За гранями времён и миров - Страница 6

***

Как же донору не хотелось возвращаться в это время, он оттягивал до последнего, но где-то внутри него жил червячок любопытства и бесшабашности. Ему нравился азарт первооткрывателя. В прошлом люди жили настоящей жизнью, любили жизнь и защищали её. Дэн считал, что он жил именно там – в чужих образах, а не в компьютерном – магазинном царстве своего мира, где люди разучились общаться между собой, даже к занятию спортом относятся, как к зрелищу. Приятно посмотреть на придурков, расположив чипсы, открыв холодного пива и уткнувшись в экран телевизора. Нет, Дэн уже не мог так. Его тянуло туда, в тот мир, где пахло опасностью. По школе он помнил, что после смерти Ивана Грозного началась чехарда в руководстве страной, все рвались к власти, все лезли на трон. Это время назвали смутным, оно оставило после себя неприятный осадок. Его даже учителя истории старались пробежать быстро; противоречивые данные, спорные моменты в событиях сопровождали этот час. Кому-то было выгодно вычеркнуть этот период жизни из истории государства, превратив его в хаос. Кто-то, что-то пытался скрыть от народа и от будущих поколений, исказив историю этого времени. Но во имя чего? Вздохнув глубоко Дэн расслабился в кресле, наблюдая, как Петрович колдует над приборами.

На этот раз, погружение в прошлое, встретило сюрпризом – вместо лопоухого Айдара, Дэн очутился в теле какого-то нищего. Он был грязным и не стриженным, в волосах ползали жирные вши. Айдар, конечно был не красавиц, не повезло видимо парню, но такой гадости от машины чистоплотный Дэн не ожидал. Выбирать не приходилось, путешественник во времени осматривался. Он узнал стены собора, это было недалеко от центра Москвы. Паперть Архангельского собора наверно и была его рабочим местом. Имён для этого люда не существовало, брезгливость и жалость был их удел. Можно было целый день простоять на коленях ради куска хлеба, за который, непременно надо было благодарить бога. За нищими всегда присматривал служитель собора, от которого утаить копеечку было делом немыслимым, своя же братия тебя в оборот пустит и прогонит с насиженного места. Только в городе, далеко от собора можно было поживиться мелкой деньгой. Из проезжающих экипажей бросали горстями мелочь в сторону нищих. К Дэну подошёл паренёк, лет 14, босой в грязной порванной рубахе, но в чистых, вылинявших портках: – Чага, пошли на Александровский тракт, там послы иноземные во Владимир собрались. Вот я и определился со своей кличкой. Я молча поплёлся за юношей. За спиной у меня была котомка, со всем моим ценным личным имуществом. Действительно, мимо нас пронеслись экипажи с закрытыми кабинками. Впереди, и сзади ехали верховые в польской одежде. Воинов-охранников Речи Посполитой, можно было узнать издалека. Пройдет совсем мало времени, и по этому тракту, в последний путь отправится прах царя Фёдора Ивановича – сына Ивана 4. На нём прерывалось правление Рюриковичей. Бояре избрали нового царя – Годунова Бориску. Меня малой привёл к тайному входу, которым давно никто не пользовался. Вход вёл в подвалы Архангельского собора, наша братия состояла из пяти человек, больше мы никого не принимали к себе и гнали всех посторонних от места нашего убежища. Здесь, даже в суровые зимы, было тепло. Каждый доставал свою прибыль и Мира готовила обед. Частенько приходилось обходится тюрей и полбой, но с голоду не умирали и жиром не зарастали. Двое мальчуганов работали, в основном ночью, они растворялись с наступлением темноты, их звали Томяк и Калита, иногда они брали с собой Миру. Пятым был Солдат, он был главным среди нас. В наши времена, таких специалистов называют шулерами. Солдат легко обыгрывал в кости любого в этом городе, а если учесть то, что он не брезговал завладеть тем, что плохо лежит у дышащих перегаром, да и молодёжи иногда помогал пройтись по амбарам, этот человек был на своём месте. Из грамотных был только я – Чага, по версии нищих, я был из монастырских слуг, наученный грамоте и выгнанный из писарей за мзду. Ко мне обращались все, кому надо было что объяснить или написать. Бумага и чернила стоили дорого, но у меня всегда в запасе был готовый набор и бумаги и перьев. Ни одно прошение не проходило мимо моих рук в этих местах. Здесь был разный люд, от убийц и воров, до бывших служивых и боярских слуг. Благодаря своему таланту, я знал всю политику преступного мира, и у меня водились деньги, которые я не держал при себе, а старался пустить в рост. В соборе пропадали свечки, служащие обыскивали наши котомки и всё более-менее ценное попадало в добровольное подаяние. У Солдата забрали царскую милость, за взятие Казани, и он разозлился. Тогда в наших кельях, кроме золотых образцов, появилось медное зеркало, гребень и ножницы. Никто не знал, для чего их взял Томяк, и как ими пользоваться. Я попросил, а ещё бадью большую и пару лоханок. Калита смотрел на нас, как на придурков, но не перечил, он знал, где это можно взять так, чтобы никто не видел и подозрение упало не на нищих. Неделя быстро пролетела. Вечером в пятницу я очнулся в кресле, рядом стоял чесался Петрович. Я спросил его, что с вами. Петрович смутился, оставил руки в покое: – Это. Ах это на нервной почве. Я, понимающе усмехнулся. Мне хотелось прийти домой, принять душ, нет – «утонуть» в ванной, а завтра сходить в самую дорогую баню, с сауной и бассейном. И два дня не вылезать оттуда. Я мог себе позволить, только в нашем городке совсем не осталось бань, в частном секторе, что ли? От такой несправедливости я пошёл на следующий день в парикмахерскую и постригся на лысо, в знак протеста, против произвола городской грязи. Моё вымытое лысое тело отдыхало. Петрович сам пришёл в гости, хотя я его не приглашал. Он не выдержал до понедельника, пришёл пожаловаться. Подопечный его допёк за неделю: всё время чесался, пел молитвы, плевался в окно, называл меня дьяволом и прятал объедки в какую-то тряпку, вместе с пластиковыми ложками и тарелками. Воду из крана не пил, сказал, что в Москва-реке вода вкуснее, а эта мочой воняет. Газировку вылил на пол, сказал от нечестивого, а сам (– – -), как из лепрозория, чистюля, блин. Я уже не знал, чем его кормить: картошку не ест, рыба – змеиная пища, колбаса – дохлятина. Хлеб и молоко с базара. На всё остальное пост. Как ты с ними работаешь? Но увидев моё лицо, успокоился, я думаю от меня он сразу в парикмахерскую подался.

В понедельник я задал вопрос Петровичу: – А, что ищут твои начальники? Может быть я чем-то смог бы помочь? А то, пишу отчёты, как казах, что вижу, то и пою. Петрович пожал плечами: – я задавал этот вопрос Вадиму, тот ответил: – Ваше дело наблюдать и записывать подробно всё что видите, без при украшений и вымысла. Я лёг в кресло.

***

Над ним смеялись, особо досаждала Мира. Солдата не было, дисциплину поддержать было некому. Калита просил рассказать ещё раз, как я побывал в гостях у дьявола, и он пытался меня накормить ослиным дерьмом, а вода бежит из медного вымени прямо в хоромы, а живёт дьявол на небе, а внизу колесницы без лошадей ездят и едят людей, а кости за городом выплёвывают. Они не верили, вот если бы их туда дьявол забрал. Они бы увидели, что я не вру. У дьявола даже запах особенный, пахнет цветами, Чага окончательно проснулся, было темно, но этот дьявольский запах и здесь достал. Он почесал свою голову и заорал в ужасе, головы на месте не было, вернее она была, но это не его голова. Чага в ужасе разбил две преграды и по какому-то хитрому парапету выскочил на улицу. Вокруг стояли столбы и на каждом висело маленькое солнце. Чага подумал, что все безголовые, рано или поздно попадают в рай. Надо было дождаться архангела, и он проводит тебя в чистилище. Чага сел на ступеньку и закрыл глаза, наверно глаза были отдельно от головы.

Алексей увидел подопечного на крыльце, перед подъездом. Тот безумно таращился на мир и провожал уходящие трамваи. Придётся ночевать дома, – подумал я, – вариант с дачей отменяется. Взял Чагу за руку и тот без сопротивления пошел за мной. Пока я говорил по мобильнику с оператором ЖЭКа, он смотрел на меня и в мой рот. Что он мог там увидеть? Подопечный, впервые, не стал привередничать и поел всё, что я принёс с чаем. Раньше он к этому компоту из травы, даже не притрагивался.