Южный Урал № 13—14 - Страница 20

Один из лучших формовщиков цеха Гадилша Изельбаев спрыгивает со станка, на котором сидел, и, выпрямившись, в упор глядя на Якунина, пересиливая шум, громко спрашивает:

— Непонятно, товарищ начальник. Выходит, мы не выполнили обязательства?

Якунин широко разводит руками:

— К сожалению, так, товарищ Изельбаев.

— А почему? Кто виноват?

— Так я же только что об этом толковал.

— Толковать-то толковали, да я ничего не понял — бестолково получилось! — И, безнадежно махнув рукой, Изельбаев с хмурым видом прислоняется к станку.

Изельбаев умеет и любит работать хорошо и быстро. Когда смотришь на его работу — невольно залюбуешься: так быстры, стремительны его движения. В прошлом месяце он выполнил план на 190 процентов, работал на совесть. Поэтому ему и хотелось узнать, кто же виноват, что отделение не выполнило обязательство. Он честно выполнил свое обязательство, а вот кто-то его не выполнил, спрятался за спину передовиков, а кто — неизвестно. Якунин его не назвал, отделался общими фразами. Изельбаеву обидно и досадно…

— Долго ли я на этом станке буду брак делать? — неожиданно спрашивает стоящая рядом с Изельбаевым формовщица Александрова.

— Какой брак? Где брак? — переспрашивает Якунин.

— Вот на этом станке брак. Вы только посмотрите, как он работает. Посторонись-ка, Изельбаев! — Александрова собирается включить станок, чтобы наглядно продемонстрировать-его работу.

Якунин тревожно взмахивает рукой:

— Не надо, не надо, Александрова! Сейчас нам механик расскажет, в чем тут дело… Где-то тут механик был, куда он девался, не видали?

Высокий полный человек суетливо мечется среди рабочих, отыскивая механика. Механика нет, к одной из колонн прислонился его заместитель Бушев. Ему явно не хочется вмешиваться в разговор — он с отсутствующим видом осматривает кончик папиросы. Якунин подхватывает Бушева под локоть и вводит в круг рабочих:

— Вот товарищ Бушев нам все расскажет. Это его дело.

Бушев бросает окурок, затаптывает его каблуком и медленно говорит:

— А что я скажу? Эти два мы отремонтировали, — он кивает на соседние станки, — дойдет очередь и до этого.

— А я тем временем брак буду делать? — возмущается Александрова.

В группе у станков завязывается спор, из которого до остальных формовщиков доносятся отдельные слова. Часть людей уходит на свои рабочие места, другая переминается на месте — они уже устали стоять, а собрание все не кончается.

Торопливо закончив спор, Якунин оглядывает поредевшие ряды и поднимает руку:

— Внимание, товарищи! Нам еще надо принять обязательство на этот месяц. Черепанов, читай!

Формовщик Черепанов начинает читать проект обязательства, но его едва слышно — кое-где уже загрохотали формовочные станки. Напрягая голос, Черепанов дочитывает проект.

Якунин быстро спрашивает:

— Замечаний не будет, товарищи? Голосую. Кто за — поднимите руки! Кто против? Воздержался? Собрание закрыто!

Все расходятся. Якунин подходит к Семину и не без смущения говорит:

— Немного не рассчитал я свое выступление, Петр Васильевич — затянулось дело…

— Почему не рассчитали? Наоборот, очень хорошо рассчитали, — отвечает ему Семин и уходит.

Якунин оторопело смотрит ему вслед: как понять слова начальника цеха?

Ровно в четыре часа пополудни двери в кабинет Семина распахиваются, и друг за другом входят все те, кто должен участвовать в «площадке брака»: начальники отделений, технологи. Размещаются каждый на своем месте — там, где он сидел вчера, и месяц тому назад.

Поясним, что это за мероприятие с таким странным названием. Каждое утро к 11 часам на одну, из площадок в очистном отделении собирают всю бракованную продукцию, выпущенную цехом за минувшие сутки. Сюда сходятся мастера, начальники участков и отделений, технологи, иногда приглашают и рабочих. Выясняются причины, по которым забракованы те или иные отливки, а в 4 часа каждый начальник отделения является в кабинет начальников цеха «держать ответ». Эти совещания и называются «площадкой брака» — название не совсем удачное, но настолько вкоренившееся в производственный быт, что никому и в голову не приходит придумать какое-либо другое, более подходящее.

Золотистые стрелки показывают на черном циферблате две минуты пятого, и Семин предоставляет слово Якунину.

— Вчера выдали двадцать один дефектный блок. По тридцать первой причине — семь, — начинает тот.

Это значит, что вчера в цехе был выявлен 21 блок цилиндров, имеющих те или иные дефекты, в которых повинно формовочное отделение. «Семь по 31-ой причине», значит, что изъяны семи блоков вызваны засоренностью формы.

Весь отчет Якунина состоит из таких вот выражений и цифр, понятных только литейщикам. То и дело называются отливки автомобильных деталей — коллектора, картера, коробки скоростей, тормозного барабана — и тут же называются номера причин, вызвавших брак. Таких причин много — существует даже 93 причина. Наиболее распространенные из них: 66 — полом стержней в отливке, 31 — засоренность формы, 14 — попадание шлака в форму в момент заливки и образование шлаковых раковин.

Семин то и дело прерывает Якунина вопросом: что сделано, чтобы устранить причины, вызвавшие брак?

— Принимаем меры, Петр Васильевич, — вздыхает Якунин.

— Какие?

— Против вчерашнего меньше стало браку, Петр Васильевич, на понижение пошло, — уклоняется от прямого ответа Якунин и торопливо продолжает отчет.

После нескольких вопросов Петр Васильевич, как бы между прочим, спрашивает:

— Ну как, товарищ Якунин, доволен сегодняшним собранием?

— Собранием? Ничего. Доволен. Собрание, как собрание.

Он понемногу сдвигается на край стула — так велико охватившее его волнение.

— А мне что-то оно не совсем по душе пришлось, — говорит Семин.

— Не знаю, чем оно не понравилось. Поговорили, обязательства приняли — чего еще надо?

— Пора научиться проводить собрания рабочих для пользы дела, а не для формы, — говорит Семин. — Нам собрания нужны не для протокола, а для того, чтобы рабочие поняли, какие задачи перед ними стоят и как эти задачи надо выполнять. Поняли это рабочие, как по-вашему?

— Если вы насчет Александровой, Петр Васильевич, так это, конечно, ошибочка получилась. Я же ее предупредил — не выступай, наладят твой станок, а она выскочила. Что я мог поделать?

— Правильно сделала, что выступила! Так и надо выступать! — резко чеканит Семин и продолжает: — Я хотел тут же закрыть собрание, да пожалел ваш авторитет. Мы посовещались с товарищами и решили, что завтра надо собрать рабочих и извиниться перед ними за безобразную подготовку собрания…

Наступает молчание. Якунин сидит на самом краешке стула.

— Но, Петр Васильевич… Ведь вроде бы ничего прошло, — бормочет он.

— Сегодняшнее собрание отменяем. Завтра проведем другое, — отчетливо повторяет Семин и в упор смотрит на Якунина.

— Хорошо. Будет сделано.

Отчеты продолжаются. Сообщения начальника стержневого отделения Устюжанина и начальника очистного отделения Тихомирова проходят сравнительно спокойно — они получают всего несколько замечаний. Спокойно начинается и отчет начальника плавильного отделения Зубова — худощавого человека с сухим и смуглым лицом.

— Имеем одиннадцать дефектных блоков. Три по 14-ой причине — шлаковые раковины, — начинает он.

— Перегородки поставлены? — сухо спрашивает Семин.

Зубов мнется.

— Нет еще, Петр Васильевич.

— Почему?

— Не надеюсь я на них, Петр Васильевич. Струя размоет в два часа, полетят сразу…

Речь идет о перегородках внутри разливочных ковшей. Перегородки должны преградить шлаку выход в опоку. Зубов не ставит их, потому что считает, что в момент заполнения ковша из вагранки струя чугуна, ударив о перегородку, разобьет ее.

— Откуда это известно? — спрашивает Семин.

— Вагранки высоко стоят. Удар получается сильный…

— Но ведь не пробовали? Заключение-то умозрительное? Без опыта?