Забавы молодого мужчины - Страница 6
Ползём мы на трамвае до кольца. Не то, что ползём – трясёмся, словно эпилептики в приступе. В Большом Городе самые новейшие вагоны пускают только по маршрутам, проходящим через центр. Есть такие красавцы, что Европа позавидует. Трамваи-лайнеры. Роскошные и современные… А на внутренних кольцах обитают вагоны семидесятых годов, в хлам убитые, холодные, вонючие. В народе их зовут «Недобитки». Ну, да ладно, бог с ними, с трамваями. Везде так… Едем.
Дядя Вася говорит:
– На кольце есть вагончик, где продают вино: Изабеллу и портвейн. Выпьем, поболтаем.
Вот этот вагончик – самая опасная клоака Большого Города… Там, действительно, не подают водку, только напитки, обозначенные, как винные. Это знаменитая Изабелла. Фиолетовая мутная дрянь. И портвейн – технический спирт, или спирт, сдобренный химической дрянью, плюс краситель. Заходишь в вагончик – всё чисто, аккуратно, пьяницы и алкаши мирно выпивают из пластиковых стаканчиков химическое пойло.
– Лёшкин, я беру нам по двести, – сказал дядя Вася.
– Добро.
В это же время рядом зрел скандал. Пьяный, грязный, давно не мывшийся мужчина в чёрном трико и распахнутом, замызганном пуховике, визжал на двух своих женщин-пропивох:
– Раз так, накажу всех! Всех! Где волына? Волыну мне!
Волыну он получил.
– Валить буду всех! – заявил он громогласно, озираясь.
Мы вопросительно посмотрели на спокойных завсегдатаев. Те поняли немой вопрос, ощерились:
– Какая волына? Травматика!
Мы расслабленно потянулись за пластиковыми стаканчиками с пойлом. Хоть не убьют, только искалечат…
– Нет, вы, не понимаете! – бурлил уже вооружённый бузотёр, расталкивая своих женщин, пытавшихся ему помешать стрелять.
– Бах! Бах! Бах! – пошли выстрелы в потолок заведения.
Обозлённая, вся в золотых кольцах продавщица выскочила из своего загончика, рассерженно разразилась тирадой:
– Это что за стрельба?! Я вам устрою стрельбы! Тут вам не Москва!
– Я в потолок стрелял, – начал оправдываться бузотёр.
– Тем более нельзя! Идите на улицу! Там стреляйте, сколько вам влезет!… Что за люди…
Разгорячённый злодей ретировался. Продавщица, посмотрев на нас опешивших, пояснила:
– Он больше не будет. Отдыхайте спокойно…
Мы с дядей Васей кивнули, выпили и закусили карамелькой, одной на двоих…
Граница.
Азербайджан. Республика Нахичевань – анклав, полностью отделённый территорией Армении. Посёлок Кивраг. Воинская часть, находящаяся в ведении КГБ СССР. На постаменте, на песчаном пригорке над гаражами со спецтехникой стоял легендарный танк Великой Отечественной войны Т-34, в абсолютно исправном, рабочем состоянии – раз в год его заводили, он скатывался по пологому откосу, и его, как следует, гоняли, после чего снова ставили на место, на почётную консервацию. Единственное, о чём сожалели – к танку не было снарядов. А были бы – приказ, и сразу в бой!
Изначально часть была обычная, мотострелковая. На огромном, красочном стенде, у большого плаца, между двух четырёхэтажных, длинных казарм, был отображён боевой путь части: в годы Великой Отечественной войны полк находился на территории Северного Ирана, своим присутствием остужал некоторые горячие властные иранские головы, готовые пойти на сотрудничество с Гитлером, а также контролировал «дорогу жизни» – мало кто знает, но в СССР Великобритания и США поставляли военную технику, боеприпасы и продовольствие не только морским путём – северными конвоями, гл и южным, сухопутным – через Ирак и Иран. В мирное время, в эпоху развитого социализма полк располагался здесь же, в Кивраге, а с началом Афганской войны принял в ней активное участие. В 1989 году полк снова вернулся в родные края. К моменту моего приезда в часть, на вооружении полка находилась вся та же афганская техника – те же автомобили «Урал» и БМП-2, покоцанные в боях. В связи с началом распада Союза и неспокойной обстановкой на госгранице, полк решили передать из ведома Министерства Обороны под крыло КГБ, и направить в помощь пограничникам. Форма у всех ( рабочая) была мотострелковая, а парадная – пограничная: зелёные фуражки и зелёные погоны с буквами ПВ. Но это были спецвойска КГБ, приспособленные для решения своих специфических задач. Вот тебе и погранец!
Но на границе, у самого берега реки Аракс, уже за рядами колючей проволоки и кольцевой паутины, за широкой, распаханной контрольно-следовой полосой, я был раз пять. Это, конечно же, сильное ощущение. За спиной огромная страна, одна шестая часть суши, Родина, а впереди неширокая река с мутной водой, с поросшими камышом берегами, а дальше чужая земля – Иран. Повернёшь голову влево – вдали, в зыбком мареве, виден Арарат, с ярко белой, заснеженной вершиной – Турция. Армяне до сих пор ненавидят Ленина за то, что тот, в обмен на признание своей власти на международной арене Турецкой республикой Ататюка, передал туркам священную гору. Да…
Но впервые я увидел границу не здесь, а в самом Азербайджане, когда воинский эшелон с призывниками вынесся к реке Кура – железная дорога шла вдоль самой границы. Да и сейчас она там проходит – кто бы построил новую! Со стороны Азербайджана был берег скалистый, и вода в куре прозрачная, голубоватая, а со стороны Ирана берег глинистый, и вода мутная, грязная. Прямо феномен – чёткое разделение воды посередине реки – вот она, граница двух миров: исламского и советского. С нашей стороны четыре или шесть рядов укреплений из заборов, колючки, распаханных полос, а со стороны Ирана – ничего, пустой берег, только раз в два часа проезжал открытый джип с четырьмя жандармами пограничной стражи в песчаного цвета форме, вооружённых карабинами…
Граница. Долго я к ней добирался – целых восемь суток шёл воинский эшелон. Восемь суток. Обалдеть. Я и обалдел, в компании своих земляков, с кем попал, с лёгкой руки нашего военкома в команду 33 – погранвойска…
Как вы помните, когда автобус с нами отогнали от призывного пункта на пустырь, и до поезда оставалось целых два часа, я один остался сидеть на переднем сидении ПАЗика, уткнувшись взглядом в перегородку, отделявшую место водителя от пассажирского салона, там ещё висели всякие инструкции и указания, и я подумал: «Что-то зря я в армию пошёл!». Впереди было два года неволи, два долбанных года я буду не свободен в своих поступках. Вот только что я разговаривал с отцом, с матерью, с сестрой, и они пошли домой, к своим привычным, повседневным делам, а я здесь, один, никому не нужный и неинтересный… Два года служить, а я уже домой хочу!
Это хорошо, что сейчас сделали для срочников всего год службы – год пролетает незаметно. А два – это срок! Правда, на мои замечания дядя Вася снисходительно фыркает (это тот, что в «Тут вам не Москва!»): два года фигня, я три года служил! Он мотал срок на Тихоокеанском флоте, и даже ходил в длительные, дальние походы в Южно– Китайское море, и видел лично Леонида Ильича Брежнева, когда тот посещал их корабль. У него даже есть фотография с памятной датой…
Что-то я отвлёкся с высоты прожитых лет. А тогда я очень даже пожалел, что ввязался по личной глупости и недоумию в армейскую двухгодичную авантюру…
Выдержав положенное время на пустыре, нас повезли на вокзал к пассажирскому поезду Новосибирск – Алма-Ата. Нас было двадцать три человека призывников, два сержанта, прапорщик и старлей (покупатели). Прапорщик и старлей, разместившись в начале плацкартного вагона, принялись пьянствовать, сержанты валялись на верхних полках – читали, мы – молодежь – смотрели в окна, веселились, предвкушая армейские приключения, и пожирали снедь, заботливо нагруженную в объёмные сумки родителями. У всех, ко всему прочему были по две коробки сухих армейских пайков: сухари, галеты, сахар– рафинад, свиная тушёнка, две маленькие банки с кашей – перловой и гороховой.
«Это чё, каша что ли?! Фу!».
Помню такие возгласы. С дуру кашу повыбрасывали в окна.
Один из пареньков получил прозвище Мясник. Он стал орать, что хочет мяса. Не нужно ему ни сладкого, ни колбасы, тупо давайте жаренного или вареного мяса!