За пеленой надежды - Страница 2

Сондра не очень откровенничала с ним, но часто улыбалась, и на щеках ее появились милые ямочки. Шон поинтересовался, откуда она родом, и не мог поверить, что эта девушка с оливковым цветом лица и миндалевидными глазами всего лишь из города Финикс, что в штате Аризона. Сондра считала его приятным молодым человеком, достойным дружбы. Но не более того. Уж она позаботится о том, чтобы их отношения не зашли дальше дружбы.

«Вы ведете активную половую жизнь?» — спросил ее один из экзаменаторов прошлой осенью. Именно во время знакомства с анкетой и личного собеседования окончательно решалось, принимать ли ее в колледж. Сондра знала, что ребятам подобный вопрос никогда не задают. Только девушка могла создать проблемы, если начнет спать со всеми подряд. Она может забеременеть и бросить учебу, напрасно растратив время и деньги учебного заведения.

Сондра ответила правду: «Нет».

Но когда Сондре задали вопрос: «Вы принимаете противозачаточные средства?» — пришлось задуматься. Она ничего не принимала: в этом не было надобности. Но раз они хотели убедиться, что она одна из тех, кто отвечает за свою репродуктивную сферу, а следовательно, за свою судьбу, Сондра ответила: «Да». По сути, она не погрешила против истины, ибо воздержание — лучший контрацептив.

— Как тебе понравилось торжественное открытие учебного года? — спросил Шон, когда оба поднялись на второй этаж.

Сондра достала ключ от комнаты из стильной стеганой сумочки. Она должна была вселиться в общежитие еще вчера, но поздно выехала из Лос-Анджелеса — задержала вечеринка, которую неожиданно устроили друзья, — и прибыла только сегодня утром, как раз к началу учебного года.

— Немного удивило, что в колледже существуют правила ношения одежды, — ответила она, отперев дверь, и отошла в сторону, чтобы пропустить Шона с ношей. — Со школы мне не приходилось ломать голову над тем, что надеть.

Шон опустил три больших чемодана на пол, а маленькую косметичку поставил на кровать. Весь багаж был белого цвета и помечен золотыми инициалами Сондры.

— Как здорово! — Она прошла мимо Шона к окну, у которого стоял письменный стол. Как раз это она и надеялась увидеть: за пальмами и монтеррейскими соснами мелькнула тонкая голубая полоса океана.

Прожив двадцать два года в окруженной сушей Аризоне, Сондра подала заявления в медицинские колледжи, которые находились у океана или рек, чтобы водный простор открывался перед глазами и постоянно напоминал, что по другую сторону лежит неведомая земля, новая земля, где много незнакомых людей, живущих своими обычаями и традициями. Эта terra incognita влекла Сондру Мэллоун с незапамятных времен. Очень скоро, когда закончится учеба и Сондра получит медицинскую степень, она отправится туда, в большой мир…

«Почему вы хотите стать врачом?» — спросил ее прошлой осенью экзаменатор.

Сондра ожидала этого вопроса. Наставник из университета Аризоны готовил ее к этому интервью и объяснял, какие ответы желают услышать экзаменаторы. «Не говорите им, что собираетесь стать врачом ради того, чтобы помогать людям, — советовал ей наставник. — Они этого терпеть не могут. Во-первых, это звучит фальшиво. Во-вторых, такой ответ неоригинален. И, наконец, они отлично знают, что лишь немногие поступают в медицинские колледжи из чисто альтруистических соображений. Экзаменаторы хотят услышать честный ответ, созревший в вашей голове. Скажите им, что вам нужна гарантированная работа, скажите, что вами движут научные интересы в области искоренения болезней. Но только не говорите, что вы хотите помогать людям».

Сондра ответила спокойно и твердо: «Потому что я хочу помогать людям». И шесть экзаменаторов убедились, что она говорит серьезно, — такая неколебимая решимость светилась в янтарных глазах — больших, миндалевидных, глядевших смело, пристально и, казалось, совсем не моргая.

У Сондры были причины так говорить, но она не хотела вдаваться в подробности. Желание помочь тем людям, которые дали ей жизнь, кем бы они ни были, не представляло интереса для шестерки экзаменаторов. Достаточно, что она это чувствовала, что это придавало ей силы, вселяло в нее уверенность и сделало ее жизнь осмысленной. Сондра не знала, ни кто ее родители, ни почему они отказались от нее, но по ее смуглой коже и прямым шелковистым волосам черного цвета, ниспадавшим на спину, по длинным рукам и ногам, по широким плечам было видно, откуда родом половина ее предков. Как только Сондра нашла документы о своем удочерении и узнала, что она в действительности не дочь богатого бизнесмена из Финикса, а ребенок, появление которого связано с неведомой трагедией, она словно услышала зов далеких предков. «Я не хочу работать в провинциальном госпитале, — заявила она приемным отцу и матери. — Ради них я обязана отправиться туда, где во мне нуждаются».

— Как хорошо, что у тебя есть машина, — сказал Шон, стоявший позади нее.

Сондра обернулась и улыбнулась ему. Шон облокотился о дверной косяк и засунул руки в карманы джинсов.

— Я и раньше слышал, что Лос-Анджелес — огромный город, — усмехнулся он, — но к такому оказался не готов. Я здесь уже четыре дня и все еще не могу понять, как тут люди передвигаются!

Сондра широко улыбнулась:

— Можешь брать мою машину в любое время, когда она тебе понадобится.

Шон уставился на нее, слегка опешив.

— Спасибо…

Рут Шапиро в белых «ливайсах» и черном свитере с воротником «хомут» бежала по выложенной каменными плитами дорожке, что вела к административному зданию. В первый день учебного года не хватало времени всюду успеть, и она знала, у кассы выстроится длинная очередь.

С ее короткими ногами и склонностью к полноте пришлось не на шутку напрячься. Все это напоминало Рут соревнования по бегу, в которых она когда-то участвовала.

Ей тогда было десять лет. Пухленькая малышка с каштановыми волосами, тяжело дыша, бежала по слякотной дорожке вокруг средней школы Сиэтла. Отчаянное желание победить и обрадовать папочку придавало силы нескладному телу. Рут обязательно надо было завоевать этот приз, принести его домой в подарок отцу, чтобы доказать, что тот ошибается, что она все-таки способна хоть чего-то добиться. Сердце десятилетней девочки колотилось, короткие ножки преодолевали один круг за другим. Шел мелкий дождик, за ней наблюдала горстка зрителей, которые не поленились прийти. Показалась финишная ленточка, и Рут добежал до нее — не первой и не второй, а третьей, но это не имело значения, ибо и за третье место полагался приз — большая красивая коробка с дорогой акварелью, которую Рут всю дорогу домой прижимала к груди, не обращая внимания на нудный дождик. Когда отец пришел домой из больницы, она робко положила коробку с акварелью ему на колени, словно дары Юпитера. И тут впервые, самый первый раз за всю ее жизнь, отец возгордился ею.

Не так уж плохо завоевать восхищение и расположение отца, который десять лет не мог смириться с тем, что она родилась девочкой. Доктор Майк Шапиро водрузил коробку с акварелью на каминную полку, где все время стояли награды и фотографии троих братьев Рут и несколько дней подряд исправно показывал приз всем гостям, приговаривая: «Вы ни за что не поверите, но наша маленькая толстушка Рут выиграла это на соревнованиях по бегу!»

Шесть головокружительных дней Рут наслаждалась гордостью отца, думая, что отныне все пойдет как по маслу: к ней не будут придираться, на нее не станут бросать разочарованные взгляды. Но однажды за обедом отец как бы невзначай спросил: «Кстати, Рут, сколько детей участвовало в том забеге?»

Это был ужасный день, когда ее недолгая слава окончательно лопнула как мыльный пузырь; положение уже нельзя было спасти, когда она «раскололась»: «Трое». Отец смеялся дольше и громче, чем до и после этого события. Тот эпизод пополнил копилку семейных шуток, которые каждый год снова и снова пересказывались, причем каждый раз, как впервые, отец долго и громко смеялся.

— Ай! — вскрикнула она, подпрыгнув на одной ноге, и опустилась на траву. В босоножку попал камушек и больно уколол пятку.