Зачем собаке пятая нога? - Страница 1

Двое на веранде распивали куаровый сок из высоких граненых стаканов. Солнечные лучи пробивались сквозь навес из листьев пальмакации и ласково щекотали физиономию одного из собеседников – плотного краснолицего сержанта Кунни Бабушка. Его тропический шлем лежал на столе, а сам сержант постоянно смахивал выступающие на лбу капли пота тыльной стороной ладони. Второй мужчина был поджар и смугл, с седоватыми висками и насмешливым ртом. На базе его не звали иначе как Док Дулитл, хотя настоящее имя его было Ирвин Ричардсон.

– Жарко сегодня, а? – пропыхтел сержант.

Хозяин дома улыбнулся.

– Добро пожаловать на Таильти. Ничего, через пару деньков привыкнете. Хотите свежего сока, из холодильника? Ваш-то, наверное, уже нагрелся. Я попрошу Ольгу принести.

Сержант изумленно хмыкнул.

– Ольгу? Вы привезли сюда жену, Док?

Улыбка Ричардсона стала шире.

– А вот сейчас увидите.

Он обернулся и прокричал внутрь дома:

– Дорогая! Пожалуйста, принеси сержанту еще сока. И виски со льдом для меня.

По прохладным темным комнатам прокатилось эхо. Сержант крякнул.

– Тоже не прочь выпить виски? Как ваш новый практикующий врач, не советую. Первые дни лучше воздержитесь от спиртного. Надо попривыкнуть и к климату, и к обстановке.

Бабушка почесал в затылке.

– А скажите, что случилось с моим предшественником? Мистер Маевник, когда мы подписывали договор, дал понять, что моя должность… как бы это сказать… пожизненная.

– Ах, Роберт? Бедняга погиб на рыбалке. Кажется, его сожрал какодил.

Сержант содрогнулся.

– Не переживайте, – приободрил его доктор, – вам это вряд ли грозит. Боб был страстным рыбаком, так что единственное, что удивляет меня в этой истории, – как его не съели раньше. Здешние речки кишат всякой гадостью. Местные, впрочем, мажутся соком златовласки и лезут в воду без страха, но я не могу перенести вонь. Полагаю, и какодилы не могут. Я вырыл бассейн за домом, так что, если захотите поплавать – милости прошу.

Внутри дома послышались шаги.

– А вот и Ольга с вашим соком.

Сержант оглянулся и так и замер с открытым ртом…

(Спустя две недели.)

Сержант топал по тропинке, тянувшейся вдоль окраины поселка и через заросли вододендрона поднимавшейся к гасиенде доктора Ричардсона. Запыхавшийся Бабушка сдвинул шлем на затылок и обмахивался фигусовым листом. Тяжелые ботинки сержанта при каждом шаге взбивали пыльные облачка. На полянке, ярдах в пятистах от дома Ричардсона, маленькая девочка-туземка пасла крупную ящерицу. Ящерица смачно хрумкала зеленью. Девочка почесывала босую, облепленную грязью ногу пяткой другой ноги. Вместо носа на круглом личике малышки красовался задорный свиной пятачок. Заметив сержанта, девочка улыбнулась и помахала землянину четырехпалой ладошкой. Бабушка с трудом выдавил ответную улыбку и в сотый раз упрекнул себя за то, что никак не может привыкнуть к Дулитловым кадаврам. Трехрукие и хвостатые уродцы были еще ничего, но при виде туземца, со щеки которого подмигивал большой слезящийся глаз, Бабушка ринулся в кусты и долго там оставался. Чешуйчатые гребни, когти, плавники и прочие мелкие отростки скоро перестали его удивлять. Такая уж тут завелась мода. Изначально вполне человекообразные, таильтяне радостно обзаводились новыми органами. Любопытства ради Бабушка даже поинтересовался расценками. Жена старосты, недавно нарастившая верхнюю челюсть и сделавшая пересадку хвоста, охотно его просветила. Док брал по пять шершней за мелочь вроде тех же гребней или перепонок между пальцами. За операции посложнее туземцы расплачивались шриком.

В дни сбора бобового урожая над деревней плыл густой сивушный дух. Женщины и дети сидели во дворах, увлеченно пережевывая бобы. Жвачку сплевывали в тыквенные калебасы. Часть потом пересыпалась тростниковым сахаром, заливалась водой и через пару недель брожения превращалась в неплохое пиво. А часть сосудов закупоривалась и перекочевывала на корабли мистера Маевника. На Земле содержимое калебасов – смесь слюны и бобовой жвачки – перегоняли, обогащали и разливали в тонкие стеклянные ампулы с надписью «МайТай». Или, попросту говоря, шрик.

Сержант одолел последний, самый крутой подъем. За деревьями показался дом Ричардсона – просторный, с плоской крышей и двумя боковыми пристройками. Дорожки сада были посыпаны толченым кирпичом, а на перилах веранды рядком выстроились пустые бутылки из-под рома и джина. Сам доктор был на заднем дворе. Из-за дома доносился его голос и резкое, гортанное уханье. Похоже, Док давал последние напутствия Верзиле Джо перед матчем.

– Эй, Док!

Бабушка вскарабкался по ступенькам на веранду и уже собирался обессилено рухнуть в кресло, но Ричардсон отозвался:

– Кунни, это вы? Идите сюда. Проклятая птица не в духе, я пытаюсь ее умаслить. Пройдите через столовую и захватите виски – там на буфете стоит бутылка.

Сержант вздохнул, тоскливо глянул на привычное местечко в тени и поплелся в комнату.

Док стоял у загона. В загоне жила пара бойцовых торгов – местных страусов – Верзила Джо и Долговязый Суслик. Обычно они мирно выклевывали корм из корыта или разбрасывали солому, но сейчас обстановка накалилась. Суслик забился в угол и пощелкивал оттуда клювом, сердито шипя. Верзила носился по загону, ухая и хлопая крыльями. Временами он подпрыгивал футов на пять в воздух, будто собирался улететь – хотя куда улетишь на таких культяпках. Док топтался у решетки и приговаривал: «Джо хороший, Джо умница, Джо славный мальчик». Рядом стояла жена Дока, Ольга. В верхней паре рук у нее было зажато ведро с тухлой рыбой, а нижняя теребила длинную юбку. Увидев сержанта, женщина приветливо кивнула.

Док обернулся и сердито мотнул головой в сторону загона:

– Видите, что делается. Никак не могу его успокоить. Знает, паршивец, что у него сегодня встреча с Хохлатым Любимчиком. Вы думаете, он в ярости? Как бы не так. Он трусит, отсюда и все прыжки и вопли. Утром наложил огромную кучу, ничего не ел. В обед чуть не разорвал беднягу Суслика. Видите, куда он его загнал? И все от страха.

Верзила Джо щелкнул клювом и пошел на следующий круг. Док опять обернулся к решетке и засюсюкал:

– Джо хороший, Джо умный, Джо победит. Джо из Хохолатого кишки выпустит. Правда, Джо? Папочка поставил на Джо двадцать шершней, мы же не хотим подвести папочку, а?

Верзила задрал хвост и обгадился. Док врезал по прутьям кулаком.

– Не знаю, что с ним делать. Похоже, он окончательно спятил.

Ольга поставила ведро и тихо предложила:

– Давай я пойду в загон. Я поглажу его, и он успокоится.

Как и все местные, Ольга не выговаривала «л», так что у нее вышло «погражу». И имя свое она произносила как «Орьга». Это выходило у нее трогательно и чуть картаво.

Док обернулся к жене.

– Ну куда ты пойдешь? Он же тебя искалечит.

– Не искалечит.

Ольга говорила негромко, но настойчиво. Ходили слухи, что она основательно прибрала Дока к рукам и тихо, незаметно ведет за него все дела.

– Я умею обращаться с торгами, а ты – нет.

Бабушка решился вмешаться:

– Может, и в самом деле… Все-таки у вашей супруги… хм-м… больше опыта.

Сержант поставил на схватку Верзилы и Хохлатого пять шершней, и ему вовсе не хотелось потерять деньги из-за неявки бойца.

– А, делайте что хотите.

Док безнадежно махнул рукой и пошел в дом.

– Так-то лучше. Держите ведро, – деловито сказала Ольга.

Бабушка принял у нее ведро. От рыбы невыносимо несло тухлятиной. У местных с обонянием было не очень, взять хоть ту же златовласку – но этим запахом стену можно было пробить. Сержант постарался дышать ртом.

Ольга распутала веревку, привязывающую дверцу загона, и бесстрашно прошла внутрь. Верзила остановился и подозрительно уставился на гостью. Сержант напрягся. Все-таки это вам не воробушек, а полтонны живого веса. Ольга подняла руку ладонью вверх и заворковала-заухала, очень похоже на самого торга. Птица вытянула шею и прислушалась. Через минуту глаза у нее полузакрылись, а встопорщенные перышки на шее улеглись. Казалось, что страус сейчас замурлыкает. Ольга подошла и почесала его под подбородком. Оглянувшись, женщина позвала: