За мгновения до... (СИ) - Страница 22

Что ж, я подыгрываю: притворяюсь крепко спящей. Странно, конечно, принимать больного простудой за невменяемого, но, тем не менее, его губы на моей щеке. И что ещё более странно: рука, сотворившая безобразное количество душераздирающих диверсий в мой адрес, в данный момент поправляет тёпленькое одеяло, старательно подтыкая концы под спящее "тело". И, наконец, главное: лимит моего понимания исчерпывается окончательно в тот момент, когда прохладная (в сравнении с моим теноподобным организмом) ладонь ложится на мою щеку, и температурный замер осуществляется непосредственно методом «губы в губы». Всё с тем же подходом: аккуратно, едва ощутимо, почти невесомо.

Ну и напоследок парочка совсем уже невинных жестов: вынимание прилипших волос из моего рта и поглаживания по воспалённой голове.

В конце концов, я начинаю со всей серьёзностью подозревать у себя галлюцинации. Есть ещё вариант маниакального сновидения, но тот факт, что мочевой пузырь лопается от желания посетить туалет, наводит на мысль, что происходящее вполне реально и даже более того, вписывается в законы физики, пространства и времени. Хотя я не отказалась бы от некоторой сюрреалистичности: добавила бы красок, преимущественно сиреневых и лиловых оттенков, и предложила бы главному герою моего персонального кино чуть плотнее прижаться к моим губам и уже замерить эту температуру как следует. Кто знает, к каким результатам может привести нарушение лабораторных условий, техник и технологий?!

Шутки в сторону: настоящие галлюцинации ещё впереди.

Просыпаюсь и констатирую ситуацию: Дамиен, переодетый в футболку и  домашние мягкие штаны, укрыл меня пледом вместо тёплого одеяла и лёг поверх него. Словно отгородился всем, чем смог придумать, но при этом обнял трепетно, не сдавливая, но настолько плотно, насколько это было возможно. Так дети обнимают любимую игрушку, когда ложатся спать.

Он не спит. И, по всей видимости, даже не спал.

- Что ты здесь делаешь? – мой голос сел окончательно.

- У тебя жар, Ева. Я слежу за цифрами. Они уже побили все рекорды! Я не знал, что с этим делать, поэтому позвонил твоей матери.

- И? – шиплю.

- Мы едем в госпиталь. Ждал, пока ты проснёшься.

- Нет. Я не смогу высидеть пять часов в приёмной. Мне плохо.

- Я знаю, Ева. Вижу. И именно поэтому отвезу тебя независимо от того, согласна ты или нет.

И он просто встаёт, просто приближается и просто берёт меня на руки. Я не сопротивляюсь, потому что в его руках согласна так же мирно плыть на плаху, положить свою голову под гильотину, запихнуть в виселицу, сесть на электрический стул, только бы он не отнимал своих рук.

Эти мысли в моей голове настолько отчётливы – яснее всех прочих, что я впервые не обзываю их бредом и покорно кладу тяжёлую голову на его плечо.

Моя душа обретает неведомое доселе умиротворение и покой: я больше не чувствую боли в груди, онемевших ног, нехватки кислорода. Меня не беспокоят проблемы, страхи, вес несделанного, пропущенного, совершённого по ошибке. Мне хорошо.  В абсолюте.

Он делает меня лучше, чище, добрее… Мой гадкий, противный, незабываемый Дамиен. Такой прежний, и такой изменившийся.

Я падаю в обморок, не дождавшись очереди на регистрацию в отделение Скорой помощи. Этот факт позволяет избежать многочасового ожидания приёма у  врача и отправляет меня прямиком в реанимационное отделение.

Прихожу в себя от жуткой вони, достающей, кажется, до самого моего мозга. Глаза Дамиена заставляют забыть обо всех ощущениях, запахах и болях. Квинтэссенция страха – это глаза моего брата.

- Тебе нужно сниматься у Спилберга. Без грима и репетиций! – хриплю.

Дамиену не до меня, он кому-то звонит, нервно надавливая на кнопки телефона:

- Энни, она пришла в себя! Выглядит…  как обычно. В сознании, да. Даже слишком в сознании… Да-да, наберу, если что.

Отключается и сообщает, выкатив на меня свои карие глаза:

- Родители прилетят завтра утром. Оба. Сразу поедут сюда, к тебе в больницу, но я буду здесь всю ночь, до утра.

- Дамиен… - то ли шиплю, то ли хриплю, - это всего лишь обморок! Ты что, никогда не лишался сознания?

- Было однажды, когда с лестницы упал.

И эти слова сказаны без тени иронии, как должны были бы быть. Даже без упрёка, как если бы голова говорящего была занята совершенно отвлечёнными от предмета обсуждения мыслями.

Дамиен не отходит от меня и каждые пять минут спрашивает, всё ли со мной в порядке.

- В полном, - отвечаю, не в силах сдержать улыбки.

Странно видеть такие перемены в человеке, желающем казаться скалой.

- Ты перебарщиваешь с заботой, -  признаюсь ему, - но знаешь, тебе это даже идёт!

Дамиен отрывает взгляд от цифр на мониторе, к которому прилеплены многочисленные провода, соединяющие его со мной, и наши глаза встречаются.

Его взгляд странный. Настолько, что меня накрывает приступом кашля. И снова я вижу этот почти панический страх:

- Тебе точно нормально?

- Ну, кроме того факта, что я, кажется, скоро выплюну свои лёгкие, вполне сносно…

Мне уже не хочется шутить. В груди слишком сильно болит, не знаю только, от простуды или же от чего-то другого.

- Ева, они подозревают у тебя пневмонию!

- О, ужас! – комментирую.

- Мне не до шуток.

Он вынимает из кармана джинсов свой телефон, долго копается в нём и зачитывает вслух:

- Несмотря на успехи в лечении и диагностике, достигнутые в последние годы, проблема острой пневмонии остаётся актуальной. Это обусловлено возрастающей частотой затяжного течения и неблагоприятных исходов заболевания. При осложнённых формах пневмонии летальность составляет 10–30 %!

Его глаза округляются ещё сильнее, и я вижу, насколько всерьёз он воспринимает прочитанное.

- Жить вообще страшно, - замечаю. – Очень.

Утром, как и было обещано, прилетает на крыльях материнской любви моя родительница. Однако хлопотать вокруг меня уже нет надобности – диагноз поставлен: острая форма пневмонии.  Больница будет мне домом в ближайшую неделю, и я была бы на седьмом небе от счастья, если бы моя сиделка не уехала домой. Очень хорошая была сиделка, с очень забавно перепуганными глазами.

В одном я была неожиданно права: жить, действительно, страшно! И школа поможет мне в этом убедиться.

Я вижу, как она смотрит на него - заискивающе, выпрашивая внимания, в какой позе сидит, всем своим видом давая понять, что этот парень принадлежит только ей, и внезапно осознаю слабую точку соперника. Она, собственно, всегда была на поверхности, просто некоторые не удосуживались пораскинуть мозгами. Мое решение молниеносно: настоящий флирт с Дамиеном невозможен и нереален, но хороший, качественный блеф никто не отменял!

Мой взгляд на брата, как и его восприятие, в ту же секунду делаются мягче.

Я откровенно смотрю на него во время ланча, и он отвечает.

Сажусь рядом на Английском 12, и он убирает из-под моих ног свой рюкзак, чтобы не мешал.

На уроке приготовления еды Дамиен, почти единственный в цветнике девчонок, готовит своё фирменное клубничное мороженое, и я чувствую его взгляд на себе, когда первая пробная ложечка оказывается у меня во рту.  Я поднимаю глаза, театрально изображая райское наслаждение, и он расплывается в довольной улыбке.

Мелания всё это видит и звереет, она – ястреб, зорко следящий за сохранностью своей добычи. И эта добыча как будто норовит ускользнуть к коршуну.

Неожиданно замечаю, что Дамиен стал чаще появляться дома и даже иногда оставаться на семейные ужины. В доме Блэйдов обнаруживается смех, улыбки и радость в глазах отдельных его обитателей. В единственной комнате на третьем этаже – мансарде, по ночам иногда горит свет, что может означать только одно – хозяин ночует дома.

Мне нравится эта игра, но ещё большее удовольствие доставляет серый оттенок прекрасного звёздного лица. Все её улыбки до единой натянуты и безбожно искусственны, оскорбления ещё более ядовиты, а реплики менее продуманы, и часто оставляют класс в недоумении, вместо ожидаемого смеха.