За миг до тебя - Страница 2

Рутина учёбы поглотила львиную долю времени, на личную жизнь оставались лишь тусовка в очереди к газовой конфорке на общежитской кухне и коллективный поход в баню. Изредка, затем всё чаще и чаще в гости к Инне и трём её соседкам стали заглядывать два парниши из комнаты в конце коридора. Кирилл и Мефодий. Мефодий на самом деле не был Мефодием, его звали Славик Воржецкий, а Мефодий — это прозвище в честь одного из великих просветителей и создателей славянской азбуки, причем больше как приставка к доминанте пары Кириллу Либезову. Предлоги для посещений были разными, но всё время заканчивались одним и тем же — совместным поеданием девичьего ужина. "Просветители" не брезговали отведать перловку с тушёнкой, гороховый суп и запить это компотом из сухофруктов. Славик-Мефодий, будущий экономист, приехал учиться из Пушкина, пригорода Ленинграда. Единственный сын, бездумно оторванный от маминых щей, на бутербродах тут же свалился с острым гастритом. Инна жалела мальчишку и собственноручно стряпала ему кашки, настаивала в термосе отвар из зверобоя и промокала салфеткой скомканный страдальческий лоб. Славик умел благодарить и знал много красивых слов. Вкупе с интонацией, они вознесли Инку на пьедестал, который был внове и очень ей понравился. Женщина, как известно, любит ушами. Долго обхаживал Славик её ушки. Постепенно, шаг за шагом, дошёл и до других частей тела. Женитьба Инны и Славика в конце первого курса стала чистой воды импровизацией. Просто молодые люди в один прекрасный день исчезли с лекций и подали заявление в городской ЗАГС, а после месяц ходили распираемые страшной тайной. Свадьбы не было. Роспись в пудовом талмуде и беготня по коридору в поисках случайных свидетелей. А потом до окончания сессии шушукание и поцелуйчики в углу кровати. Никому и в голову не пришло, что эта парочка недавно сочеталась священными узами брака. В целях конспирации Инка не меняла фамилию. Так и осталась Литвиновой.

Ей долго не удавалось забеременеть, несмотря на огромные усилия, прилагаемые обоими супругами. Виной всему придатки, застуженные после похода в девятом классе от длительных посиделок на остывающем камушке. Созревшая среди таёжных лесов девушка оказалась до неприличия тепличным цветком. Так выразилась впоследствии её свекровь Элеонора Дмитриевна.

Для родителей Славика женитьба сына явилась откровением и не самым приятным.

— Штамп в паспорте ещё ни о чем не говорит! Это профанация, Славочка! — восклицала мать.

— Ты поторопился, сынок, оформлять отношения с кем попало, — монотонно поддакивал отец.

— Инна не кто попало, она меня от смерти спасла, — боролся за жену Славик.

— Не факт. Кто гнал тебя подальше от родителей? Поступил бы здесь, в Ленинграде! Я же говорила тебе — дядя Костик обещал помочь. Ну, сам подумай о перспективе! Приехала девица из глуши охотиться за столичной пропиской, а ты вот он тёпленький, лопушок!

— Инна не из глуши. Она городская, из Магадана! — как умел, отбивался Славик. Эта реплика вызвала резкий хохот у папы Рудольфа Ефимовича:

— Из Магадана, говоришь? Ха-ха… ха-ха… Пожалуйте к нам на Колыму! Нет уж лучше вы к нам! Ха-ха-ха-ха…

— Рудик, ну право же, нашёл над чем смеяться! Тут надо действовать. Немедленно спасать мальчика от этой девицы. Пока не поздно.

Но было уже поздно. После болезненного выкидыша Инна вновь понесла. Со страхом каждый миг прислушивалась к себе, словно ожидая с минуты на минуту схватки с собственным никчемным организмом за беспомощный и автономный кусочек жизни. Его удалось выносить три месяца две недели два дня восемь часов и сорок пять минут.

Скорей всего она бы удержала этого ребёнка в себе. Но заболел Славик. Гастрит разразился язвой, язва грозила прободением. Инна с мужем жила уже в отдельной семейной комнате общежития и рассчитывать приходилось только на себя, слабую и беременную. Она волоком перетянула потерявшего сознание Славика с пола на диван и только после этого вызвала скорую помощь. "Скорая" забрала их обоих — очнувшегося от обморока мужа и начавшую "кровить" жену. Выкинув второй раз, Инна стала бояться Славика, близости и полностью отдалась учебе. На одном из профилактических осмотров у гинеколога перед стройотрядом, всё потому, что ехать к маме не было денег, а к свекрови — желания, она узнала о своей третьей беременности.

— У вас срок небольшой и ещё есть время сделать чистку.

— Какую чистку? Зачем?

Опытный гинеколог с высоты своего опыта пыталась убедить неокрепшую девушку возможными последствиями. Не удалось. Родители мужа тоже как с цепи сорвались — приехали, прослезились благодарностью за спасение сына, походя оформили академический отпуск и забрали невестку к себе. Так она и прожила у них целых шесть месяцев. Варила обеды, глотала витаминки и вязала комбинезоны с кармашками на животе. Для маленького. Для Саши.

3.

Рожать, вопреки сопротивлению свекрови, приехала к мужу. Тогда уже на восьмом месяце. До девятого не доходила, промучившись тринадцать с половиной часов, вытолкнула из себя синюшного мальчонку с длинным тельцем и короткими поджатыми ногами. Его, как полагается, хлопнули по попке, а он не закричал — закряхтел. Что-то странное творилось с врачом и медсестрой. Они переглянулись молча, внимательно разглядывая личико, перемазанное кровью, слизью и какашками — ребёнка явно не спешили мыть. Об Инне забыли, ей показалось, что пауза затянулась. "Доктор?" Наконец, её заметили. "Поздравляю, у вас сын," — сказано очень вяло, или все роженицы, как она, придираются к врачам? В кино — нет. Там младенцев кладут на грудь матерям, а папаши стоят рядом и держатся за их руки со вспухшими от натуги венами, чтобы в обмерок не упасть от счастья. "Я хочу посмотреть…" — "Да-да, конечно." Но вместо этого медсестра уносит сына в другую комнату. Что здесь происходит? Обжигающий страх проникает в душу, изгоняя послеродовое облегчение.

— Сейчас мальчика помоют, взвесят и измерят рост. Так положено. Затем принесут вам. Пока вас отвезут в палату. Отдыхайте. Постарайтесь заснуть, — врач зачем-то ободряюще улыбнулась, — вы устали так, будто разгрузили три вагона.

"Я хочу видеть своего сына, к черту ваше положено!" — хотелось крикнуть Инне, но горловой спазм не позволил ей это сделать. Она покорно кивнула, и прямо на кушетке в родильной погрузилась в сон…

Вечером ей не принесли ребёнка. Пришёл старый дяденька в накрахмаленном халате, не местный. Выдвинул стул у тумбочки и, посапывая в усы, присел. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, он спокойно, Инна вскользь зрачками по его халату, фиксируя и собирая воедино разрозненные фрагменты. Белая окладистая борода претендовала на профессорскую, не доставало пенсне в глазу и фонендоскопа на шее. Вместо этого нагрудный карман украшала черная перьевая ручка с золотым ободком, может даже и "Паркер". Когда старичок достал мягкий кожаный футляр, извлёк из него очки без оправы с золотой перемычкой между линзами и золотыми дужками, девушка поняла, что он — большая шишка и дело серьёзное. Поняла и, подавляя в себе внутреннюю дрожь, стала ждать приговора. Он неторопливо откашлялся и начал нести ахинею про расшифровку генома человека, хромосомное строение, наследственность и индивидуальность. Инна глядела на его ухоженные усы, приоткрывавшие при каждом слове щель зубов, неестественно белых, и мысленно считала до ста. На восемьдесят седьмой отметине он, наконец, выдал то, что явилось целью визита, кроме подготовительной прелюдии.

— У вас родился крепкий мальчик. Его лицевая патология никоим образом не отразилась на общем состоянии — вес, рост, рефлексы в норме.

— Что у него с лицом?

Седые усы приподнялись, отделившись от волосков на бороде и проредив рваную межу на подбородке.

— Инна Евгеньевна! По статистике незаращение верхней губы встречается у одного из двух с половиной тысяч новорожденных.

— К черту статистику! Вы хотите сказать, что у мальчика заячья губа? — перебила Инна, а про себя подумала: "Господи, ну почему я? За что из этих тысяч ты выбрал именно моё дитя?"