Южный Урал, № 11 - Страница 18

Гаек и болтов заводу нужны многие миллионы. Присмотритесь к грузовой автомашине — вы увидите, что чуть не вся она скреплена болтами и гайками. Круглые шляпки болтов и граненые головки гаек видны всюду: на кузове и кабине, на раме и колесах, на моторе и осях. На каждую машину идет больше тысячи гаек самых разных по величине — крошечных и больших, с кулак, — самых причудливых форм.

Кажется, пустяковое дело — болт и гайка. Но когда их нужно сделать миллионы, — тогда это дело нешуточное! Занимаются им сотни рабочих, поставлены на эту работу сотни станков, и не простых, а сложных — автоматов и полуавтоматов.

И если не выдать хоть десяток самых крошечных гаек на конвейеры, где собирают оси, рули, кузова, кабины, моторы и всю машину целиком, — сборка остановится. Тотчас же в цех нормалей побегут злые и встревоженные гонцы: почему нет гайки номер такой-то? Цех приходит в волнение. Рабочего, который выпускает гайку номер такой-то, окружают сердитые, взволнованные люди. И разговор идет резкий и крутой…

Впрочем, такие случаи в цехе нормалей бывают довольно редко. Цех передовой: в кабинете Бориса Федоровича висит Красное переходящее знамя победителей социалистического соревнования. Это значит, что весь коллектив работает хорошо и снабжает крепежным материалом сборщиков в избытке.

В том, что цех передовой и вот уже много месяцев здесь хранится переходящее знамя, немалая заслуга наладчиков. Наладчик станков! Мало еще знают об этих людях, об этой профессии. Незаметная она еще у нас. А если подумать, то эта профессия — с большим будущим. Наладчик по существу — рабочий будущего.

Недавно Завдят видел в «Правде» снимок автоматической станочной линии. Стоит длинный ряд работающих станков, их почти столько же, сколько в цехе Завдята, но нигде не видно людей. Оказывается, обслуживают линию всего один-двое рабочих — наладчики. А в Москве уже есть завод, на котором все делается автоматически. Автоматы сами плавят металл, сами отливают важнейшие детали автомобильного мотора — поршни, обтачивают, рассверливают, шлифуют их и, наконец, завертывают в бумагу и упаковывают в ящики. Кто обслуживает этот завод? Ясно, наладчики.

Пока еще автоматических заводов, цехов, станочных линий мало. Но со временем их станет неизмеримо больше, и тогда рабочих с высшим образованием будет много…

Так раздумывал Завдят о будущем своей профессии. И не только раздумывал — он готовился к тому, чтобы стать настоящим рабочим будущего. С этой целью он поехал в Златоуст, начал заочно учиться в Московском политехническом институте. Ганеев любит станки, любит возиться с ними и знает, что без инженерных знаний он никогда не сможет понимать их, стать их настоящим хозяином.

Недостаток знаний он ощущает уже сейчас. Даже теперь цех нормалей чем-то напоминает завод-автомат. Станков много, а рабочих не так уж много, десятки. У некоторых станков совсем никого не видно. Станок работает, рокочет, одна за другой падают в железное корытце обработанные гайки и болты. Подойдет иногда работница, высыплет в бункер заготовки гаек, осмотрит его и уйдет к другим станкам, займется другим делом. Это работает станок-автомат.

Вот другой станок, огромный, как трактор. К нему приставлены шесть длинных труб. В трубы вставляют металлические штанги длиною в несколько метров. Рабочий включает станок и уходит, а станок сам понемногу втягивает в себя каждую из этих штанг, обрабатывает на ее конце гайку, отрезает ее, выбрасывает в железное корытце. Это тоже станок-автомат.

Но есть и такие станки, при которых рабочий должен находиться неотлучно. У него немного дела — он вставляет и вынимает по одной детали. И все же такие станки уже называются полуавтоматами.

К одному из таких гайконарезных полуавтоматов и направляется Завдят Ганеев.

Цех нормалей представляет из себя длинный и широкий зал. В середине его в два ряда идут колонны, подпирая высокий потолок. Колонны и промежутки между ними пестрым-пестры от множества плакатов, лозунгов, стенных газет, всяческих бюллетеней и красочных графиков.

Между колоннами оставлен широкий проезд для электрокаров и грузовиков-тягачей. По ту и по эту сторону проезда сплошь, в несколько рядов, стоят станки. Каких только здесь нет станков! Токарные, сверлильные, нарезные, фрезерные, шлифовальные, большие и маленькие, старые и новые.

Каждый станок Ганеев знает до мельчайших деталей. Знает, когда станок появился в цехе, в каком состоянии его механизм, какой у него «характер», какие у него капризы. Он любит и умеет быстро и точно настраивать станок, чтобы он выпускал болты и гайки нужных размеров.

И теперь, появившись в цехе, он окидывает станки любовным долгим взглядом. Станки разговаривают на разных языках, словно приветствуя Завдята, своего хозяина.

Вот идет навстречу Завдяту Сергей Иванович Тиунов, секретарь цехового партийного бюро, невысокий стройный человек с подвижным, веселым лицом и очень ясными серыми глазами. Он еще далеко, но Завдят видит на его лице ласковую усмешку и читает в глазах вопрос: «Чем кончилась поездка? Приняли?»

Завдят издали утвердительно кивает, и Сергей Иванович поднимает над грудью крепко сжатые руки. «Крепко жму руку и поздравляю!» — обозначает этот безмолвный жест.

Медленно, не торопясь, они идут друг к другу и встречаются на середине цеха.

— Я же тебе говорил — не волнуйся, примут. Вот видишь — и приняли, — говорит Тиунов.

— Зачислен без экзаменов. Медаленосец, — улыбается Ганеев.

— Поздравляю. Теперь ты у нас без пяти минут инженер, — шутит Сергей Иванович.

— Какое там — без пяти минут! Без пяти лет — это вернее будет, — качает головой Завдят.

— Ничего, и пять лет пройдут…

Завдят пожимает плечами: сказать легко, а вот учиться будет тяжеловато. Уж это наверняка!

— Что нового в цехе? — спрашивает он.

— Все то же — левые гайки мучают. Нехватает. Надо что-то предпринимать, Завдят…

Сергей Иванович выжидательно смотрит на Ганеева.

В гайках имеется два вида резьбы: один вьется по внутренней части гайки слева направо, другой — справа налево. Поэтому одни гайки здесь называют правыми, другие — левыми. Левых гаек цех выдавал мало, потому что станок был слабый, с одним шпинделем.

— Думаю, думаю, Сергей Иванович. Решил сегодня взяться за наш гайконарезной полуавтомат, — говорит Ганеев. — Попробую поставить автоматику.

— Берись, посмелее берись, Ганеев! — одобряет Тиунов.

Они расходятся.

Гайконарезной станок стоит в дальнем конце цеха, и Завдят идет к нему через все помещение. Станочники здороваются с наладчиком. Некоторые поднимают вопросительно брови и делают такой жест, будто пишут пальцем на ладони.

Завдяту ясно, что это обозначает: «Записали? Будешь учиться в институте?» Он в ответ утвердительно кивает: «Принят, записали! — и видит одобрительное подмигивание: «Во-от! А ты сомневался!» Завдята здесь хорошо знают. Без малого десяток лет проработал он в цеху. Знают и его намерение получить диплом инженера, интересуются его успехами…

Гайконарезной станок когда-то был автоматом: заготовки гаек засыпали в бункер — подобие ящика, — они по движущейся цепочке сами поступали в станок, и там метчик[1] нарезал внутри отверстия гайки серебристую правую резьбу. Когда в годы войны станок привезли на Урал, вся его автоматика, — так назывался бункер с устройством, подающим гайки в станок, — оказалась неисправной. Станок стали использовать как полуавтомат. Около него сидела работница и одну за другой вставляла гайки в узкую щель. Но работница не могла вставлять гайки так быстро, как это делала автоматика. Обычно работница пропускала один ход станка и вставляла гайку через ход. Таким образом, станок обрабатывал гаек вдвое меньше, чем мог.

Понятно, что Ганееву это не нравилось. Гаек с левой резьбой выпускали мало, из-за них часто происходили не очень-то приятные разговоры со сборщиками автомобилей. Наладчик давно подумывал о том, что надо восстановить автоматику, но не решался браться за такое дело: чувствовал, что маловато знаний. Теперь, окрыленный своей удачей в Златоусте, он осмелел и решился. Ведь он уже не ученик 10 класса вечерней школы, а студент-заочник политехнического института. Это обязывает браться за дела более сложные, чем простая наладка станков.