За стеной. Тайны «Песни льда и огня» Джорджа Р. Р. Мартина - Страница 7
На мгновение кажется, что герой победит чудовище, когда Оберин Мартелл, иноземный принц и брат Элии, сходится с Григором в судебном поединке. Во время дуэли Оберин при помощи насмешек заставляет Григора признаться. Но в его признании скорее слышится триумф, а не раскаяние:
«– Я убил ее визжащего щенка. – Он ударил свободной рукой по незащищенному лицу Оберина, надавливая стальными пальцами на глаза. – Потом я изнасиловал ее. – Кулак Клигана врезался в рот дорнийца, оставив от зубов одни осколки. – Потом я разбил ее чертову башку. Вот так. – Он отвел назад свой огромный кулак, кровь на латной рукавице словно дымилась в холодном рассветном воздухе. Раздался тошнотворный треск» («Буря мечей»).
Схватка заканчивается отвратительно, и благовоспитанное общество вестеросцев вынуждено признать, что все эти годы среди них жило чудовище. Они мирились с жестокостью Клигана, пока он не доставлял хлопот им самим. Однако его публичное признание накладывает ответственность на приютивших преступника.
Дуэль превращает Григора в признанного монстра. Хотя Гора убивает Оберина, перед смертью Красный Змей успевает отравить противника. Бывший мейстер Квиберн забирает Григора в свою лабораторию с целью превратить его в непобедимого бойца, убивая неугодных членов двора и используя их органы для своих экспериментов. Все это запоздало подчеркивает общеизвестный факт: Григор Клиган давным-давно стал монстром безо всякой помощи.
В то время как Григор начал совершать преступления еще до событий первой книги цикла, мы также становимся свидетелями вхождения в силу другого чудовища, чья жестокость по отношению к женщинам напрямую связана с признанием его обществом Вестероса. Первое, что мы узнаем о Рамси Болтоне, узаконенном бастарде Русе Болтона: он жесток со своей женой. Когда отец признает Рамси, тот женится на леди Хорнвуд, чтобы получить ее родовые земли, после чего бросает супругу умирать голодной смертью в башне. По слухам, перед смертью она отгрызла собственные пальцы.
Насилие Рамси над женщинами принимает весьма необычные формы. Как один аристократ объясняет другому, Дредфортский Бастард завел себе неприятную привычку охотиться на понравившихся ему женщин: «Поймав, Рамси насилует их, после чего сдирает с них кожу, труп скармливает собакам, а кожу привозит в Дредфорт в качестве трофея. Если охота выдалась интересной, он сначала перерезает им горло, а потом сдирает кожу. Если нет – наоборот» («Танец с драконами»).
Когда Теон Грейджой попадает в руки Рамси, тот кастрирует его, сдирает часть кожи и заставляет Теона участвовать в сексуальном насилии, преимущественно над служанкой, которая изображает младшую дочь покойного Неда Старка, Арью. Очевидно, жертвами Рамси становятся не только женщины, однако рано или поздно любое преступление приводит его к ним.
В конце концов мы узнаем, что Дредфортский Бастард сам является плодом сексуального насилия. Русе Болтон изнасиловал мать Рамси, воспользовавшись правом первой ночи, и в «Танце с драконами» он рассказывает эту историю с леденящим душу спокойствием:
«Я охотился на лису возле Плачущей Воды, набрел на мельницу и увидел девушку, стиравшую в реке одежду. Старый мельник завел себе новую молодую жену, девчонку вдвое младше его. Высокую и стройную, буквально цветущую. С длинными ногами и маленькими крепкими грудями, вроде двух спелых слив. Она была красивой, в незатейливом смысле. Я с первого взгляда захотел ее. Это было мое право. Мейстеры скажут, что король Джейхейрис упразднил право первой ночи, потакая своей сварливой королеве, но там, где правят старые боги, чтут старые традиции […]. Поэтому я приказал повесить мельника и взял причитающееся прямо под деревом, на котором он болтался. По правде сказать, девчонка не стоила веревки. Лиса тоже сбежала, а на обратном пути в Дредфорт мой любимый рысак охромел, так что день выдался никчемный во всех отношениях».
В «Буре мечей» Русе признается Кейтилин Старк, что у Рамсе «порченая кровь, это нельзя отрицать». Без сомнения, он имеет в виду, что незаконный сын, наполовину крестьянин, осквернил его род, однако Робетт Гловер в «Танце с драконами» предлагает иное объяснение: «Зло у него в крови. Он бастард, рожденный от изнасилования. Сноу, что бы ни твердил мальчик-король». Возможно, судить детей за грехи родителей несовременно, однако есть что-то правильное в мысли о том, будто безнаказанное насилие является грехом, который ложится не только на жертву и преступника, злодеянием, которое возвращается к допустившему его обществу. В этом эпизоде цикла персонаж высказывает идею, которую столь тщательно выстраивал Мартин: изнасилование наносит вред, выходящий за рамки простого физического акта и не ограничивающийся единственной жертвой. Оно способно порождать чудовищ, а те, в свою очередь, могут разрушать целые сообщества.
Насилие затрагивает жизнь и формирует мир почти каждого персонажа цикла, будь он аристократом или простолюдином, преступником или жертвой. И хотя каждый из них испытывает свою собственную боль, и ужас, и гнев, мы видим всю картину. Даже когда изнасилование не используется в качестве предлога для начала войны или способа манипулировать дворцовой политикой, терпимость к насилию и неспособность предоставить правосудие его жертвам подрывают сам Вестерос и его врагов. Всепроникающая природа сексуального насилия в «Песни льда и огня» не просто сгущает краски – она служит мощным индикатором и обвинением в порочности и бесчеловечности.
Алисса Розенберг – культурный блогер ThinkProgress.org и телевизионный корреспондент The Atlantic, регулярно пишет о половых, расовых и политических проблемах, возникающих в современной культуре. Ее работы публикуют Esquire.com, «Дэйли», «Америкэн проспект», «Уошингтон мансли», «Нью рипаблик», «Нэйшнл джорнэл» и «Дэйли бист». Она живет в Вашингтоне.
Дэниел Абрахам
Старая песнь на новый лад
Адаптация «Игры престолов» к графическому роману
Когда мне предложили адаптировать «Игру престолов» к графическому роману, Энни Гроэлл, редактор, с самого начала контролировавшая эти книги, попросила меня написать краткое философское эссе, раскрывающее мой подход к проекту. Говорят, что ни один план не выдерживает встречи с реальным противником. То же самое относится и к философскому эссе литературного адаптатора. Мысли, изложенные мной на полутора страницах, не приказали долго жить в процессе работы с текстом, однако подверглись неоднократной проверке и уточнениям и в конце концов обрели вес.
Начну, однако, с предыстории.
Когда дело касается прозы, я считаю, что чтение – процесс индивидуальный: автор дает указания, а читатель интерпретирует их при помощи своего уникального, личного и единственного в своем роде воображения. Например, Джордж Р.Р. Мартин пишет: «Боги Винтерфелла обитали в лесу другого сорта. Это было темное, первобытное место, три акра старого леса, остававшегося нетронутым на протяжении тысячи лет, пока вокруг него вырастал мрачный замок» («Игра престолов»). Эти слова вызывают в сознании у каждого из нас, читателей, свой набор картинок, и запахов, и абстрактных эмоций. В моем случае – ощущение темноты и зелени, а между древесных стволов проглядывают постройки. Кто-то другой может увидеть старые дубы и почувствовать запах лесной почвы. Нет ни малейшего повода считать, что текст у всех вызывает одинаковые ассоциации – вероятно, это совсем не так. И из того, каким образом наш мозг воспринимает и воссоздает подобные сцены, складывается наше впечатление о повествовании. Графические романы – или комиксы, или последовательное искусство – прибегают к иным инструментам, чтобы достичь эффекта, схожего с прозой, но отнюдь не идентичного ей.
С одной стороны, графические романы не требуют от аудитории столь значительных когнитивных усилий. Предоставляя читателю картинки, графические романы позволяют своему создателю более строго контролировать непосредственные визуальные аспекты личных, внутренних переживаний читателей – но в то же время утрачивают контроль над менее конкретной информацией, которую предоставляет проза, например описаниями, о чем мы отдельно поговорим чуть позже. Язык повествования может обладать различной силой, по-разному соотноситься с контролем информации, и переход от одного инструментария к другому – нетривиальная задача. Поскольку впечатление от истории создается за счет инструментов, задействованных в ее изложении, важным вопросом является выбор того, что следует сохранить при адаптации. Адаптация может пытаться воссоздать дух первого знакомства с историей или ее тематические и артистические аспекты (по мнению команды адаптаторов), а может с максимальной точностью передать описанные в тексте события – все эти три варианта не исказят первоисточник, но будут сильно отличаться друг от друга. Мы с самого начала знали, что при адаптации «Игры престолов» необходимо быть верными духу книги – однако что именно подразумевается под такой верностью, оставалось весьма неопределенным.