За други своя. Добровольцы (СИ) - Страница 9
Транспорт почти такой же, самоходные тележки. Формы, правда, изящные, так и хочется погладить. От разноцветья глаза разбегаются. Художников своих хватает, тут уж кто кого превзойдёт. И соревнование в мастерстве, плоды оного, повсюду. Сравниваешь с Тоболом, и соглашаешься: что-то больно скромно мы у себя поживаем, красоту некому наводить.
Так, колонной из трёх повозок, каждая на пятнадцать пассажиров, и покатили. По краю пропасти, потом через горы, сквозь них, и столько живописных красот, что хочется что-нибудь взять на память.
Водопады и реки, ходячие мосты и стационарные, иные — сразу лезет в голову вопрос: как же они держатся? В воздухе висят, и опор не видать.
Выскочили на равнину. Тут глазу есть, за что зацепиться. Ближайший город по виду чем-то напоминает наслоения мыльной пены. Прозрачное всё, воздушное и вкусное, так и хочется лизнуть.
Только на миг отвлёкся — другой пейзаж. А отвлёкся лишь для того, чтобы сравнить впечатления. Наши тоже удивлены, вертят головами, ничего мимо глаз не пропустят.
Ну, и пошли чудеса, я внутренне был готов к чему-то подобному. То, что водопады устроены с чувством утраты равновесий, кто-то сильно постарался, это и понятно. Потоки наполняли одну чашу, как только вода достигала краёв, чаша поднималась ввысь, на полсотни метров… За перемещением чаш можно наблюдать до захода светила. Но так хочется успеть другие объекты оценить!
Вот площадка с меняющимся контуром, разгуливающие опоры, между которыми натянута почти прозрачная сетка. Внутри же — тысячи разноцветных фигур, под порывами ветра, они меняют формы и местоположение, как фильм — без конца и начала.
Правее, среди опаленной травы, непонятно откуда возникают яркие шары, брызжут искрами, мечутся, как привязанные, и сгорают в ослепительной вспышке. Из осколков вновь возникают новые шары и начинают развитие, и его легче назвать танцами, которые не ограничены ничем. Группа туристов торчала рядом, как завороженная; смельчак пытался поймать один из шаров, да человеческая реакция свои имеет пределы.
Дальше — больше. Перед самым носом растение, перебирая ветвями и корнями, может перебежать дорогу, отвесит поклон и пустится своей тропой. Птиц и животных тоже хватает — только помани… И на ладонь присядет, и мелодию насвистит. Будь я композитором, непременно что-нибудь записал на листочке.
Солнце клонилось к востоку, птицы снялись и помчали следом. Почти сразу, справа, показалась огромная стая, как авангард ночи.
— А вот так здесь ночь вступает в права. — Капитан впервые дал пояснения. ЛадоПер сидел между нами и набирал текст на клавишах планшета. Может, писатель в нём очнулся, вот и делает первые шаги.
Вместе с сумерками, когда тёмная стая заняла позиции, от растений зафонтанировали ароматы, и сам способ знакомства понравился простотой. Достаточно на несколько мигов сосредоточиться на каком, оно и наградит за внимание.
За ароматами пришли насекомые, окрас крыльев и рисунки неповторимы, иные издают мелодичные звуки — как скрипки и другие инструменты оркестра, для настройки. Лишь из-за горного хребта показались три луны, невидимый дирижёр взмахнул палочкой…
Зевота напала не на меня одного, планета баюкала деток своих и тех, кто явился погостить. Тележки, утратив связь с последними лучами солнца, встали как вкопанные.
С легким шелестом, тут и там, развернулись шатры. А ещё днём их мы принимали за обычные деревья. Купола с серебристой подсветкой изнутри как бы манили войти и дать телам роздыху.
— Можно заходить? — Я обрался к капитану.
— Ошибки не будет.
Внутри ковёр из упругих стеблей, я разулся, сделал шаг. Ещё разок оценил купол, подумалось про дожди. Снаружи его оседлали насекомые, затевая свои спектакли. Ещё один фильм, где актёры играют постоянные роли, из ночи в ночь. И глаза закрываются сами, будто волшебник подкрался и употребил ладонь.
С первыми лучами солнца пришло ощущение, что так хорошо не спалось прежде, и казалось, что можно обойтись без тележки. Пешком передвигаясь, мы увидим больше, узнаем и пощупаем, если нет запретов. Оленьи стада жадно ловили наши взгляды, они жаждали прикосновений. Поглаживание, несколько слов о красоте и добрых глазах — мамаше больше ничего и не надо, она мордой подтолкнёт малыша — его не забудь погладить.
Где-то к полудню, нас догнали тележки. Посёлок, где обитают мастера слова, поразил разнообразием архитектуры. На наших глазах, местный декламировал строки, и строение меняло форму. Под влиянием звуков, на кустарнике распускались цветы. Оказывается, на звук «Ю» у растений заготовлен фиолетовый цветок, на звук «А» красный… Стихотворение в цвете, а сосед нашего поэта экспериментировал с плодами куста, которые напоминали крохотные бочечки. На звуковые колебания, они взрывались, дублируя запрос. Так можно и мелодию сочинять, растение в точности повторяет. Ошибку можно подчистить, заменить ноту — стоит опередить бочечку, не дать ей лопнуть.
В дальнем конце посёлка показалось засеянное злаками поле. Обычная картина, ничего удивительного, казалось.
— Это тоже дом, — пояснил капитан. Поэт может превратиться в кузнечика и полазить по стеблям, в поисках идеи. Каждый колосок поёт свою песню, сам выбери, не поленись.
— Капитан, мы вторые сутки во рту маковой росинки не держали, — опомнился ЯроЛад, наш чемпион по стрельбе.
— И не хочется, верно?
— То есть, в будущем и мы придём к тому, что лишать жизни никого не придётся?
— Жить, не причиняя вреда миру, разве это плохо?
Местная глина сильно отличается от привычной. Мастер своего дела ваял конструкцию для песен ветров. Восьмигранная пирамида была пронизана трубами из глины, под разными углами, не все я видел на просвет. Зато ветерок вертелся поблизости и осваивал новую забаву.
В посёлке мастеров возводимые проекты соседствовали с законченными, что поднадоело — сносилось без сожаления, в мастерских орудовали детишки. Заметив нас, они высыпали и запоминали… Если я верно понял. Вошли мы, поглазели на их труды, и почти каждый нашёл себе безделушку, от прикосновения к которой внутри слышал новые течения. Кому чего недоставало, то и находил. Умиротворение, уверенность в будущем и абсолютный покой. Я интересовался позже: в основном, можно суммировать подарки, как маленькое открытие для глаз. Перед мысленным взором, если есть контакт с подарком, возникает граница, и у тебя появляется выбор — делать то, что кто-то хочет, либо делать то, что должен сам. Интересное приобретение, как в сказке.
Девчушка сунула мне в руку кольцо-шар, с ушком для шнурка.
— Это тебе. Захочешь вспомнить — одень на палец.
Она мне напомнила младшую сестру, заодно и родителей. На память пришли разговоры. Над отцом подшучивали: двадцать восемь дочерей, это же только половина дела! Счёт сыновьям открыт, уж мы постараемся не отвлекать.
Две недели пролетели, как один день. И можно было ещё погостить, да капитан дал понять: пора, ребятушки, желающих целая очередь. Найдём время — заглянет на дней пять.
И снова то же однообразие. И догадки.
— Думаю, капитан собрался проведать спящих. Мы взяли на себя ответственность, слегка полномочия превысили, вот и волнуется. — ЛадоПер как-то поостыл к планшету, почти не берёт в руки.
— Чудеса перед глазами?
— Не то слово! И ведь не одна такая Земля, их, может тысячи, но о них помалкивают, чтобы не брали пример.
— На Тоболе надо старцам подсказать. Глядишь, и отстанут.
— Чем больше планет с такой универсальной защитой, тем меньше простора для Главного Ока.
— А я гадаю, почему нас на соседний континент не возили. Секретные разработки, объекты, — думаю, им есть, что прятать.
На главном мониторе тишина, сквозь приглушенную подсветку пробиваются всполохи помех. Пока ничего интересного, добровольцы заняты поиском информации. По внутренней связи капитан сообщил: «В окрестностях обнаружены две планеты такого же типа. Сами подумайте, почему их нет на маршрутных картах».