За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести - Страница 79

Закончив изготовление оросительной установки, я подвесил ее на крючок цистерны, поставленной на плоскую крышу.

— Видишь, — гордо сказал я, поворачивая деревянную пробку крана. Вода затанцевала по желобам, которые она прорыла у себя в огороде. — Больше тебе не придется ходить с тяжелой лейкой.

— О, Мивел! — Она захлопала своими маленькими, натруженными ладошками, — не знаю, как и… Это надо отметить. Мы устроим вечеринку в Суддоду. А пока… — Она схватила меня за руку. — Заходи в дом. Я пеку… — По восхитительным запахам я уже догадывался, что она пекла, — Ты получишь горбушки с левого хлеба и корки, приставшие к духовке.

Был еще и чай, это было дорогое и редкое угощение, так как его привозили из Сины или откуда-то из района Хорн, во Флориде. Улыбаясь друг другу, мы сидели у противоположных концов деревянного стола в тепле и полумраке кухни. Пот на ее лбу собирался в крошечные бусинки, тонкое платье льнуло к телу.

— Жаль, что не могу предложить тебе лимонада, — сказала она. — Сегодня как раз лимонадная погода. У нас дома его делала моя мать. Она умерла в год Пыльной бури и никогда… Да… — Она вымученно приободрилась, — для лимонада требуется лед, а у нас его нет.

— Но потом будет?

— Отец Дэнил говорит, что, возможно, на будущий год Надежда сможет купить пару холодильников, и электростанция расстроится настолько, что сможет их обслуживать.

— Для этого вы построите еще больше ветряков?

В душе я весь напрягся, но старался, чтобы мой тон казался небрежным.

— На ваше флюоресцентное освещение их, по-моему, более чем достаточно.

Она смотрела на меня спокойно и совершенно искренне.

— Но нам же приходится качать много воды. Не забывай, она же не скатывается с гор, ее надо выкачивать глубоко из-под земли.

Мне не хотелось нарушать ее счастливое расположение духа, но меня толкал на это долг:

— Я слышал, сюда недавно приезжал маврайский геолог. Разве он не мог вам дать хорошего совета?!

— Я… Я не знаю. Это мужской разговор. Кроме того, ты слышал, мы никого туда не пускаем, большинство из нас там не были, не говоря уже о гостях, даже таких… хороших, как ты.

— Но ему бы было любопытно посмотреть. Куда он поехал потом? Может быть, я мог бы встретиться с ним позднее?

— Понятия не имею. Он вдруг сорвался с места со своими двумя иннийскими спутниками. Однажды утром они пропали, ни с кем не попрощавшись, за исключением, разумеется, мэра. Должно быть, ему здесь надоело.

Часть меня хотела закричать: «На радиозапрос „Геологического института“ о судьбе этого человека ваши уважаемые городские старшины дали нам тот же ответ, сообщили, что он ушел, а если его больше нигде не видели, это означает, что с ним, по-видимому, произошел несчастный случай в пути. Но этого не могло быть! С какой стати? Опытный путешественник, в сопровождении двух аборигенов, с хорошим оснащением, никаких сведений о бандитских нападениях в этих местах за несколько лет… Подумала ли ты об этом, Джина? Смела ли ты задуматься?»

Но другая моя часть заставляла меня соблюдать спокойствие.

— Еще чай? — предложила она.

Я не детектив. Менее бесхитростная публика окаменела бы от моих вопросов. Я не решался задавать их в присутствии зоркого старика Дэнила Смита и других, кто провел зрелые годы среди конкуренции и интриг Саннакрусе. Однако что касается других… они приглашали меня на ужин, мы пили и ели, вместе распевали песни под непередаваемо звездным небом, несколько раз выезжали верхом, чтобы полюбоваться живописным каньоном или просто насладиться быстрой ездой… выудить информацию из них было не трудно.

Например, я вслух спросил, не слишком ли они истребляют дичь. Закон Жизни требовал, чтобы в каждой местности присутствовал эксперт по дичи, подчиняющийся непосредственно Консервационному трибуналу. Брюн весь ощетинился, а потом возразил, что человек всегда нарушает равновесие в природе, когда поселяется на земле и важно лишь, чтобы он устанавливал новое равновесие. Надежда рассчитывала, что в городе будет работать квалифицированный менеджер по дикой природе, но пусть он будет из местных, хотя и получивших образование за рубежом, кто-нибудь, знакомый со здешними традициями. (И будет хранить местные тайны.)

Точно так же у одного милого человека, дежурившего при ветряках, мне удалось вытянуть график дежурств, для этого было достаточно расспросить его, когда с дежурными можно будет встретиться, чтобы посидеть и распить по стаканчику. Моя работа в хозяйстве у молодых Смитов вызвала всеобщий энтузиазм; объясняя, как и что я делал, я умудрялся задать их соседям вопросы об их местной восхитительной гидравлической системе. Картина моих представлений пополнялась фрагментами, как головоломка джигсо: скорость потока, заказанное оборудование, оборудование, на которое они рассчитывали в будущем…

В итоге у меня было все, кроме окончательного подтверждения. Мое свидетельство было необходимо для вызова войск. То, что мне удалось разузнать, оправдывало сигнал тревоги нарушения запретных территорий.

Они организовали караван, направлявшийся к торговому посту Бартсу. Я мог следовать с ним, чтобы потом переправиться в Сандаго. И это, — как я верил и боялся — был последний раз, когда я мог видеть этот несгибаемый народ, который я успел полюбить.

Важно, что с наступлением темноты они не выставляли часовых. Возможность происшествий была невелика, а потребность в сне и отдыхе, необходимых для эффективного труда на следующий день — чрезвычайная. Я выскользнул, не замеченный детьми. Когда я наступил на подстилку, под ногами у меня затрещало, Дорти в темноте захныкала, и я застыл на месте. Но она успокоилась. Ночь была совершенно безлюдная, и я, тихо пройдя по знакомому мне дому, вышел на улицу, освещаемую звездами и горько-яркой, приближавшейся к фазе полнолуния, луной. Было холодно и свежо; я слышал скрип ветряков. Вдали выли койоты. (Собак там не было. У них еще не развилась потребность в этих животных. Но вскоре должны появиться овцы и другой скот, не тот, который есть в каждом хозяйстве, а содержащийся стадами. И тогда прощайте, гордый снежный баран и парящая в прыжке антилопа!) Улицы были покрыты песком. Я старался избегать призрачного сероватого света, оставаясь в тени бело-сероватых домов. За околицей камни стали кусать мои подошвы, полынь — цепляться за щиколотки, когда я осторожно ступал на дальнюю сторону ветряков.

Там стояло приземистое здание из самана, которое, как мне объясняли, покрывало поднимавшуюся на поверхность воду, уменьшая потери от испарения и защищая от проникновения щелочной пыли. Оттуда, как мне было сказано, вода поднималась при помощи ветряков наверх, в кирпичный резервуар, а оттуда распределялась по своим рабочим местам. За домом, возведенным над источником, земля шла в гору, и вокруг было абсолютно безлюдно. Но я мог разглядеть гораздо больше: полынь, деревья Джошуа и гулко снующих мимо сов.

В ручке моего ножа было вмонтировано электромагнитное устройство. Мне было ни к чему входить, не говоря уже о том, что я не хотел оставлять следы вторжения. Запор на двери был таким же зыбким, как стены — тонкими. Пионеры в этой жизненно важной области проявили трогательную неуклюжесть.

Я все же зашел, прикрыл за собой дверь, зажег фонарь, вмонтированный в свой нож, который служил по сути линзой. Воздух здесь был такой же холодный. Я заметил, что на трубах, уходивших вниз, в глиняный пол, и наверх, сквозь крышу, сконденсировалась вода, принюхался. Кроме этого, в кромешной тьме я едва различал верстаки, полки для инструментов, примитивные приборы. Отсюда было не слышно поворачивающихся лопастей турбин, которые приводили в движение насосы; но шум поршней грубо сработанных, смазанных салом цилиндров напоминал шуршание костей друг о друга.

Итак, источника там не было. Как я и предполагал.

Меня, как кинжалом, ударило светом. Я перевернул свой фонарь, превращая его в оружие, и отступил во мрак. Сзади послышался хорошо знакомый голос: