла – жить Азуль осталось совсем недолго. «На ней уже видна печать Бездны» – подумала Муэт, опускаясь в чуть скрипнувшее кресло.

– Ты права, – ответила Мать-Ведунья на невысказанную вслух мысль молодой орты. – Я ухожу. Мне пора – Вермей ждёт. И не возражай, – она подняла руку, пресекая попытку Муэт что-то сказать. – Не будем тратить время на пустые споры – есть более важные вещи. Люди приходят и уходят – народы продолжают жить. Если, конечно, сумеют. Старшие маги не назначают себе преемников – это решит Вече и выбор всех взрослых ортов, но мне, – она подчеркнула последнее слово, – хотелось бы видеть новой Матерью-Ведуньей тебя, Муэт. Ты сильнейшая магиня племени, и я хочу знать, готова ли ты принять бремя власти?

– Н-не знаю… Я не думала об этом.

– Тогда подумай, и хорошенько подумай. И ещё: не замыкайся в своём горе – у тебя есть дети. Они помогают нам жить – даже тогда, когда кажется, что жизнь уже кончена… Обрати внимание на свою дочь, Вестница: я видела сотни и тысячи ростков, но такой ауры не встречала ни у кого.