За деньги - Страница 16

Амир провожает мой изучающий взгляд и щелкает пряжкой на ремне. Я на секунду прикрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.

К такому невозможно привыкнуть.

– Для начала помоешь мне ноги. Голая. Раздевайся.

Это что еще за новости?.. С места сдвинуться не могу.

– Вряд ли такая услуга есть у эскортниц, Амир, – замечаю тихо.

– У тебя – есть.

– Вряд ли, – еще тише шепчу. – Я не буду тебе прислуживать. Ты меня не заставишь.

Скептический взгляд черных глаз говорит мне об обратном.

– Конечно, будешь. Я тебя купил, – лениво произносит Хаджаев, делая еще одну затяжку. – Если я захочу – ты пить эту воду будешь.

Резко очерченные губы выпускают едкий дым, заполняя мои легкие воздухом с табачным привкусом. Горьким и… отвратительным. Этот запах навсегда останется для меня предвестником разочарования.

– Давай, Киса, – кивает он на чашу-тазик с водой.

Желание схватить со столика нож для колки льда такое сильное, что я отчаянно стискиваю пальцы и молюсь всем Богам, чтобы уберегли меня от греха.

В эту самую секунду я так люто ненавижу Амира, что мне хочется выйти на балкон люкса на двадцать пятом этаже и проораться на весь этот гребаный, наверняка привыкший к подобным извращениям Дубай.

Отвернувшись, остервенело дергаю пояс и скидываю сарафан на пол. Затем отправляю туда же крошечные белоснежные стринги.

Охлажденный воздух и, вообще, вся ситуация в целом заставляют тело дрожать. Опускаю чашу на пол и усаживаюсь рядом на колени. На Амира глаз не поднимаю, но чувствую, что он вот-вот прожжет дыру в моей макушке.

Аккуратно подвернув брючины, снимаю носки, радуясь, что они не вонючие, и помещаю ступни Хаджаева в еле теплую воду.

Положение, которое в данный момент занимает мое тело, само по себе унизительно, а то, чем я занимаюсь, – унизительно вдвойне. Кусаю губы, чтобы не разрыдаться, предательски шмыгаю носом и небольшим ковшиком поливаю ноги моего мучителя.

– Ты там ноешь, что ли? – гремит голос сверху.

– Нет, – мотаю головой.

Надо быть сильной. Тщательно намыливаю ступни и снова поливаю их водой. Не скажу, что я брезглива. Скорее смущает сам момент.

Я, стоя на коленях, мою ноги мужчине. Абсолютно голая и беззащитная.

Расстилаю белоснежное полотенце на пол. Приподняв глаза, замечаю внушительный бугор в районе ширинки и расстегнутый кожаный ремень.

– Наведи здесь порядок, – снова приказывает Амир, убирая ноги.

Он наклоняется, чтобы плеснуть виски в стакан, и задумчиво наблюдает, как я, опустив ковшик в таз, осторожно несу все это в ванную комнату. Боковым зрением замечаю, что как только я выхожу из гостиной, Хаджаев поднимается и следует за мной.

Дверь хлопает дважды. Воздуха будто меньше становится. Помыв руки, едва успеваю сбрызнуть лицо прохладной водой.

Амир наваливается сзади, резко толкнув меня к стене. Взвизгиваю от температурного перепада: грудь и живот упираются в ледяной кафель, а сзади прижимается горячее мускулистое тело.

Лучше б он сдох.

Потерпел крушение.

Разбился…

Но Хаджаев, живехонький, шелестит упаковкой презерватива и тяжело дышит мне в спину.

– А-амир, – жалобно пищу, потому что между ягодиц чувствую противную, холодную смазку. – Ты же не будешь…

Тело сковывает приступ ужаса.

Руками глаза прикрываю. Не верю, что это со мной происходит. Слишком быстро все. Неправильно. Жуть как неправильно и несправедливо.

Головка члена упирается в анус. Я внутренне сжимаюсь, не пуская ее в себя. Паника раздувает шум в ушах. Так страшно мне еще никогда не было.

– Пожалуйста… Амир, не надо… – скулю от боли.

Снова плачу, прошу и умоляю. А затем с облегчением прикладываюсь лбом к стене, когда член скользит ниже и проникает внутрь.

– Спасибо, – всхлипываю, выгибаясь. – Спасибо…

– Ты, может, заткнешься? – цедит он, перекидывая мои волосы на грудь и грубо фиксируя шею сзади.

Чтобы уменьшить натяжение между ног, пытаюсь привстать на носочки, но сильные руки крепко удерживают. Звуки в ванной комнате становятся все порочнее.

Мужские бедра впечатываются в мои отрывисто: шлепками и резкими ударами. В какой-то момент Амир подхватывает мою ногу под коленкой и приподнимает ее. Приятнее не становится, но хотя бы не так больно.

Между нами влажно и скользко. И все это ужасно примитивно и по-животному. Просто поверить не могу, что кто-то из женщин занимается этим не за деньги, а по собственному желанию.

Тело горит до такой степени, что кафель подо мной согревается.

Амир совершает финальные толчки и больно щипает шею напоследок. Я в очередной раз ойкаю, всхлипываю и стремительно оседаю на корточки. К стене приваливаюсь устало.

Хаджаев выбрасывает презерватив в мусорное ведро. Включает и тут же вырубает воду, а затем извлекает из кармана брюк бумажник, отсчитывает деньги и небрежно, с пафосом кидает их передо мной.

Гипнотизирую стодолларовые купюры. Поднимать не решаюсь. Стремно…

– Плата за сегодня, – произносит Амир. – Я много на тебя трачу, Злата. Столько ты явно не стоишь. Давай в следующий раз побольше энтузиазма.

Ночь проходит… нормально.

Под утро я просыпаюсь без будильника, долго ворочаюсь в постели, разглядывая все еще чужую обстановку комнаты, отведенной Амиром для меня.

Панорамные окна, за которыми виднеется темный рассвет с налетом тумана, высокие потолки, добротная, отельная мебель светлых оттенков. Пожалуй, в лучшем месте я в свои восемнадцать еще не просыпалась.

На тумбочке рядом с кроватью разбросаны доллары, которыми меня щедро осыпал Хаджаев. Закусываю губу от вновь нахлынувшего чувства стыда, и думаю о том, что произошло вечером. Больше всего на свете я хотела бы об этом не вспоминать, но между ног все еще неприятно тянет, а на моей загорелой коже… не знаю, как объяснить… будто липкий слой.

Липкий слой, который никогда не отмоется. Как не три его мочалкой. Быть может, никто и не заметит, но я то знаю, что он есть. От этого паршиво и мерзко.

Вместе с этой вспышкой самоуничижения снова приходит осознание – назад дороги нет. Сейчас либо вперед, либо… хоть умирай.

Вот такое внутри настроение. Жалость к себе ласково окутывает, но я, словно от противной паутины, пытаюсь отмахнуться.

Я не буду себя жалеть.

Каждый человек сам выбирает дорожку, по которой ему идти. К сожалению, при рождении в роддоме не выдают географическую карту, поэтому куда именно ты придешь – в черное болото или прекрасный сад – покажет только сама жизнь. У меня есть определенные сомнения по поводу того, что выбранным мной способом можно прийти к чему-то хорошему, но я тут же снова озираюсь.

Пока я была честной, я просыпалась в своей комнате в Пьянково… А сейчас здесь. Так что по хрен на моральную составляющую. Она еще никого не сделала богатым или счастливым.

Как только слышу, что за Амиром захлопывается входная дверь, быстро поднимаюсь и заправляю свою кровать. А затем, замотавшись в белоснежное полотенце, бегу в гостиную.

Мои пакеты так и остались сваленными на пол. После того как Хаджаев меня оставил в ванной комнате, я побоялась идти сюда. Просто, чтобы снова не показываться ему на глаза, и он не захотел повторить. Слышала, многие мужчины не заниматься сексом несколько раз за ночь, но почему-то дагестанца я к таким несостоятельным не отношу. Уверена, что потенциал у него ого-го… Как и размер…

Опустив пакеты на кровать, начинаю примерку. Про себя я называю это «шлюшьей психотерапией». Слово это использую специально. Чтобы не было иллюзий.

Я уже приехала сюда, как наша корова Таська – на веревке и хлопая длинными ресницами. Приехала за Айкиными обещаниями «легкой» работы. Надо улыбаться – говорила она. Быть красивой. И пить шампанское. Вместо этого всего я мою ноги Амиру Хаджаеву, а потом он меня грубо трахает у стены.

Не-а. Так себе сказочка.

Нет, нет и нет. Я больше верить не буду и себя обманывать тоже. Хватит.