За спиной – пропасть - Страница 1

Jack Finney • Contents of the Dead Man's Pockets • Collier's, October 26, 1956

Перевод с английского: Е. Сороченко

Том Бенеке сел за стол и вставил в портативную машинку два листа тонкой и один лист обычной бумаги, между которыми была проложена копирка. На первом экземпляре, озаглавленном «Служебный доклад», он подпечатал дату и затем бросил взгляд на лежавший около машинки помятый листок желтой бумаги.

«А жарковато», пробормотал он про себя. Из коридора до него донесся приглушенный звук снимаемых вешалок в шкафу; он вспомнил, что жена собирается пойти в кино, и подумал, что пойти с ней не может, но все равно будет это переживать.

Он встал и, засунув руки в задние карманы серых спортивных брюк, подошел к окну рядом со столом и так стоял, дыша на стекло и наблюдая за все расширявшимся туманным кругом, смотрел, вглядываясь в темноту осенней ночи на Лексингтон-авеню, лежавшую в одиннадцати этажах под ним. Это был высокий, худощавый, черноволосый молодой человек в пуловере. Глядя на него, можно было сказать, что если он в колледже не играл в футбол, то играл по крайней мере в баскетбол. Том нажал изо всех сил на раму окна и стал толкать ее вверх. Как обычно, окно не поддавалось, и лишь резким рывком ему удалось немного приподнять раму.

Он отряхнул с рук пыль, что-то бормоча про себя.

Но и теперь Том не взялся за работу. Он прошел к двери, выходящей в коридор, и, опершись о косяк, и опять засунув руки в карманы, позвал жену:

– Клер!

Она откликнулась.

– Слушай, ты ведь не очень рассердишься, если пойдешь одна?

До него донесся приглушенный ответ: «Нет», – и он понял что она сейчас что-то ищет в шкафу. Затем он услышал стук высоких каблучков, и вот Клер появилась в одной комбинации.

Надевая клипсы, она улыбнулась. Улыбка предназначалась ему. Клер была стройная, очень интересная женщина со светло-каштановыми, почти белокурыми волосами. По ее лицу было видно, какой у нее хороший характер, и, наверно, поэтому она казалась еще интереснее.

– Да, но мне бы не хотелось, чтобы ты пропустил такой фильм; ты ведь так хотел его посмотреть.

– Знаю, знаю, – ответил он, – но, понимаешь, надо кончить работу.

Кивком головы она показала, что ей все понятно. Затем, бросив взгляд на письменный стол, заметила:

– Слишком много ты работаешь, Том, и слишком себя перетруждаешь.

– Пустяки, – ответил он, улыбаясь. Ты ведь ничего не будешь иметь против, если мы получим кучу денег, а я прославлюсь, как юный чудодей фирмы «Оптовая гастрономия»?

– Думаю, что нет. – И, еще раз улыбнувшись, она отправилась обратно в спальню.

Усевшись снова за стол, Том закурил сигарету. А несколько секунд спустя появилась Клер. Он положил сигарету на край пепельницы.

– Начало восьмого, – сказала она. – Как раз успею на первую картину.

Том помог ей надеть пальто, поцеловал ее, и, когда прижался к ней и уловил запах ее духов, у него мелькнула мысль, что, пожалуй, куда лучше было бы пойти с ней. Ведь эту работу он делал по собственной инициативе, на службе о ней пока не знали, и ее можно было бы отложить на завтра.

«Но, – подумал Бенеке, – тогда удастся доложить о ней шефу только в понедельник, а если представить ее завтра, то за субботний вечер и воскресенье шеф успеет с ней ознакомиться».

– Ну, желаю хорошо провести время, – сказал Том. Легонько похлопав жену по плечу, он открыл ей дверь и почувствовал, как из коридора пахнуло легким ветерком.

Проводив жену и помахав ей на прощание рукой, он стал закрывать дверь, но на какое-то мгновение дверь заело, и через узкую щель из коридора внезапно хлынул поток теплого воздуха. Том услышал, как затрепетали занавески и как со стола слетела бумага. Напрягая все силы, он закрыл дверь.

Обернувшись, Том увидел, как падает на пол, медленно описывая полукруги, листок белой бумаги, а желтый лист медленно относит к окну. На его глазах бумага задела нижний край окна и на мгновение застыла, прижатая к стеклу. Затем, когда движение воздуха прекратилось и занавески отошли от стены и свободно повисли, он увидел, что желтая бумага пала на подоконник, скользнула по нему и исчезла за окном. Он бросился в комнату, ухватился за низ рамы и рванул ее. Том увидел, что желтая бумага, теперь едва видимая в вечернем сумраке, лежала всего в одном ярде от него – под окном на карнизе. Он нажал изо всех сил на раму, и окно наконец с треском раскрылось. Но бумагу он уже не мог достать: листок, чуть прижатый к стене здания, медленно скользил вдоль карниза. На фоне приглушенного уличного движения все же было слышно сухое шуршание бумаги. По сравнению с этой комнатой семьи Бенеке общая комната соседней квартиры выступала на ярд или больше в сторону улицы, поэтому Том платил за квартиру на семь с половиной долларов меньше.

 И вот теперь отнесенный ветром листок лежал недвижно в углу, образованном двумя стенами, тесно прижатый к вычурным завитушкам карниза.

Бенеке встал на колени и целую минуту смотрел на желтый лист, ожидая, что вот-вот он сдвинется, заскользит по карнизу и упадет. Бенеке рассчитывал, что сумеет проследить, как листок будет падать на улицу, затем он успеет быстро спуститься на лифте и подобрать листок. Но лист оставался на месте. Сначала Тому пришло на ум взять кочергу от камина или щетку, но затем он понял, что ни одним из предметов, находившихся в его распоряжении, ему не удастся дотянуться до бумаги.

Трудно было смириться с мыслью, что листок нельзя достать, – ведь это просто смешно! – и Том выругался. Ну надо же, чтобы из всех бумаг, что были на столе, унесло именно ее! Четыре долгих субботних вечера он простоял в универмагах, подсчитывая число людей, проходивших мимо витрин, и все расчеты были записаны на этом желтом листочке. Здесь же он записывал факты, цитаты и цифры из литературы по торговле, которую он просматривал страница за страницей урывками по полчаса на работе и вечерами дома. Он делал записи на этом листке, когда ходил в публичную библиотеку на Пятой авеню, где потратил больше десятка обеденных перерывов и просиживал также вечерами. Все эти данные нужны были для того, чтобы обосновать и аргументировать его предложения о новом методе оформления витрин гастрономических магазинов. И вот все, что он собрал за бесконечные часы работы, лежало там, на карнизе.

Довольно долго ему казалось, что придется распрощаться с желтеньким листком, что больше ничего уже нельзя сделать. Работу можно было бы проделать заново. Но на это уйдет два месяца. К тому же – черт побери! – представить ее хорошо бы именно СЕЙЧАС, чтобы успеть использовать полученные данные при оформлении весенних витрин. Он стукнул кулаком по карнизу окна и пожал плечами. «Ведь если даже мой план будет одобрен, – говорил он себе, – мне за это зарплату не прибавят – по крайней мере в первое время. И повышения мне за это не будет», – убеждал он себя.

Но Том никак не мог отделаться от мысли, что этот самый проект и другие его работы, уже выполненные или намеченные на будущее, должны были дать ему возможность чем-то себя проявить, выделиться из числа прочих молодых сотрудников фирмы. Это было бы началом долгого-долгого восхождения туда, куда он был исполнен решимости подняться, – на самый верх. И он понял, что ему неминуемо придется пойти во мглу за желтым листком, лежавшим от него всего в каких-то пятнадцати футах.

Повинуясь какому-то инстинкту, чтобы заставить себя решиться пойти на такой риск, он начал думать о том, насколько забавным будет выглядеть это приключение. Он подумал, какой нелепый и комичный вид будет у него, когда он полезет по карнизу. Том представил, как на работе он будет весело рассказывать об этом эпизоде. Его будут внимательно слушать и благодаря рассказу к проекту отнесутся с особым интересом, а ведь это совсем неплохо.

Вылезти из окна и достать бумагу так легко! Меньше чем через две минуты он опять будет в своей комнате, и Том знал, что отнюдь себя не обманывает. Карниз шириной был примерно с его ботинок и совершенно ровным. И каждый пятый ряд кирпичей – он помнил это, но все же выглянул в окно, чтобы еще раз удостовериться, – имел углубления величиной с полдюйма, вполне достаточно, чтобы ухватиться кончиками пальцев и удержать равновесие. Он подумал, что, будь этот карниз и стена всего в ярде над землей, он мог бы идти по нему бесконечно. И при этой мысли он окончательно укрепился в своем намерении.