За короля и отечество - Страница 92

К исходу второго дня осады мирные жители, укрывшиеся в крепости, начали выказывать признаки напряжения.

— Чего они не нападают? — спрашивала женщина у сменившегося со стен солдата, торопливо глотавшего горячую похлебку. — Их же больше, так чего они не нападают?

Анцелотис задержался рядом с ней.

— Они хотят, чтобы мы боялись, — негромко произнес он.

Женщина в крестьянской одежде удивленно обернулась и охнула, узнав его.

— Прощения прошу, король Анцелотис, — пролепетала она.

— Нет, — улыбнулся он, положив руку ей на плечо. — Это законный вопрос, и он заслуживает ответа. Они надеются, что у нас не хватит терпения ждать и что мы лишимся боевого духа ко времени, когда они пойдут на штурм.

Взгляд ее возмущенно вспыхнул.

— Грязные псы! Вот уж не дождутся они этого со всеми своими штучками!

Анцелотис улыбнулся, глядя, как она, пылая возмущением, делится со своей соседкой новостью о коварстве проклятых саксов. Гениально, Анцелотис,усмехнулся Стирлинг. Совершенно гениально! Ты вновь вдохнул в них боевой дух.

Ну да,вздохнул тот. Еще бы сохранить его подольше…

Стирлинг дождался наступления темноты, потом прошелся по лагерю, собирая отобранных еще неделю назад бойцов. Дождь перестал незадолго до вечера, и сквозь прорехи в пелене туч засияли звезды. Трудно было сказать, как долго продержится прояснение, но упускать такой возможности Стирлинг не собирался.

Хорошо еще, луны на небе не было, так что склоны холма оставались темными. Его маленький отряд тихо собрался в темноте, ожидая сигнала к началу первой своей ночной вылазки. Далеко внизу укладывались на ночлег саксы, и оставленные тлеть на ночь костры светились в темноте багровыми драконьими глазами. В темноте с трудом, но можно было различить часовых — в основном по темным силуэтам, заслонявшим на мгновение эти светящиеся пятна.

— Все помнят, что надо делать? — шепнул Стирлинг. — Ладно, дадим им еще четверть часа, пусть уснут покрепче.

Стирлинг прошелся по стенам, изучая местность внизу, расположение костров. Да, те разбили лагерь практически так, как он себе представлял. Теперь уже оба лагеря стихли. Над головой перемигивались холодные звезды, мимо которых неслись, подгоняемые ветром, рваные клочки облаков. Ветер, однако, оставался сырым, обещая новый дождь с холодных просторов северной Атлантики всего через несколько часов — или Анцелотис ровным счетом ничего не понимает в погоде.

Четверть часа прошла быстро. У Стирлинга вспотели ладони, а сердце колотилось как бешеное от избытка адреналина. За свою жизнь он не раз и не два ходил в ночные вылазки — как учебные, так и настоящие, боевые, так что привык к предбоевому мандражу, заслуженно считая его обязательной частью программы. Он кивнул своим людям и шепнул условное слово-сигнал. Воины-бритты, которых он всю неделю натаскивал по методике подготовки коммандос, начали работу с того, что привязали по концу огромных клубков тонкой бечевки к каждым воротам, ведущим из наружной стены в направлении вражеского лагеря.

Группами по десять человек они бесшумно выскользнули из ворот; каждый держался пальцами за бечевку. Свою группу Стирлинг вел в направлении королевского шатра. Добравшись до конца первой бечевки, следовавший за Стирлингом боец привязал к ней свой моток, и они продолжили бесшумный спуск.

Каждая из спускавшихся с холма десяток включала в себя одного лучника-сармата с полным колчаном смертоносных стрел. Приблизившись к королевскому шатру — который вовсе не являлся целью Стирлингова отряда, по крайней мере этой ночью, — они задержались на время, необходимое для того, чтобы лучник высмотрел часового на помосте у шатра. Легкий щелчок тетивы, шелест стрелы сопровождались сдавленным вскриком и стуком падающего на землю тела. Мгновением спустя Стирлинг навалился на сакса и перерезал ему горло, не дав тому издать ни звука больше. Горячая кровь хлынула ему на руки, и ему пришлось вытереть их о суконные штаны, чтобы кинжал и веревка не выскользнули из пальцев.

Покончив с этим, Стирлинг дал знак, и они продолжили спуск к подножию холма. К концу последней бечевки они привязали десять отрезков покороче, чтобы каждый из лазутчиков легко нашел дорогу обратно, и разделились, разойдясь по лагерю. В принципе Стирлинг ставил перед своей десяткой несколько целей, но главной из них была длинная цепь вьючных лошадей и телег с припасами, маячившая темными силуэтами на краю лагеря саксов. Они обогнули шатры с храпевшими в них саксами; Стирлинг дорого бы дал за пару очков ночного видения, но такой штуковине предстояло появиться только через шестнадцать веков, так что ему пришлось обходиться светом звезд и тлеющих костров.

Бесшумно кравшийся по пятам за Стирлингом лучник снял еще одного часового; на этот раз стрела пронзила тому горло, и тот повалился, едва всхрапнув. С бьющимся сердцем Стирлинг обогнул безжизненное тело и оказался наконец у цепочки телег с провизией для осаждающих войск. Лошади были выпряжены, но привязаны на ночь рядом с телегами. Зажав кинжал в зубах и стараясь не обращать внимание на медный привкус крови убитого сакса, Стирлинг развязал свой заплечный мешок.

Он достал один из аккуратно обернутых в ветошь глиняных горшков и высыпал его содержимое — смесь смолы, серы, пакли, лампадного масла и опилок — на телегу, потом перебрался к следующей, повторил операцию и так до тех пор, пока запас мёрддиновой смеси не подошел к концу. Его хватило на десять подвод. Покончив с этим, Стирлинг скользнул к привязанным лошадям. Те зафыркали при виде чужака, но он успокоил их, погладив по бархатным носам, перерезал постромки, подкрался к ближнему костру и затаился в ожидании сигнала.

Тот не заставил себя ждать: командиры десяток дернули за свои веревки, доложив о готовности. На площадке сторожевой башни вспыхнул свет — фонарь, который в этой темноте можно было запросто спутать с яркой звездой. Стирлинг ухмыльнулся и сунул конец своего факела в костер. Тот вспыхнул сразу, и он бегом бросился обратно к обозу. Перебегая от телеги к телеге, он поджег мёрддинову смесь. Языки огня мгновенно охватили обоз. Лошади, заржав, в панике ускакали в темноту.

Стирлинг испустил боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, и понесся по лагерю, на бегу поджигая шатры. По всему периметру лагеря полыхали обозы. Скалясь как безумный, Стирлинг швырнул факел в очередной шатер.

— Ко мне! Ко мне, мои славные бритты! — крикнул он. — Возвращаемся!

По всему лагерю забегали люди: саксы метались в полнейшем смятении; бритты возвращались по шнуру.

— Давай-давай! Шевелись!

Его бойцы карабкались вверх по скользкому склону. На возвышавшемся над их головами помосте тоже царила паника: короли саксов высыпали из шатра. Стирлингов лучник поджег обмотанную паклей стрелу и пустил ее вверх. Та описала в темноте светящуюся дугу и угодила точнехонько в макушку королевского шатра. Огонь сразу же разбежался от нее по парусине. Теперь заметались уже и на помосте. Люди Стирлинга выбегали из толпы саксов. Короли прыгали с помоста и с криками разбегались в темноту.

— Пусть бегут! — рявкнул Стирлинг, поторапливая своих бойцов.

Несколько минут спустя они перевели дух за стенами, тогда как внизу все продолжало полыхать, окружив Бэдон-Хилл огненным кольцом. Кадориус радостно хлопнул его по плечу.

— Клянусь Господом Богом и его бородой, у тебя вышло! Только посмотри!

На фоне пытающего лагеря беспорядочно метались силуэты саксов, пытавшихся кто во что горазд поймать разбежавшихся лошадей и сбить огонь, продолжавший пожирать их припасы, шатры и склады оружия. Разбуженные их криками бритты тоже высыпали на стены и добавили шуму своими свистом и улюлюканьем. Да и сам Стирлинг не мог сдержать довольной улыбки, хотя все же дал сигнальщику знак протрубить сбор. Гулкий звук рога разнесся над крепостью, собирая стирлинговых лазутчиков к главным воротам.

Из пятидесяти спустившихся во вражеский лагерь человек сорок восемь вернулись целыми и невредимыми. Один погиб, и тело его вынесли на себе товарищи для подобающего погребения. Еще один получил ранение и ожидал теперь, когда им займутся лекари. Выражение его глаз потрясло Стирлинга. За все годы службы королю и отечеству никто из его подчиненных не смотрел еще на него с такой верой в командира. И ты,шептала сама себе часть его сознания, хочешь вернуться? Вернуться, когда ты нужен здесь и сейчас?Перед глазами его стояло жуткое зрелище: изрубленные останки детей и женщин, брошенные Кутой и его саксонскими головорезами на съедение собакам и свиньям… Нет. Он не мог возвращаться. Не сейчас. Да и вообще не мог.