Забытые истины - Страница 11

Вот и теперь было так: начал вроде с «права – не права», а скатился на Шопенгауэра. Однако стоило взглянуть на Чжана, и вопрос снова стал актуален. Просто актуальнее некуда. Итак, журналистка, в сущности, права. Ведь Бен и сам раньше страдал от ограниченности окружающих его людей. Правда, потом он притерпелся… Хотя, что греха таить, не притерпелся, а просто снизил планку, опустился до их уровня.

– Права, – ответил Бен. – Она была права.

Чжан одобрительно кивнул и чуть улыбнулся.

– Дальше.

– Но тогда я воспринял все на свой счет. Мне захотелось убедить ее в обратном. Сначала на языке крутились всякие гадости, благо надо было идти на даянг. Бой, как ни странно, несколько охладил меня. Пропало всякое желание ругаться, выяснять отношения, кого-либо в чем-либо убеждать. Я постарался проскользнуть в раздевалку, но журналистка все-таки успела меня перехватить. Она заговорила так весело, живо, с таким деланым добродушием, что я в ответ готов был разразиться бранью. Про себя назвал ее лицемеркой. Возникла мысль… ее переубедить.

– Не лги, – снова остановил его Чжан. – Подумай и скажи.

Бен снова погрузился в размышления. Правда, а какая мысль у него возникла тогда, в ярко освещенном коридоре, за десять минут до награждения? Молодая женщина, довольно привлекательная, но не искренняя. Да, совершенно верно, просто захотелось ее, такую красивую, такую подтянутую и причесанную, что называется, опустить ниже плинтуса. Ты лжешь и лицемеришь? Так смотри же, я все знаю. Какой я умный! Двигаемся дальше. Что могло подвигнуть меня на такой поступок? Откуда вообще возникло это желание? Ответ пришел сам собой: конечно, гордость и самолюбие. Показать, что ты умнее. Что ты не такой.

– Я хотел показать… – Бен запнулся. Похожая процедура повторялась уже бесчисленное число раз, и всегда, едва дело доходило до признания собственной ошибки, внутри срабатывал тормоз под названием «гордыня». Голос словно исчезал, из легких волшебным образом пропадал весь воздух. Чжан называл это американским менталитетом, и с ним нельзя не согласиться. Бен очень хорошо помнил, как сначала родители, потом преподаватели в школе учили его добиваться поставленных целей, но никто никогда не объяснял, что свобода человека в выборе методов достижения необходимого результата кончается там, где начинается воля другого, равного тебе. «Иди по головам, но будь первым» – гласит американская мировоззренческая доктрина. Не дай другим взять то, что может принадлежать тебе. И никто никогда не говорил, что порой лучше отказаться от материальных благ, от желания навязать окружающим свое мнение, но при этом сохранить самое дорогое – настоящие теплые отношения с окружающими людьми. До знакомства с Чжаном Бену в голову подобные мысли не приходили. Хотя, конечно, странно, ведь он увлекался в свое время европейским гуманизмом, провозгласившим человека, его жизнь и права единственной ценностью на земле. Книги в ту пору существовали в сознании Бена в отрыве от реальности. Жизнь отдельно, а гуманисты отдельно. Чжан первым заставил его задуматься над вопросом: «А что будет, если все кругом будут бороться против всех?». И Бен очень ярко представил себе картину: решетки и заборы, каждый человек в отдельном домике и глядит на улицу с опаской, закрывается, запирается, трясется над своим добром. Как это было похоже на тюрьму, только еще страшнее. Ведь тюремная камера запирается снаружи, а камера человеческого эгоизма – изнутри.

– Я хотел показать, что я выше нее, – твердо выговорил Бен.

– А ты выше? – Чжан наклонил голову набок, что-то хитрое, лисье показалось в его глазах.

Бен хотел было брякнуть короткое «нет», но воздержался, все равно же сейчас попросит расшифровать. Так. Почему нет? Да потому что и сам сто раз в жизни лицемерил. И еще как лицемерил! Бену вспомнилась бурная юность, когда он, начинающий, подающий большие надежды спортсмен, выделялся среди сверстников. В школе он был кем-то вроде негласного лидера. Мастер спорта по тэквондо, черный пояс – это тебе не диплом музыкальной школы. У мальчишек ты непререкаемый авторитет, девчонки вешаются на шею, учителя относятся с уважением. Все-таки человек добился успеха в своей области. Может, еще станет олимпийским чемпионом. И как Бен тогда лицемерил! Он встречался минимум с тремя девчонками сразу и каждой говорил, что только с ней одной, лишь бы затащить жертву в постель. Конечно, можно найти целый ряд оправданий, например возраст. Но Бен лицемерил, а потом избавиться от привычки изображать из себя то, чего, собственно, не представляешь, помог ему Чжан. Помог именно такими вот беседами, заставляющими бесконечно копаться в себе и выяснять истинные мотивы своего поведения. После того как Бен признавался самому себе и тренеру, жить становилось легче. Действительно легче. А в следующий раз, когда возникала гадкая мысль повторить проступок, тут же выплывала схема самоанализа, проведенного в прошлый раз. Другими словами, на то, чтобы подумать и правильно оценить ситуацию, с каждым разом времени уходило все меньше. Воистину огромный смысл во фразе: «Познай самого себя».

– Я ничем не лучше нее, – отчеканил Бен.

И Чжан не стал уточнять, прекрасно понимая, что ученик и без его наводки проделал весь необходимый путь.

– Дальше.

– А дальше моя гордыня нашла очень оригинальное выражение: я решил одним выстрелом убить двух зайцев – и уличить в лицемерии, и поставить на место. – Разговор снова приобрел характер общения между двумя друзьями.

Чжан был доволен учеником и, не скрывая этого, улыбался теперь широко и приветливо, что, впрочем, не исключало возможного наказания.

– Я отвечал на ее вопросы на латыни, – продолжал свою исповедь Бен. – Вот, кажется, и все.

Чжан усмехнулся.

– На латыни? С тех пор как ты начал думать, в твою голову стали приходить весьма оригинальные мысли. Подведем итоги. Хочешь попробовать сам?

Бен почесал затылок.

– Ладно, попытаюсь.

– Но прежде, чем высказаться, ответь для себя на один вопрос. Стал бы ты думать, как отомстить, как продемонстрировать свое превосходство, если бы на ее месте была, к примеру, мисс Дадли?

– Чего-о? – не понял Бен.

Чжан только кивнул: мол, думай, а не говори.

Но при чем тут их соседка? Бену вспомнилось красное прыщавое лицо мисс Дадли. Полная, но при этом не в меру энергичная девушка лет двадцати трех, ужасно инфантильная, привязанная к родителям. Стал бы он ей что-нибудь доказывать? Да боже упаси! Она, конечно, далеко не глупа, но как-то… Бен вообще не мог понять, зачем его об этом спросили. У него в голове уже сам собой сложился такой замечательный вывод. Было очевидно, что подумай он еще тогда, когда только услышал реплику журналистки, никаких ошибок не было бы. Репортерша же невиновна. Не хуже и не лучше, чем другие люди, чем он сам. Но с какой целью Чжан упомянул мисс Дадли? Бен развел руками.

– Я не могу понять, откуда начать думать, – честно признался он. – Как связана эта Делия Шерри с нашей мисс Дадли?

– Ты знаешь ее имя? – хмыкнул Чжан.

И Бену все в одночасье стало ясно. Разумеется, имя человека, который тебе абсолютно безразличен, не запоминают вот так, увидев один-единственный репортаж. Больше того, если тебе плевать, зачем что-то доказывать? Бен вообразил сцену, где на месте Шерри стояла бы Дадли. Да он просто пропустил бы ее слова мимо ушей. Значит, эта Делия ему понравилась. Внешне или еще как, но понравилась. Ну и Чжан! Он сразу знал, в чем причина его поведения, но устроил все так, чтобы Бен сам дошел до надлежащего вывода.

Чжан поднялся, показывая этим, что разговор окончен.

– Ты пойдешь в свою комнату и тысячу раз повторишь тэгук-сам-джан.

У Бена аж внутри все оборвалось: после дороги, отстояв почти два с половиной часа перед тренером, еще идти заниматься? Ведь уже час ночи! А мозг тем временем проводил подсчеты: одно упражнение занимает в среднем минуту. В часе шестьдесят минут. Тысячу разделить на шестьдесят будет примерно семнадцать. Если учесть заминки и прочее, то получается восемнадцать часов, а то и больше. Почти сутки! Да что он такого сделал, за что подобная кара?!