Заброшенный в природу - Страница 2

Меня зовут Гимараеш да Сильва. Впрочем, дворянскую приставку «да» я придумал сам, потому как она придает имени благородный оттенок, заставляет людей более внимательно прислушиваться к моим словам. К тому же этого хотел и доктор Монардес, чтобы без стеснения представлять меня как своего ассистента. Теперь он обычно говорит: «Это мой ассистент да Сильва», и это звучит хорошо. Иногда он даже представляет меня как доктора да Сильву. Разумеется, никакой я не доктор, но надеюсь им стать. Сейчас же я — всего лишь ученик и помощник доктора Монардеса. Между прочим, он никогда не упоминает, что я португалец. В Севилье на португальцев смотрят косо. Считается, что португальцы дурно пахнут и разносят малярию, поскольку ходят чрез болота, окружающие город. К тому же они обычно выдают себя за людей благородного происхождения, случайно оказавшихся в Севилье, и пытаются выманить деньги у кого только можно.

«Я, — говорит обычно какой-нибудь Жоао, — приехал в Пиньян, чтобы выгодно купить участок земли». Или: «чтобы строить корабли в Кадисе». После чего начинает прикидываться дурачком, чтобы ты сдался и вошел с ним в долю — обычно, по его словам, это очень выгодное и дешевое начинание. А получив дукаты, как правило бесследно исчезает. Любопытно, что всем известная искусительная сила денег замыливает глаза и сознание того, кто их дает, и это — довольно- таки редкое и интересное явление, способствующее увеличению благосостояния многих мошенников, в частности, владельцев игорных домов. Ибо если бы человек мог сохранить присутствие духа и способность хоть немного рассуждать, он бы тут же задал себе вопрос, зачем кому-то приезжать в Испанию, чтобы купить землю или построить корабль, если в Португалии это стоит намного дешевле. Но в такие минуты люди явно перестают рассуждать. И потому в Севилье продолжают множиться фальшивые расписки от португальцев. Одна такая есть даже у доктора Монардеса.

Хозяева постоялых дворов уже стали требовать от португальцев предоплату, поскольку раньше те заселялись, ели, пили, но всегда знали меру, чтобы быть в состоянии проснуться утром еще до первых петухов и тихонько исчезнуть, не заплатив. Говорят, что обычно они давали деньги какому-нибудь слуге, чтобы тот разбудил их. И поскольку слуги на постоялых дворах тоже, как правило, португальцы, то постояльцам это выходило дешево. Португалец способен убить кого- то за один дукат, а за два дуката и себя может порешить. И если он все еще не делает этого, то лишь из страха, что потом деньги достанутся другому. Такой вот хитрец.

Разумеется, все эти отвратительные свойства ко мне не относятся. Я вообще считаю своих соотечественников полными идиотами, и если бы я был склонен обращать внимание на идиотов, то стал бы стыдиться своих соплеменников. Но я не обращаю внимания на подобные вещи, а в последнее время, пожалуй, вообще ни на что не обращаю внимания. Думаю, что именно этим фактом и объясняется моя бодрость и ясность сознания. Правда, побочным эффектом подобного свойства является бессонница. Но сам доктор Монардес посоветовал мне придерживаться такого безразличия. «Не уделяй особого внимания ничему, кроме медицины, — сказал он мне однажды, — ну, может быть, еще некоторым простым и житейски необходимым вещам, не требующим особого внимания. Нужно, — утверждал доктор, — всегда направлять свои мысли на важные дела. Ежели таковых нет, то вообще не надо сосредотачиваться. Хотя в этом случае хорошо бы задуматься, как ты дошел до жизни такой». Да-а, доктор Монардес многому может тебя научить — и не только в области медицины, но и в жизни вообще. Ибо он, как никто другой, понимает человеческую природу.

Конечно, о моем португальском происхождении каждый может легко догадаться, услышав, как меня зовут. А почему я ношу именно это имя? Когда доктор Монардес потребовал, чтобы я прибавил к имени приставку «да», указывающую на мое якобы аристократическое происхождение, я вспомнил деревню, в которой родился. Ее название ничего не означало, зато вокруг был чудный лес. Поэтому мне и пришло в голову прибавить к своему имени «да Сильва», что на латыни означает «лес». Доктор Монардес одобрил это имя, мне оно тоже нравится. Так что выбор был сделан удачно.

Читатель может возразить, что это никак не вяжется с моей ненавистью к природе. На это я отвечу, что отнюдь не обязательно, чтобы что-то с чем бы то ни было вязалось, если оно не относится к лечебной практике. Но даже и тогда это не обязательно, а порой невозможно и даже вредно. Я могу привести множество примеров, демонстрирующих, как самый логичный путь лечения оказывается убийственным. И наоборот, работая с доктором Монардесом, я не раз убеждался, как, на первый взгляд, самая нелогичная интуиция становилась спасительной.

Впрочем, сам доктор Монардес обладает исключительной интуицией. Применение им здравого смысла ограничено строгими рамками и всегда держится в узде, словно конь, которому многое запрещено. «У каждой болезни может быть три причины, — утверждает доктор Монардес. — Знание поможет тебе распознать их. Одна из причин приходит в голову сразу. Обычно она ошибочна».

Думается, если бы было не так, то любой мало- мальски начитанный человек мог бы стать целителем. Но почему я хочу им стать? Прежде всего потому, что эта профессия никак не хуже других, и, если быть честным, то по сравнению с другими она приносит немалые доходы. Кроме того, она дает мне возможность войти в соприкосновение с природой. Люди часто становятся ее жертвами. И говорю я это не потому, что очень уж люблю людей. Люди… Как бы это выразиться поточнее?.. Безумие мировой прародительницы полностью отражается в них, ибо они — ее дети. Но больной человек — жертва природы. В приступе сумасшествия она вложила в человеческое тело бесконечно сложный и плохо отлаженный механизм, всегда готовый сломаться, и в то же время — непредсказуемый, хаотичный, случайный. Он может сломаться из-за какой-то мелочи, но может выдержать и чудовищные нагрузки. Например, моряк Васко да Герейра, один из восемнадцати уцелевших в экспедиции Магеллана (который тоже был португальцем и именно это, наверное, стало одной из причин его нелепой смерти), пережил посреди Тихого океана трехмесячную лихорадку, лишенный всякой помощи, но потом умер, напоровшись на ржавый гвоздь. Причем это случилось в порту Севильи, когда он разглядывал каравеллу «Игиена», раздумывая, а не присоединиться ли ему к ее команде, хотя никакой материальной заинтересованности в том не было, так как пряности, привезенные им из экспедиции, сделали его богатым. Свое желание вновь подняться на мостик он объяснял предусмотрительностью, ибо жил с таким размахом, что его богатство таяло не по дням, а по часам, и лет через пять-шесть, как он сам утверждал, оно должно было полностью испариться.

Но о чем это я? Да… Такая непредсказуемость тела является следствием непредсказуемости самой природы. Я сказал: непредсказуемости? В сущности, это не совсем так. Если на земле и случаются чудеса, то одно из них — то, что природой иногда можно управлять. Разумеется, это не просто: нужны определенные знания и умения, но в принципе — возможно. Образно говоря, природу можно выпустить из сумасшедшего дома и заставить что-то делать. Она будет несуразно подпрыгивать на месте, лепетать что-то невнятное, но все же станет делать то, что ей прикажут. А может быть, и нет. Зависит от конкретного случая.

Существуют кое-какие средства воздействия, при наличии которых и при определенных обстоятельствах природу все же можно подчинить. Именно такое средство, почти всемогущее, было открыто нашими мореплавателями в Индиях[1] полвека назад. Это почти волшебное средство не было знакомо древним, в том числе Геродоту, Гераклиту и тому врачевателю, чье имя я сейчас запамятовал. Речь идет о всемогущем табаке. Именно его лечебные свойства описал в своей книге доктор Монардес. Надо сказать, что в этом отношении доктор Монардес — подлинный новатор, первопроходец. Его книга стала первой и единственной в своем роде в Европе того времени. Однако, полагаю, пора дать слово ему самому.