Южный Крест (СИ) - Страница 23

- Да все! Отличная компания. Ученые, художница, торговый атташе - тебе мало?! Ты всегда недоволен! Лучше вернуться в Россию, зажить с мамочкой в лесу и рассматривать чужую мазню на своих стенах? - сказала Лена с негодованием.

- Все. Я устал. Хочу остаться один. Один!

- Ах, один! - вскинулась Лена, ища ссоры. - Ты серьезно?

В глазах ее ходили волны, появилась какая-то глубокая решимость, отчего она вся подобралась и осунулась.

- Kонечно нет. Надо... подумать. Побыть одному.

- А я серьезно! Мне все надоело, все, все!

- Что происходит?! Ты мучаешься и меня мучаешь! - неистово закричал Вадим и, вскочив с земли, сделал попытку обнять жену, но она вырвалась и отвернулась. - Лена, я хочу видеть твои глаза: когда же мы поймем друг друга?! В России мы измучились вместе ужасно!.. - вырвалось у него.

Рывком оглянувшись, Лена с минуту исступленно вглядывалась в лицо мужа, как будто в недоумении.

- Ты, оказывается, измучился со мной!

- Слушай! - Вадим оробел, увидев ее лицо, но стараясь говорить успокаивающим тоном, сказал: - Мы здесь больше двух лет и что же? Сначала тебе понравилась страна, все было увлекательно. Я видел что ты повеселела, оттаяла, и наши отношения наладились, ведь правда? А последний год мы опять живем, как чужие.

- Опять спать! - вскричала она, рассмеявшись неестественно и немного истерично. - - Ты вообще, кроме постели, ни о чем думать не в состоянии!

- Да побойся Бога! - воскликнул Вадим. - Это никогда для меня не было главным! Но я чувствую, я знаю, ты не любишь меня!

- Да ничего подобного! У меня была тошнота... - заметалась она, - этот транспорт, ты помнишь... я дико уставала!

Он напряженно ждал, а она замолчала, потом подняла сведенное судорогой лицо и вдруг словно выплюнула:

- Если есть что-нибудь в этом мире, что я ненавижу, так это грязные сучьи игры! Не выношу, когда ты лезешь ко мне с этим! И никогда, слышишь, идиот, не смей задавать этого вопроса! - завопила она вне себя от бешенства и ринулась к дому, но не добежала, а, передумав, бросилась к машине, села в нее и, крикнув Вадиму: "Я - домой! Сам доберешься!", - прижала стартер и вылетела со двора.

Вадим подошел к открытой двери на веранду, взглянул на осыпанный стеклянными брызгами праздничный стол и нарядных людей, но вовнутрь не вошел, а оглянулся вокруг.

Дом по самую глубину трубы опустился в густой мрак, населенной ночной, тайной и пугающей жизнью. Чернота перевалила в распахнутые окна. Мохнатые ночные тени, задрожав веками, приоткрыли серые глаза и осторожно прислушались.

Стол, такой нарядный недавно, погас, осунулся, скорбя о разорении, незаметно растеряв невозмутимо-плотскую, пышную красоту. Эти вазы, фрукты, цветы! Золото и бордо, хрустальное позвякивание в праздничной, в вечной жажде! Тонкая, нарастающая печаль... Ах, эти вазы, фрукты, цветы... и только усталость и сомнение... Нет, нет, еще не все пропало! Мы здесь, мы пируем, наша плоть жива и рвется вверх. В этом мощь: наверное Богу все равно, чего больше в нас - физического или духовного.

Но цветы увяли, стол высосан, как белая кость, стеклянная ваза неудержимо возвращается в песок, а от сочных фруктов осталась горстка сухих косточек - крошечных зерен неизменно и неудержимо наступающих новых пиров...

Но день погиб, навечно, навсегда погиб. Лодочкой, качаясь, он взмывает в небеса, скользит, плывет по бусинам минут, как фарфоровая безделка, но быстро и страшно покрываясь узором распада, чернотой заливая борта. Умер рассвет и умер закат, умер свет! - невозможный, неудержимый, летучий, как страсть, как случайные надежды, как могучий и жаркий крик последней секунды перед мраком, последний невыносимый зов - как вся жизнь что, лопаясь, звенит в этом проклятом крике! Сейчас, сейчас упадет Тьма!

Когда же мой черед? Нет - не пора. Только усталость и сомнение... И ничего больше. Нет места под этим небом все равно.

Глава 6

Когда мы с Леной ехали сюда, жизнь сулила перемены.

Нашей прежней жизни мы отдали весь свой душевный запас. В ворохе неисполнимых надежд растворились наши усилия и наше терпение. Разочарование осталось нам от прошлой жизни. Мы все хотели перемен.

Это и было как раз то, что мы нашли с Леной в новой стране. Здесь все оказалось совершенно непохожим на то, к чему мы привыкли и от чего так устали. Самые элементарные, но необходимые вещи, как оказалось, могли решаться безо всяких усилий, не утяжеляя жизнь и не угнетая дух. Они заняли подобающее им место - теперь мы попросту забыли о них.

Всякая мелочь в Австралии удивляла новизной: растущие бок о бок пальмы, вереск и березы, непохожие ни на что электрические розетки, к которым неизвестно как подступиться, змеи, иногда прыгающие на людей и газоны, которые не засевают травой, а выстилают зеленеющими лоскутами почвы.

А вода, которая в этом полушарии закручивается в кране в другую сторону!

А совершенно новые созвездия, словно ты сразу улетел на другую планету!

Мы не вылезали из зоопарков, изучали, ощупывали, удивлялись, вдыхая новые запахи и вглядываясь в этот почти зеркальный для нас мир.

Лена совершенно преобразилась. От ее печалей не осталось и следа. Она словно сбросила весь взрослый скарб, и в ней открылся добрый, солнечный ребенок, не видимый, но угадываемый мною раньше. Это было самое чудесное открытие в новой стране. Со мной теперь жило два светлых существа, и, кажется, я не был в их компании посторонним.

Добыв на прокат маленькую машинку, мы отправились в путешествие под звуки любимых всеми "Бременских музыкантов". Мы видели гейзеры и сталактитовые пещеры, белоснежные пустынные пляжи, зеленый океан с плывущими в нем китами, выход из огромных океанских волн самых крошечных в мире пингвинов. Мы видели как огромные вараны промышляют под машинами в поисках пропитания, а ковбои на родео пытаются удержаться на неоседланной лошади.

Вернулись мы через три недели и, кажется, вовремя, потому что Динка стала засыпать в самых неожиданных местах.

А скоро для нее началась учеба на английском языке. В это же время мы с Леной вспомнили, что кроме натуралистического интереса есть еще жизнь. Дома замелькали газеты, испещренные объявлениями о работе. Мы вместе составляли заявления, веером отсылали их и ждали ответа. Приняли к публикации мою первую статью о живописи великих испанцев. Не отказали мне и в другом журнале. Я перевел насколько статей на французский и отослал их во Францию в знакомые журналы. Кое-что приняли и там. Вскоре выяснилось, что постоянной работы нам никто предлагать не хочет, но на мои заработки мы можем жить. Лена, как оказалось, ожидала все-таки большего. Наш уровень жизни был лучше, чем в России, удобнее и полнее, но еще слишком близок к нему. Хотя, мне казалось, это не зависит от самого достатка, а от наших собственных привычек. Моя родная и нужная жена выслушала меня и согласилась: мы понимали друг друга, нам хотелось быть вдвоем, она была ласкова, весела и заботлива.