За широкой улыбкой (СИ) - Страница 8

Ерёмов и Евсеев. Две кошмарные «Е» на мою тугую, нелепую жизнь.

Мерзкие гады. И чего вам от меня надо?

Словно почувствовал: взгляды встретились, отчего резко отвожу глаза в сторону.

Но минуты – и еще больший переполох там. Испуганно бросаю взор: через проезжую часть чапает ко мне это… чудовище.

Поежилась; собралась с духом, выровнялась: гордый взгляд, царская осанка (не вставая с места).

- Какие люди! – едкое приветствие паскуды.

- И вам того же, - не уступаю я.

Буквально миг – замер около. Едкая ухмылка:

- Рад, что не уехала.

- А у меня был выбор?

Пристыжено рассмеялся. Взгляд по сторонам, шумно вздохнул.

Резвое движение – и без приглашения присел рядом.

- Слушай, - разворот ко мне. Лицом к лицу (да так близко, что от неловкости немного подалась назад, отодвинулась). - Я чего-то не догоняю, - продолжил. - Столько зеков: постоянно кого-то садят, кого-то выпускают. И что теперь, из-за каждого ссаться? Что это за х**ня? Нах*р было вообще тогда идти в мусора? Сидела бы нянькой где-нибудь в детском саде, горшки мыла, и не парилась бы. А?

Обмерла я от такой прямоты, взволновано сглотнула скопившуюся слюну.

- Чего молчишь? – не выдерживает.

Хотелось, было, оправдаться… да не то, что слов не подобрала. Нет: напрасно. Думаю, напрасно. Как и со всеми. Всегда. И в прошлом, и теперь, никто меня не поймет: почему Евсеев, почему настолько безумный, просто животный, страх… Никто ничего не поймет.

Резво подрываюсь с места – и бесцеремонно валю прочь, нарочно даже прибавляя скорость.

Оторопел ублюдок. Но миг – и тотчас летит вслед. Догоняет, скотина. Нагло хватает за локоть и силой заставляет остановиться, замереть, обернуться к нему лицом.

- Нет, ты чего? Слышь, чё ты уходишь? Я же с тобой разговариваю! И хочу помочь!

- Помочь? – язвлю, откровенно хохоча. – Чем? И как, глумясь? Не надо мне помогать! –  грубо вырываю свою руку из его цепей.

Вновь попытка уйти, но тотчас преграждает путь и опять силой останавливает.

- Да неужто?! – гневно, саркастически сплевывает в лицо. – Ты посмотри на себя! В кого ты превратилась?! Дрожишь, словно подзаборная шавка! Где, б***ь, та Тамара, что мужиков строила одним только словом, взглядом. ГДЕ ОНА?

Обмерла я, выпучив глаза, ошарашенная.

- Так… ты меня узнал? – тихо, сухим, испуганным голосом. – И тогда тоже?

- Когда тогда? – сдержанно.

Сомнения: за и против. Решаюсь:

- Полгода назад.

Скривился, отвернулся на миг. Прожевал эмоции.

- Сейчас не об этом, - недовольно поморщился. – А о твоем… этом, Евсееве.

Глаза в глаза.

- Ты не понимаешь, - качаю головой в сердцах. - Он – зверь. Дикий зверь!

Рассмеялся саркастически.

- А ты думаешь, я – ангел? Или те, кого ты сажала?

Вновь качаю головой:

- Вы, по крайней мере, находите в себе человечность… кончать человека быстро, а не смакуя зверством.

- Не всегда.

Словно выстрел – обмерла я, огорошенная.

Взгляды сцепились.

Нервно сглотнула лезвие жути я.

Попытка сменить тему, позорно увиливая от такого сенсационного, непростительного признания.

Мотаю головой, словно выбрасывая мысли; вновь вырываюсь (из уже расслабленной) хватки – и спешно иду, едва не бегу, кинув на прощание:

- Ты ничего не понимаешь!

- Х*ли тут понимать?! – резво хватает меня за куртку и отдергивает назад, крича в лицо. А я уже трясусь от перенапряжения. Застыли слезы на глазах.

- Х*ли? – язвлю отчаянно, сквозь сдержанные рыдания. – Хорошо, давай ловить такси – и я тебе покажу… «х*ли»!

- Зачем такси? Я на машине…

***

За городом. Кладбище. Тихая, молчаливая, пробирающая до дрожи, обитель памяти и душ. Некрополь... огражденный серой, кирпичной стеной, так усердно прячущий за ней свои заветные тайны...

Все так же хлыщет дождь, и вокруг – коварные сумерки.

- Вот, - метаю взгляд на черный гранитный памятник с изображением улыбчивой, очень даже красивой девушки. – Олеся. Двадцать один год. Умерла от потери крови. Хотя этот су**н сын был предельно осторожен. Как всегда – ни малейшей прорехи. Хирургическая точность… Родители бедной пытались покончить с собой – но ребята со скорой… - немного помедлила я, подбирая слова, - оказались молодцами.

Пошли дальше.

Молчит, сопит, покорно следует за мной.

- Анна. Самая младшая. Восемнадцать только исполнилось. Вся жизнь впереди. А он ее истязал дольше всех... Смотришь на ее ангельское личико – и ничего, кроме доброты и тепла внутри, не вызывает. Только желание обнять, приголубить. Вот за что… эта с*ка так издевалась над ней? За что, спрашиваю? Молчишь? Идем дальше?

Глаза  в глаза. Лишь только нервно сглатывает слюну.

Витиеватые дорожки промеж могил – и выходим к следующей.

- Зоя… Не знаю, - пожимаю плечами, шмыгая носом, - почему она мне снилась тогда постоянно. Никто из них – только одна она. Двое карапузов сиротами остались. А этой твари, Евсееву, – нипочем. Никак его не привяжешь! – оборачиваюсь к Ерёмову, пронзительный взор в очи: - И это лишь трое! А таких – больше десятка. Понимаешь? А доказали лишь по ОДНОМУ делу! И то, только потому, что жертва - выжила!

- И что? – кидает мне жуткое, отчего я оторопела в ужасе. Продолжает: - Тома, это – ЖИЗНЬ! Так что теперь – по подвалам прятаться?!

- Ты серьезно? – мертвым голосом шепчу.

- А ЧТО? – уверенно. Окидывает взглядом около: - Тут каждый – за что-то, да загремел! Всех их жалко! Разве нет? …И ЧТО?

- Т… ты… ты – конченный!

Резкий, отчаянный разворот – и бегу изо всех сил, невольно скользя по мокрым кривым земельно-глиняным дорожкам (что лишь местами побиты травой).

- СТОЙ! СТОЙ, Б***Ь! – летит за мной, старается, однако сейчас я на удивление ловче и быстрее (наверно, уж слишком хорошо знаю этот путь).

А там и вовсе – до остановки подать рукою...

Замечаю на трассе автобус, да еще в нужном направлении: поддаю скорости на грани невозможного.

Буквально среди последних пассажиров влетаю в салон.

Ныряет за мной и Ерёмов.

Протискиваюсь между рядов – живо запрыгиваю ближе к окну.

- Ты чё удумала? – рычит, словно зверь (так и не присаживаясь; уцепился руками в спинки кресел по бокам). Вынужденно сдерживается в рамках приличия.

- Ничего. Езжай дальше! – гавкаю я.

- Пошли в машину, - тихо, смиренно, но приказным тоном.

- Я с таким уродом – никуда не пойду! - сплюнула желчь в лицо. Глаза в глаза. Взоры сцепились.

Дрогнул автобус – и неспешно покатился по своему маршруту.

Тягучие, бешеные минуты молчаливой перепалки, пристальных взглядов, не моргая. Прожевывает эмоции, матерные слова Григорий.

Еще миг – и нервно цыкнув, но, так и не сказав ни слова, сделал разворот – по проходу, да к водителю вышел.

Взвизгнули шины, тормозя…

Исчез. Ушел, не оборачиваясь. Вот и отлично.

Одно «Е» ... я всё же пережила.

------------------------

Глава 5. Свои, чужие

------------------------

***

Добраться домой. Принять горячий душ, взять самое необходимое - и отправиться в отделение, к Фирсову.

- О, пропажа наша! – искренне обрадовался мне Макс. Выставил стул из-за стола, жестом пригласил присесть. – Чай?

- Ага… - подчиняюсь.

- Где шастала целый день? - косой взгляд из-подо лба, колдуя над чашками. – А то я уже переживать стал. Ребят хотел дергать.

Печально усмехнулась.

- Ох, - качаю в негодовании головой, вспоминая сегодняшний день: думаю, за него меня Фирсов по голове не погладит. Шумный вздох: - Где шастала? Да со свободой прощалась.