За мгновения до... (СИ) - Страница 55

Без тени иронии, без намёка на насмешку.

Мы пометили один другого. Да, дошло и до этого. Смешно вспоминать, больно думать.

Наш взаимный росчерк на телах друг друга принял образ красного цветка, и уж не знаю, случайно ли, нет, но им оказался мак.

Сей определённо детский, но одновременно взрослый акт не был спланированным мероприятием: всё вышло спонтанно, как собственно, и происходит большая часть людских безумств.

Июль, жара, лето и День Рождения Рона. Разумеется, именины таких персонажей не отмечаются за столом в окружении дражайших сердцу родственников и близких друзей, не жарятся сосиски на заднем дворе, не надуваются шары и не развешиваются транспаранты.

Дамиен и друзья подарили Рону ночь на яхте. Самая оторванная вечеринка, где больше сотни обкуренных, пьяных героев, вчерашних школьников, ныне юридически взрослых и свободных от надзора людей отмечали девятнадцатилетие своего друга (или не друга, а так пару раз в одной компании пересекались, или: «А! Это тот чувак, который с Блэйдом!») и пробовали на вкус свободу.

В тот вечер святым не был никто: даже те, кто до этого момента никогда не пробовал спиртного, без раздумий бросились в котёл общей истерии. И мы с Дамиеном тоже: танцевали, шутили, пили, обнимались, снова пили, танцевали, шутили и целовались, пока не наступило утро.

А дома, лёжа в постели, уставшие, вымотанные, частично протрезвевшие, но, всё же, не до конца, почти синхронно врезались в идею:

- У тебя есть фантазии? – спрашивает.

- Эротические? – смеюсь, целуя его подбородок.

- Даааа…  – тянет, зарываясь  носом в моей груди.

- Если я скажу «нет», ты повесишь на меня ярлык «скучно», а если скажу  «да»… не знаю, чем это может закончиться! - мурлычу.

- Ты знаешь, чем… сладкая моя, ты всегда знаешь…

Дамиен размяк, отпустил себя, отправил парусник своих желаний в свободное плавание, запретив сценаристу любые препятствия.

Его поцелуи – ткань, одевающая моё нагое тело. Но любимое его место, самое загадочное из всех – точка посередине моей груди. Она доступна ему почти всегда, не важно, в белье я или нет.

- Ты расскажешь мне свои фантазии? – шепчет всё в то же поработившее его место. – Расскажешь, когда захочешь, чтобы я их исполнил, - поднимается выше, чтобы видеть мои глаза.

Только теперь я замечаю, вернее, чувствую его большой палец, поглаживающий цветок на моём запястье.

- Если бы здесь был такой же, - нежно проводит линию между моих грудей, - ты бы исполнила мои!

Я смеюсь в голос, но он ждёт. Улыбается и ждёт.

Татуировка? Легко!

- Только если ты выбьешь себе такой же рисунок! И на том же месте! – провоцирую.

Его глаза сужаются, и мой, хоть и не совсем трезвый мозг читает мелькающие в них мысли: «не мужественно», «не подходящее место», «в раздевалке /на пляже либо «оборжут», либо припишут голубизну».

Возможно, если бы в венах Дамиена в тот день не было столь впечатляющей концентрации спирта, он бы прислушался к голосу разума. Но, как известно, всякое событие имеет свою точку во временной ленте, чтобы произойти, и в те дни в наших жизненных путях наступил именно такой момент:

- Идёт, - заявляет совершенно серьёзно. – Поехали?

- Поехали! – соглашаюсь, не веря в происходящее.

Rosie Carney - Awake Me

И всё то время, пока такси везёт нас в место, где случаются такие важные для влюблённых события, Дамиен щурится воспалёнными после пьяной ночи глазами, но подставляет своё лицо полуденному солнцу. И его рука все тридцать семь минут пути сжимает мою.

В полумраке тату-салона проблески разума вынуждают пойти на хитрость:

- Ты первый, Дамиен!

Его взгляд – тёплая спокойная заводь на краю бушующего океана.

- Хорошо, Ева.

И он, ни секунды не сомневаясь, стягивает свою футболку, помещает её на спинку кресла и укладывается сверху сам.

Да, он как-то говорил, что не терпит, когда к нему прикасаются предметы, имевшие контакт с другими людьми. И я тогда спросила его, распространяется ли это правило на девушек, на что получила взгляд из серии «режуще-колющие предметы» и ответ «На тебя - да».

Теперь он подставляет грудь под лампу и иглы, чтобы сделать что? Татуировку? Нет. Это не просто рисунок на теле.

- Куда? – интересуется мастер.

Дамиен проводит линию в том самом месте.

- Парень, здесь надо брить.

- Брей.

И я не верю своим глазам, сомневаюсь в реальности происходящего, но дешёвая бритва снимает волосы с груди самого брутального мужчины, каких я встречала в своей жизни. Я жду, упорно жду, когда же наступит тот момент, который просто обязан случиться: Дамиен встанет и скажет, что «пошутили и хватит».

Но он не встаёт. Больше того: на вопрос «Что набивать?», разворачивает моё запястье:

- Это.

Татуировщик, разрисованный ужасами человеческого воображения, долго смотрит на мой кроткий алый мак, противоречие страсти и невинности, затем на меня. От его взгляда, воткнувшегося в мои наивные глаза, мне делается жарко.

- Хотел бы и я опьянеть настолько… - признаётся.

Несмотря на туман в сознании, смысл сказанного доходит мгновенно, и мы с Дамиеном тут же находим друг друга. И в его зелёно-карих радужках можно прочесть поэму, оду легендарному чувству человечества – Любви.

Если во мне и оставались какие-нибудь ошмётки сомнений, пыль и труха, в тот день их сдуло бесследно. И навсегда.

В начале августа Дамиен, как и собирался, уехал в своё грандиозное, тщательно спланированное и буквально по минутам расписанное путешествие по Италии. Так вышло, что он прихватил и меня.

Италия открылась для нас обоих совершенно иным миром, сказкой, способной воплотиться на нашей бренной земле. То, что увидели мои глаза, не было похоже ни на Ванкувер, ни на Брисбен, последним же ограничивалось мое субъективное восприятие Австралии целиком. Весь мой австралийский континент умещался в пути от дома Агаты до школы и обратно, набережной, тёплых пляжах, кинотеатре, молле и парочке закусочных. Диаметр моего Ванкуверского кругозора был куда шире, главным образом, благодаря Дамиену. Но ни Австралия, ни Канада не могли сравниться с Европой!

Колыбель Римской цивилизации давила и сокрушала своей красотой, историей, античностью, устало и безмятежно глядящей на нас каждым своим вензелем, статуей, фрагментом лепнины или обычным номером дома, выгравированным или тщательно нарисованным на залитой глазурью плитке. И на каждой свой уникальный рисунок, отсыл к прошлому и роду занятий семьи.

Мы путешествовали, открывали мир вместе и любили друг друга. Романтика и Италия – очень подходящая пара.

Рим, Флоренция, Пиза, Венеция и Верона, города - наскальные деревушки в знаменитой пятёрке Чинкветерре, Портофино, Портовенере, Специя и Милан поглотили нас на целый месяц.

Самым важным пунктом нашего плана было посещение фестиваля мороженого, ежегодно проходящего в крупнейших городах Италии. Дамиен задался целью попасть на его флорентийскую версию, где, согласно найденной им в сети информации, умели готовить самое вкусное мороженое в мире.

Что ж, это оказалось абсолютной правдой – то было не мороженое, то была пища Богов! И к одному из них Дамиен, как и задумывал, записался на обучающий курс.

Мы сняли милую квартиру на востоке Флоренции, в тихом античном доме, украшенном каменными головами героев римской мифологии. На крошечной кухоньке по утрам варили в итальянской турке кофе, справляясь через раз, и с высоты пятого этажа, сидя на не менее крошечном балкончике, пили его из малюсеньких чашек, любуясь флорентийским пейзажем – красными крышами домов, их старинными отделанными в готическом стиле стенами, виднеющимся вдали куполом собора Дуомо.

Хозяйкой квартиры, снятой по объявлению в газете, оказалась вовсе не итальянка, а добрая и приветливая полька по имени Маричика, прожившая в Италии уже больше 25 лет. По утрам она приносила нам свежие сливки для кофе и сдобные булочки собственного приготовления. Маричика, уверенно говорящая по-английски, рассказывала об уголках Флоренции, неизвестных туристам, в которые нам непременно стоило заглянуть. А ещё она призналась мне однажды, застав одну дома, что «более  красивой и ладной пары», чем мы с Дамиеном,  в её «гнёздышке ещё не было».