Забытое сражение Огненной Дуги
(Крушение операции «Цитадель») - Страница 167

Когда «заваривалось» большое дело, тыловики это чувствовали профессиональной интуицией. Поэтому уровень обеспечения войск в этот момент несколько улучшался, они старались доставить к «передку» все, что от них требовалось, в кратчайший срок, чтобы, как выразился в беседе со мной ветеран 27-й гв. тбр, «не нарваться на кулак какого-нибудь контуженного комбата». Но это было правило, которое не обходилось без исключения. Разгильдяев и бездельников хватало везде. Тем не менее, как вспоминали, к примеру, танкисты 295-го тб бригады Таранова, который в район исходных позиций подошел с марша за пятнадцать минут до атаки (а остальные подразделения еще позже), повара в этот момент уже стояли на изготовке, «…кухонная команда подвезла свежий хлеб и раздала каждому экипажу. Мы заняли места в танках, разломили ароматные буханки на куски и поспешно жевали хлеб»[629].

Перед 6.00 подул ветерок, начало разъясниваться, и уже в 6.20 над районом обороны корпусов Сафиулина и Терентьева появилась «рама» — самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», а около 7.00 немецкая артиллерия, получив первые координаты целей, открыла огонь. Обстрел продолжался непрерывно до начала контрудара, но не всей полосы, а только отдельных участков, где, вероятно, было отмечено активное движение наших войск. Между 9.10 и 9.20 (по разным данным) заговорила советская артиллерия. В небе появились огненные стрелы реактивных снарядов. Гул и уханье резко усилились, земля под ногами заходила ходуном, а поле боя затянула сизая с четным оттенком едкая мгла от сгоревшей взрывчатки и поднятой земли. Но учитывая то, как была организована перегруппировка войск, ожидать каких-либо существенных результатов от работы артиллерии не приходилось. Система огня противника практически везде сохранилась, это кардинальным образом повлияло на ход контрудара. В 10.00 был дан последний залп «катюш», и контрудар начался.

Первыми в контрудар двинулись стрелковые батальоны 111-й, 73-й гв. и 15-й гв. сд. Через несколько минут послышались голоса ротных и взводных командиров: «Гвардейцы-ы-ы, вперед, в атаку!», и изрытая воронками, траншеями и окопами местность покрылась сотнями бегущих и стреляющих на ходу бойцов. Однако ни одна из дивизий в первые полчаса не смогла продвинуться больше чем на 300–400 метров. Потому что, к примеру, соединения 49-го ск наступали, как говорится, с «чистого листа», не имея даже элементарного представления о системе обороны противника, а на отдельных участках командиры передовых батальонов не знали точно, где проходит первая линия вражеских окопов. «Полковая и дивизионная разведка не проделала достаточной работы до начала наступления, — самокритично писал в отчете начальник штаба 49-го ск полковник Половников, — не изучила передний край обороны противника, его укрепления, расположение системы огня и инженерные заграждения. В силу этого 111-я сд с самого начала ее наступления попала под неожиданный артиллерийский и пулеметный огонь противника и ее дальнейшее продвижение было задержано»[630].

Точнее, полностью остановлено через триста метров от исходных позиций. Но если для комбатов полковника Бушина огонь немцев был «неожиданным», то комдивы Козак и Василенко прекрасно знали, что немцы уже в первые несколько минут положат их передовые батальоны. Знали, чем и из каких точек будет бить противник, но изменить, что-либо не могли, просто не было средств для подавления развитой, многослойной и хорошо продуманной системы огня. Первая атака двух гвардейских соединений Сафиулина была полностью сорвана уже в 10.30–10.40. Полки буквально захлебнулись в крови, пройдя первые две-три сотни метров. Особенно высокие потери понесла 73-я гв. сд. Мощный огонь частей 198-й пд несколько раз прижимал ее полки к земле, а наша же артиллерия вела «жидкий» методический огонь по позициям немцев. Из боевого донесения № 125 полковника Козака:

«2. 214 Вропоновский гв. сп с одной батареей 76-мм орудий 30-й ибр, 131-м и 132-м батальонами ПТР, действовавший в направлении отм. Сар /2 км западнее свх. „Батрацкая Дача“/ и отметки 191.2 до 12.30 медленно продвигались вперед. Однако, беспрерывно накрываемый огнем шестиствольных минометов и обстреливаемый из крупнокалиберных пулеметов, понеся значительные потери в личном составе, полк вынужден был остановиться. По предварительным данным, потери полка составили 393 человека убитыми и ранеными»[631]. В схожем положении находились 209-й и 211-й гв сп, за два часа после начала атаки дивизия продвинулась примерно на 400 м.

Но это было лишь начало, в 10.15 на противника хлынула новая волна атакующих — в контрудар перешла 270-я сд с бригадой Таранова. Этот удар оказался более успешным, главным образом из-за решительных действий 295-го тб майора Семенова, который атаковал от выс. 209.6 в направлении выс. 187.4. Появление танков вызвало на участке прорыва панику, гренадеры 106-й пд начали отходить, но замешательство в стане врага продолжалось недолго.

Командование армейского корпуса знало о предстоящем контрударе советских войск и было готово к его отражению. Генерал Э. Раус утром прибыл на КП генерал-лейтенанта В. Форета в Маслову Пристань и лично присутствовал при начале атаки гвардейцев. По наступающей дивизии генерала Беляева не только был открыт сильный минометный огонь, но уже через пятнадцать минут до трех батальонов пехоты 24-го пп 106-й мд из леса в 2 км восточнее Крутого Лога попытались предпринять контратаку по ее правому флангу. Но находившиеся в боевых порядках 973-го сп танки 295-го тб огнем и гусеницами смяли гренадеров и продолжали пробиваться к выс. 187.4.

С большим трудом, но корпус Терентьева постепенно начал продвигаться вперед. В этот момент перед экипажами полковника И.А. Таранова встали две взаимно исключающие задачи. Во-первых, как можно быстрее прорваться в глубь обороны дивизии Форста. Во-вторых, чтобы не лишиться полностью поддержки пехоты, необходимо уничтожать пулеметные гнезда и наиболее «настырные» батареи артиллерии и минометов, а это отвлекало от удара в глубину. Прицельно стрелять на ходу из орудия без толку, поэтому танкисты, действуя на достаточно широком фронте, старались вести огонь из пулеметов и давить расчеты гусеницами. Это в свою очередь дало возможность артиллеристам противника сосредоточить огонь артиллерии именно по танкам.

«Танки один за другим выходили из лесу и развертывались фронтом к открытому пространству, заминированному нашими саперами, — вспоминал В.П. Чибисов. — Я усиленно всматривался, вертя перископом: где же эти чертовы березки, но так и не обнаружил никаких березок. Кажется, пронесло! Ровное пространство кончилось, и танк стало больше качать и даже подбрасывать. Дальше, надо полагать, надвигалась первая полоса укреплений гитлеровцев. А где же хутор Крутой Лог?!

Слева от моей машины метрах в пяти шла „матильда“ мл. лейтенанта Махяддина Гусейнова, уже побывавшего в боях 1941 г., отважного азербайджанца из-под Баку; левее еще несколько, и потом уж танк командира роты cm. лейтенанта Г.М. Кожара. Из его башни понеслась длинная строчка трассирующих пуль, сверкнул выстрел пушки…

Вдруг все машины справа стали все ближе и ближе подходить к моей, стреляя больше из пулеметов, чем из пушек. В шлемофоне я не слышал голоса командира роты, вероятно, я забыл подключиться к нему через УКВ рации. Своему водителю Герасимову по ТПУ [632] крикнул, чтобы он сам выбирал путь к роще впереди по курсу. Он что-то промычал в ответ.

Мы шли через траншеи и окопы, т. к. танк изрядно бросало. В одном месте машина замедлила ход и, притормозив, развернулась влево и обратно в прежнее направление. Я понял и согласился с маневром водителя. Казалось, танк чуть присел на корму, и через мгновение перед носом и по бокам машины взвились клубы пыли. Вероятно, это рухнул блиндаж. Мотор зарычал, и танк рванулся уже к близкому лесу. Танки роты очень уж тесно шли друг от друга, наверное, из-за неровностей местности. Уже на подходе к лесу вдруг резкий удар в башню и затрещало по броне, как посыпалось что-то, словно бросили горсть мелких камешков на лист железа. В головных телефонах все смолкло. Мне словно бы плеснули холодной воды в лицо, я завертел перископом, пытаясь разглядеть, откуда это угодил в нас снаряд. Все машины роты остановились, продолжая стрелять. Через перископ вижу, что командирская башенка на танке нашего ротного мотается туда-сюда, скорее всего, чтобы привлечь к себе внимание. Затем на командирской машине откинулась крышка люка и из башни высунулась рука ротного, зажатая в кулак. Кулак грозно помотался вперед — назад — вперед, и все поняли — вперед через лес. А лес (роща восточнее выс. 187.4. — З.В.), конечно же, был начинен вражескими землянками и складами.